Попытки российского правительства унифицировать все стороны жизни и деятельности Запорожского Войска, подобно другим казачьим войскам империи, приводили к недовольству сечевой бедноты. В поисках территории, не контролируемой правительствами России, Турции и Польши, она в 1750-х гг овладевает нижним течением Южного Буга, превратив ее в постоянное место своей дислокации.

(Окончание. Начало — Владимир Мильчев. В поисках «Антисечи»: запорожские общины за пределами вольностей (1740-1760-е гг.) Часть I [2]).

Феномен зоны «трех границ» на юге Украины остается вообще неисследованным, хотя его влияние на образ жизни населения очевиден и требует тщательного научного изучения. Как пример подражания можем вспомнить о работе коллектива ученых под руководством академика Д.Роксандича (Хорватия), который занимается штудированием истории «Triplex Confinium» — области на Балканах в пределах границ Австрийской империи, Турции и Венецианской республики ²².

Типологические параллели в данном случае тем более уместны, поскольку кроме зоны схождения границ трех государств имеет место наложение их на зоны столкновения трех крупных субцивилизаций — православной, исламской и католической.

Как следствие, упомянутый комплекс факторов приводит к пребыванию населения данных местностей в состоянии перманентной войны друг с другом, чему способствуют и территориально-географические особенности регионов, способствующие неограниченному лавированию на их оперативном пространстве. Попробуем взглянуть на деятельность третьей из запорожских ячеек за пределами Вольностей сквозь призму концепции «зоны трех границ» и тогдашних документов.

Именно на территорию в низовьях Южного Буга, как на место постоянного пребывания ватаг запорожских охотников, обращали внимание и указывали современники еще в начале XVIII в., как во времена Старой Сечи, так и после перехода запорожцев под крымскую протекцию.

В частности, в июне 1705 года российский уполномоченный при разграничении земель между Очаковом и Сечью О.Украинцев в своих донесениях с р.Грузкой отмечал, что по рекам Южном Буга и Ингула обитает большое количество «запорожцов и иных гулящих людей», которые занимались, главным образом, угоном скота и грабежом имущества у очаковских турок и местных ногайцев ²³.

Образ жизни этих разбойничьих ватаг мало изменился и после олешковского периода запорожской истории. Так, 3 августа 1714 года в письме к Очаковскому Абди-паше польский гетман Сенявский жаловался на «swawolne kupy kozactwa z niemalu szkodu wypadaiuce» с территории Очаковской степи (Эдисана) в Польскую Украину ²⁴. Вероятно, подобной же была ситуация и во второй половине XVII в.: многочисленный козацтвующий элемент в поисках «хлеба казацкого» ​​оперировал в «трикордонной» зоне, удачно используя ее геоландшафтные особенности и специфику международного статуса.

По возвращении в 1734 г. подавляющего большинства запорожцев под российскую протекцию разбойницкая, или, по терминологии тогдашней документации, гайдамацкая активность несколько снизилась. Русско-турецкая война 1735-1739 гг также способствовала этому, поскольку давала возможность «проявить себя» широким массам сечевой бедноты.

После ее завершения и вступления в силу условий Белградского мирного договора, «добытчитский» элемент на Запорожье был поставлен в необычные для него и достаточно жесткие условия. Демаркация государственных границ между Российской и Турецкой империями, внедрение паспортной системы и сети форпостов, карантинов и таможен сделали практически невозможным занятие традиционным разбойничеством таким же образом, как и в прежние времена.

Внешне непримиримая позиция сечевой администрации по отношению к гайдамакам, которую Кош вынужден был занять под давлением российского правительства, заставляла «сиромаху»-добытчика искать новые земли для стационарного пребывания. Ими стали слабо заселенные и практически неконтролируемые крымской властью северо-восточные земли Очаковской степи (Эдисана).

Особенно массовый наплыв гайдамацкого элемента на эти территории начинается в начале 1750-х гг. Причем идет он не только из Запорожья, но и заднепровских мест. Этому способствовали сложные социальные коллизии, которые имели место во время и после выселения украинского населения с земель, отведенных российским правительством под Новую Сербию.

Выселение это приобрело черты настоящей депортации и привело к потере широкими слоями казачества и посполитых материального благосостояния, озлобление их против российской власти и новых поселенцев. Традиционно высокий, в заднепровских местах, процент люмпенизировавшегося мужского населения, оторванного от своей социальной среды также способствовал пополнению гайдамацких ватаг ²⁵.

На протяжении 1753-1755 гг наблюдается тенденция к учреждению временных и стационарных поселений по турецкую сторону границы. Так, 12 июля 1755 года командир Новосербского корпуса генерал-майор И.Глебов рапортовал в Сенат о получении им писем от Очаковского паши и буджацкого сераскир-султана, которые жаловались на произвол запорожцев-гайдамаков, стоящих лагерями на турецкой стороне границы и совершающих набеги на татарские улусы и окрестности Очакова.

Здесь же дается локализация этих лагерей — в местности Агирмекалы (вероятно, речь идет об устье р.Громоклии) и в устье Южного Буга ²⁶. Тот факт, что гайдамацкие курени формально находились на турецкой стороне границы, делало невозможным преследование их российскими и польскими военными командами. А очаковские турки, эдисанские и джамбуйлуцкие ногайцы были не в состоянии самостоятельно воспрепятствовать гайдамацким рейдам вглубь их территории ²⁷.

Представители российского военного командования также не склонны были брать на себя бремя ответственности за действия гайдамаков: 30 июля 1755 года в своем ответе Очаковскому паше И.Глебов соглашался, что это действительно могут быть бывшие российские подданные, известные под названием «аргаты» и «ренджиперы», что облюбовали себе тамошние пустые места для проживания ²⁸. То есть, он не исключил возможности того, что гайдамацтвующий элемент происходил из числа крымских запорожцев.

Однако, несмотря на подобную словесную эквилибристику представители местной русской власти начали принимать и реальные меры по обузданию гайдамацкой активности по обе стороны границы. Прежде всего была сделана попытка лишить громоклейских гайдамаков поддержки со стороны запорожского зимовника. Недостаток продовольствия, а часто даже элементарно приличных условий проживания гнали их зимой на обжитые земли Вольностей.

Так, 24 декабря 1755 года генерал-майор Глебов отчитывался перед Сенатом о мероприятиях, осуществленных с целью искоренения гайдамацтва среди запорожского населения. В отчете им указывалось, что главными пособниками гайдамаков в зимнее время, конечно же, являются большинство обладателей зимовников. Если бы они сотрудничали с официальными властями — гайдамацтво быстро было бы искоренено. Но тенденции к сотрудничеству не наблюдается, и вряд ли будет вообще. С учетом этого он приказал кошевому, чтобы военные команды во главе со «степенными» старшинами обследовали все зимовки в приграничных с Турцией и Польшей местностях с целью выявления всякого «​​неопределенного» ​​элемента ²⁹.

Подобные мероприятия имели смысл, поскольку на территории Бугогардовской паланки гайдамаки с турецкой стороны границы пользовались поддержкой местной старшины и обладателей зимовников, которая часто сама же и инициировала вылазки за «казацким хлебом». Среди таких особо следует назвать Гардовского полковника Тарана. По обвинению в полученные части добычи от гайдамацкой ватаги, вернувшейся из Новой Сербии, его в начале 1756 года привлекли к судебному следствию ³⁰.

Учитывая напряженность в отношениях с соседями, дополнительные меры для укрощения гайдамацтва были приняты не только представителями русского командования, но и высшей местной властью на Украине. Они, опять же, касались зимовников. В частности, февралем 1756 года датирован план, составленный и представленный на рассмотрение Сената гетманом Разумовским.

Согласно ему весной 1756 года должна была быть проведена общая перепись зимовников на территории Запорожских Вольностей. Хозяева зимовников должны были получить билеты на каждого из жителей. В случае необходимости уехать из зимовника каждый должен был иметь его при себе. Также предусматривался запрет на прием в зимовники всякого рода бродяг: их надо было под конвоем этапировать в Сечь и далее до прежних мест проживания ³¹.

Вообще же то, уже к середине 1750-х запорожцы-добытчики настолько твердо овладевают малозаселеными местностями нижнего течения Южного Буга, что происходит определенная трансформация представлений о границах турецкой границы в сознании ногайцев. С учетом этого весьма интересным является свидетельство ротного квартермистра Молдавского гусарского полка Гросула, который летом 1755 года был послан от генерал-майора Глебова с письмами к буджацкому сераскиру. На обратном пути ему в сопровождение было выделено 2 ногайца, которые при урочище Чечаклии, не доезжая 90 километров до официальной российско-турецкой границы, покинули Гросула и вернулись домой. Отказ сопровождать его дальше они аргументировали тем, что их могут порубить запорожцы-гайдамаки, живущие в этих местах ³².

Как видно из дальнейшего хода событий, среди «громоклейцев» в этот период отсутствовали четкая программа дальнейших действий и консолидирующая сила в лице волевого лидера, который бы мог укрепить и организационно оформить эту своеобразную «анти-Сечь». Уже в начале февраля 1756 года в Сечи появилось 50 перебежчиков, которые покаялись в своих грехах.

Сечевая старшина с пониманием отнеслась к такому проявлению повиновения: все гайдамаки были прощены и приведены к повторной присяги во время литургии, состоявшейся в Сечевой Покровской церкви 16 февраля. После этого они были отправлены в Громоклию для провозглашения амнистии от Коша всем тамошним козакам ³³.

Подобное, либеральное отношение Коша к гайдамакам имеет объяснение. Недовольство сечевой бедноты примиренческой политикой администрации Коша, в частности, преследованием гайдамаков по требованию российского правительства, грозило вылиться в серьезные беспорядки, что и произошло в июне 1756 года. Очевидно, определенная напряженность чувствовалась уже в феврале, а потому старшина решила не доводить «сирому» (казацкую бедноту — А.) до кипения принятием жестких мер против гайдамаков. Тем более, что поисками «казацкого хлеба» занимались широкие слои сечевиков.

О размахе гайдамацтва-добытчицтва в среде сечевых запорожцев может свидетельствовать «Реестр», составленный военным судом польской Украинской партии в лагере под г.Роскопицами в сентябре 1757 года и направленный в российский Сенат. На 7 листах этого документа представлены фамилии и имена 474 запорожцев, с конкретным указанием принадлежности к тому или иному куреню.

Сведения, которые составили основу этого реестра, были получены от захваченных на территории Речи Посполитой гайдамаков, во время проведения следствия. В среднем количество обвиняемых в гайдамацтве колеблется в пределах 10-12 казаков в каждом курене, что составляет примерно 3-6% от общего числа его членов. В то же время заметна и определенная неравномерность распространения этого социального явления по куреням от 1-2 (Уманский и Шкуринский курени) до 29-33 казаков (Васюринский и Кисляковский) ³⁴.

Справедливости ради следует отметить, что довольно часто гайдамацкие нападения на польскую территорию были иниспированы пограничными российскими командирами и сечевыми старшинами, которые сами же и боролись с гайдамаками. Так, весной 1758 года сотник Новослободского казацкого полка Табанец, который действовал согласно указаниям командира Новосербского корпуса генерал-майора Хорвата, навербовал 80 запорожцев-гультяев, которые должны были напасть на польские города Круты и Палииве Озеро.

Побудительным мотивом нападения было желание последнего отомстить местным командирам за препятствия в продвижении нескольким сотням валахов, которые предпочли поселиться в Новой Сербии ³⁵. Было и, так сказать, «гайдамакование» «на заказ». То есть, кое-кто из сечевой старшины сам становился негласным поводырем гайдамацких партий, обеспечивали их лошадьми и деньгами, имея за это соответствующую долю в добыче ³⁶.

На протяжении 1757-1759 гг громоклейско-мигейская вольница значительно возросла в количестве, окрепла организационно и материально. Всего же по состоянию на лето 1759 года общее количество гайдамаков на островах южнее Гарда-на-Буге, на крымской территории, оценивалось в 300 казаков (подъезд сотника слободы Аджамки Новослободского полка Носа). Согласно тех же показаний, гайдамакам всячески потакала старшина Бугоградовской паланки ³⁷.

В таких условиях запорожские добытчики превращаются во влиятельную силу в «трикордонье». Они чувствуют настолько уверенно настолько, что уже не боятся пограничной российской и польской стражи, устраивая с ними настоящие баталии. Так, 13 марта 1760 года российский разъезд обнаружил в слободе Орле гайдамацкую партию из 16 человек, которая только что вернулась из Польши. Гайдамаки пировали в одном из домов. На предложение сдаться они ответили стрельбой. В результате перестрелки 2 гайдамака были убиты, 2 взяты в плен, а остальные смогли прорваться за границу. 19 марта гайдамаки в количестве 20 человек предприняли своеобразный реванш — напали на российскую команду из 7 драгун и казаков, патрулировавших броды на р.Синюхе.

При этом были убиты 3 и ранены 1 из патрульных. Погиб командир патруля поручик фон Бой. Дальнейшее расследование показало, что в обоих случаях столкновения российским патрулям противостояли гайдамаки, которые в количестве 150 человек жили в Громоклии, с турецкой стороны границы. Кроме того, до 200 гайдамаков находилось на российской территории, в верховьях Мигийского Ташлыка ³⁸.

На протяжении 1760 года гайдамацкими отрядами из числа запорожской голытьбы была предпринята попытка закрепиться гораздо севернее стратегического треугольника «Россия — Польша — Турция». В частности, еще весной этого года 200 казаков построили на территории леса Чуты две закрома и жили там все лето, совершая оттуда вылазки в Польшу и окружающие новосербские укрепления ³⁹.

По требованию российского военного командования и гетмана Разумовского Кош был вынужден в конце августа 1760 года организовать настоящую военную экспедицию против гайдамаков, которые находились на территории Бугогардовской паланки. Кошевой атаман Иван Белицкий собственной персоной прибыл в Гарда-на-Буге с большим конвоем, в который входило подавляющее большинство куренных атаманов. В течение недели проводились облавы, в результате которых были схвачены около 40 гайдамаков из числа сечевой бедноты. По приказу кошевого их связали как ясырь [3] и хотели передать на расправу гетманскому полковнику Чесноку, который прибыл в Гард в качестве уполномоченного от Разумовского, но этому воспрепятствовали куренные атаманы. Они разобрали казаков своих куреней и отконвоировали в Сечь, где после процедуры раскаяния и присяги те были отпущены.

Подобное либеральное поведение сечевой старшины не осталась незамеченным представителями русского командования на юге. В частности, комендант крепости Св.Елисаветы Толстой на протяжении сентября отправил в Сенат и Военную коллегию ряд донесений, в которых сообщал о невозможности борьбы с гайдамацтвом силами Коша, поскольку часть старшины положительно относится к добытчитской деятельности своих подчиненных, а руководство Бугогардовской паланки само инициирует гайдамацкие вылазки. Как пример им был приведен тот факт, что в то самое время, когда экспедиционеры гоняли гайдамаков в окрестностях Гарда, из Миги беспрепятственно вышла ватага численностью в 160 казаков, которая направилась на промысел в Польшу ⁴⁰.

С целью предотвратить дальнейший рост численности гайдамаков правительство было вынуждено увеличивать количество застав на пограничных форпостах. По состоянию на август 1760 года в регионе постоянно находилось две команды казаков из Гетманщины, которые специально занимались борьбой с гайдамаками — полкового хорунжего Киселя (937 казаков) и полковника Чеснока (859 казаков), которые патрулировали русско-турецкую и русско-польскую границу, броды по рекам и леса Черный и Чуту ⁴¹. Но и они были не в состоянии искоренить гайдамацкие ватаги, поскольку те в случае опасности переходили за границу, а правительственные отряды не решались их преследовать, чтобы не провоцировать дипломатические конфликты.

Таким образом, по состоянию на 1760 год разрозненные отряды гайдамаков, несмотря на свою небольшую численность (всего не более 500 человек), смогли овладеть широкими просторами нижнего течения Южного Буга и его притоков, как с российской, так и с турецкой стороны границы. И, фактически, превратились в «третью силу», которая удачно противостояла попыткам официальных властей государств «треугольника» взять ситуацию под контроль.

Как и каждый год, наступление зимнего сезона замедлило активность гайдамаков в регионе, но весна 1761 года, по всем оценкам, должна была, учитывая тенденцию предыдущих лет, вознести это движение на небывалую высоту. Кроме того, возможным было объединение разрозненных гайдамацких куреней и образование на малоконтролируемых турецкой и крымской сторонами территориях северо-восточного Эдисана своеобразным «анти-Сечи» — как центра различных групп запорожской оппозиции.

Обеспокоенные размахом и силой этой группировки российские, турецкие и польские пограничные командиры, при самом активном участии дипломатических и военных ведомств своих стран, спланировали и осуществили в течение летнего сезона 1761 года серию совместных экспедиций, направленных против мигийско-громоклейских гайдамаков ⁴². Подобные целенаправленные военные акции достигли своей цели — гайдамацкие гнезда на территории Эдисана были искоренены.

Возвращение в том же году в свои дома экспедиционных отрядов из числа военнослужащих Новосербского корпуса (Новослободского казацкого, Хорватского гусарского и Пандурского полков), которые принимали участие в Семилетней войне, увеличило количество сил, задействованных в борьбе с гайдамаками. С 1761 г. наблюдается затихание активности гайдамацких ватаг на «трехкордонье». Ее проявления в 1768 году качественно отличаются от предыдущего периода и зоной деятельности, и ее характером.

Таким образом, в течение 1740-1760-х гг за пределами Запорожских Вольностей действовало три центра запорожской эмиграции.

Первый из них — крымский, был остатком гетманско-запорожской эмиграции 1709 года. После возвращения большинства запорожцев под российскую протекцию он не смог значительно возрасти количественно и организационно оформиться в качестве антитезы Запорожской Сечи. Присоединение к нему на протяжении 1740-1750-х гг незначительного количества перебежчиков не решило проблемы. В военно-политической системе Крымского ханства он также не сыграл заметной роли.

Второй — в окрестностях Каменного Затона и на Прогноях, образовался в результате экономической эмиграции запорожцев, которых привлекли на эти территории природные богатства и преимущества ведения торгового промысла. Несмотря на свое местоположение на крымской степи, эти запорожские колонии не подчинялись правительству ханства.

Имея достаточный военный потенциал, они обезопасили себя от попыток татар и турок перевести их под свою протекцию или согнать с захваченной территории. Политической и военной конфронтации их населения с администрацией Сечи и российскими властями не было. В заключительный период существования Сечи эти ячейки запорожской эмиграции было инкорпорированы в территориальную систему Вольностей.

Третий из центров — на территории северо-восточного Эдисана, возникший вследствие «выброса» из Запорожья представителей традиционного, «добытчитского» течения казачества — гайдамаков. Попытки российского правительства унифицировать все стороны жизни и деятельности Запорожского Войска, подобно другим казачьим войскам империи, приводили к недовольству сечевой бедноты.

В поисках территории, практически не контролируемой правительствами России, Турции и Польши, она в 1750-х гг овладевает нижним течением Южного Буга, превратив ее в постоянное место своей дислокации.

По состоянию на начало 1760-х гг мигийско-громоклейская группа запорожцев практически приблизилась к созданию своеобразной «анти-Сечи» — центра оппозиционно настроенных по отношению к российским властям и сечевой администрации групп казачества. Однако, небольшое количество казаков, отсутствие четкой программы действий и волевого лидера, который бы смог объединить вокруг себя все гайдамацкие ватаги, не дали им возможности эффективно противодействовать совместным российско-польско-турецким карательным экспедициям 1761 года.

Таким образом, из трех центров запорожской эмиграции за пределами Вольностей только последний — гайдамацкий курень на Миге и Громоклии можно рассматривать в качестве своеобразной «анти-Сечи». Наличие тенденции к основанию запорожской оппозицией самостоятельных от Коша анклавов во времена Новой Сечи, подтверждается биполяризацией запорожского казачества после 1775 г., которая привела к образованию двух главных наследников исторического Запорожья — Черноморского Войска и Задунайской Сечи, с соответствующим доминированием в них служебно-земледельческой и «добытчитской» традиций.

***

Статья была опубликована в издании: Научные записки. Сборник трудов молодых ученых и аспирантов Института украинской археографии и источниковедения им. М.С. Грушевского НАН Украины. — Т. 10. — К., 2005. — С. 231-250.

***

22 Rocsandiс Drago. Microhistory of the Triplex Confinium. — Budapest: CEU (Institute of Southeastern Europe), 1998. — P. 7-26 // http://www.ceu.hu/hist/triplex/objectives.htm [4]

23 РГАДА, ф. 89, оп. 1, 1705 г., д. 8, л. 31.

24 РГАДА, ф. 89, оп. 4, 1714 г., д. 5, л. 1 об.

25 Пивовар А.В. Поселення Задніпрських місць до утворення Нової Сербії в документах середини ХVІІІ століття. — К.: «Академперіодика», 2003. — С.42-109, 111-115.

26 РГАДА, ф. 248, оп. 113, д. 1579, лл.461-462.

27 РГАДА, ф. 248, оп. 113, д. 1574, лл.891-892.

28 РГАДА, ф. 248, оп. 113, д. 1579, л.464.

29 РГАДА, ф. 248, оп. 113, д. 1579, лл.627-627 об.

30 РГАДА, ф. 248, оп. 113, д. 1579, л.691.

31 РГАДА, ф. 248, оп. 113, д. 1579, л.690.

32 РГАДА, ф. 248, оп. 113, д. 1579, лл.357-360.

33 РГАДА, ф. 248, оп. 113, д. 1579, лл.786-787.

34 РГАДА, ф. 248, оп. 113, д. 1591, л.120-127.

35 РГАДА, ф. 248, оп. 113, д. 1591, л.197.

36 РГАДА, ф. 13, оп. 1, д. 78, лл. 12 об.-13.

37 РГАДА, ф. 248, оп. 113, д. 1591, лл. 848-848 об.

38 РГАДА, ф. 248, оп. 113, д. 1592, лл. 462-465.

39 РГАДА, ф. 248, оп. 113, д. 1592, лл. 540-541.

40 РГАДА, ф. 248, оп. 113, д. 1592, лл. 553-555.

41 РГВИА, ф.20, оп.1, д.641, лл.12-15.

42 РГАДА, ф.20, оп.1 (доп.), д.20, лл. 1-3.

—

Владимир Мильчев, доктор исторических наук, профессор, декан исторического факультета Запорожского национального университета; опубликовано на сайте historians.in.ua [5]

Перевод: «Аргумент» [6]

В тему:

• Братья по оружию и духу. О дружбе казаков и татар [7]
• Другой Богдан. Гетман Хмельницкий и внутренние смуты казацкого государства [8]
• Украинские казаки-характерники: слава и мужество, приукрашенные легендой [9]
• Казаки-«западники» [10]
• Как Петербург покупал украинскую элиту [11]
• Рождение украинской бюрократии. Как элита Гетманщины стала имперскими чиновниками [12]
• «Украинская земля насквозь пропитана кровью». Украина и ее место в Европе глазами британца [13]