Женщины-агенты советских и польских спецслужб в борьбе против ОУН и УПА

1.00

Нет

...Украинские повстанцы, завися от женщин, именно в них стали искать причины своих поражений. Женщины как «слабый пол» автоматически становились ответственными за неудачи повстанцев...

«Я всегда Был уверен, что женская агентура в нужных случаях более результативна, нежели мужская [...]. В необходимости именно женской агентуры я в будущем убеждался не раз» [1]

В далеком 1987 году, в контексте предстоящей публикации своих воспоминаний в Торонтской «Летописи УПА», Мария Савчин писала Петру Потычному, в то время соредактору издательства: «[...] Еще об арестах и тюрьмах. Наше общество просто не настолько софистиковано, чтобы писать об этих вещах глубоко и объективно с перспективы времени и с точки зрения тогдашних обстоятельств. Мы меряем эмиграционным аршином.

Чужой, опытный исследователь примет наши писания в руки и увидит, как часто мы шьем грубыми нитками. У нас все черное и белое, тогда как так в жизни не бывает и не было. Говорим и пишем (хотя и мало) о героическом поведении наших девушек в польской тюрьме, но не очень спрашиваем, как они туда попали, ведь жили-то на законспирированных квартирах. Факт, что сами себя сдали, особенно в начале, от побоев и запугивания. После окрепли и достойно переносили тяготы тюремные, но прежде геройством было не сознаваться, ибо такие не выжили, а сознаваться разумно, чтобы как можно меньше навредить оставшимся, и все-таки выжить [...]» [2].

Кардинальных изменений со времени написания этого письма не произошло: и в дальнейшем выходят в свет многочисленные отретушированные биографии повстанцев, авторы которых провозглашают однозначные вердикты. Культура памяти, а собственно частично и историография украинского националистического подполья, так и остались, за редким исключением, на позициях трафаретного изображения повстанцев в диапазоне между тотальной стигматизацией и апологетическим бронзированием [3].

Мария Савчин «Машенька» (слева) и Наталья Козакевич «Серая», 1943 год. Репродукция из книги: Марія Савчин. Тисяча доріг. Спогади. Літопис УПА. Т. 28. 1995 (Мария Савчин. Тысяча дорог. Воспоминания. Летопись УПА. Т. 28. 1995)

За последних шестьдесят лет одним из самых табуированных стал факт сотрудничества многих членов ОУН и УПА с органами советской и польской служб государственной безопасности. В культуре памяти это привело к двойному умолчанию. С одной стороны, линейная биографическая схема «доброго повстанца» в диаспоре, а позже и в Украине, не признавала фактов масштабного эффективного сотрудничества многочисленных активистов подполья с советскими службами.

С другой же, оппонентам ОУН и УПА было крайне «невыгодно» обнародовать тщательно проработанные механизмы вербовки агентов, которые базировались на грубом психологическом давлении и насилии. Признание масштабов насилия означало бы позиционировать повстанцев в роли жертвы в безвыходной ситуации.

Виктимный статус участников подполья придавал бы их деятельности своеобразное оправдание, что в рамках тотального осуждения было бы неприемлемым для советской власти. Одновременно, факт массовых арестов женщин-участниц подполья стал «жертвой» символической половой иерархии, которая связана прежде всего с женскими «слабостями» и позицией неприятия женщины как человека, способного действовать в экстремальных обстоятельствах войны.

В тему: «Перехват» чувств. Портрет предателя [2]

Открытие в течение нескольких прошлых лет доступа к некоторым документам из архивов СБУ и актам польских спецслужб позволяет осознать масштабы эффективной работы советских и польских силовых структур, которые с середины 1940-х годов быстро перенимали контроль над важнейшими пунктами, группами и информационным потенциалом подполья.

Фокус этой статьи, написанной на основании документов Отраслевого государственного архива Службы безопасности Украины (далее ОГА СБ Украины) и польского Института национальной памяти (далее ИНН [4]), протоколов допросов украинской Службы Безопасности ОУН (далее СБ ОУН (б) или СБ), опубликованных издательством «Летопись УПА» [5], и воспоминаний свидетелей событий, сосредоточен на «женском факторе», который активно использовали советские и польские спецслужбы. Какие механизмы влияния употребляли при вербовке агентов? В чем заключалась «работа» агентов-женщин и какое, собственно, место занимала гендерная специфика в процедурах арестов и привлечении женщин к агентурно-оперативным операциям?

В условиях значительной субъективности источников я не ставлю целью категоризацию возможных мотиваций женщин к согласию на агентурную работу. Учитывая тот факт, что большинство признаний в агентурной работе происходили в особо экстремальных условиях — например во время допросов сотрудниками СБ ОУН (б), в условиях открытой конфронтации с фактом подписи в устных разговорах или в рамках «пересказов» истории вербовки в докладах сотрудников советских органов безопасности [6] или УБ [7], — реконструкция согласия женщин на сотрудничество возможно только мозаично.

Изображение повстанцами пост фактум процесса вербовки, принуждения к подписи и самой агентурной деятельности как таковой представляют собой отдельный дискурс, анализ которого не входит в интенциональные рамки данной статьи. В этом контексте моей целью является, скорее, представление основных тенденций согласия женщин к сотрудничеству со спецслужбами, которые можно проследить, исследуя примеры женских биографий в ОУН и УПА.

Специфика источников и историография

Основным источником в исследовании тактики и методов борьбы советских спецслужб выступают документальное наследие НКВД-НКГБ, например архивно-уголовные дела арестованных повстанцев, протоколы допросов, отчеты и докладные записки органов государственной безопасности (НКГБ-МГБ-КГБ), внутренних дел (НКВД- МВД) [8]; документы польской службы безопасности УБ; отчетная документация ОУН и УПА, СБ ОУН (б), например — инструкции об обращении с агентами или способы их разоблачения, протоколы допросов заподозренных в агентурной деятельности [9].

Советские агентурные и агентурно-розыскные дела на участников подполья являются сегодня документами закрытого типа, к которым ученые не имеют свободного доступа [10]. Зато в Польше в рамках проведения политики люстрации все агентурные акты эпохи борьбы с украинским подпольем на территории Республики теперь открыты для широкой общественности и хранятся в Институте национальной памяти в Варшаве и его филиалах [11]. Документы силовых структур обеих сторон в последние годы довольно широко публиковались в сборниках документов [12].

Среди мемуаристики следует отметить книги Георгия Санникова, бывшего сотрудника КГБ в Западной Украине, воспоминания многочисленных повстанцев, отдельные акцентирования и пассажи которых являются ценным источником для реконструкции борьбы советских и польских спецслужб с националистическим подпольем [13].

Рабочий подход советских спецслужб в контексте противостояния националистического подполья и господствующей власти основательно был рассмотрен в работах Дмитрия Веденеева и Геннадия Биструхина [14]. Отдельные статьи вышли у Александра Ищука, Валерия Ефименко [15]. Гжегож Мотыга и Игорь Галагида опубликовали ряд работ об агентурной сети в украинском подполье на территории Польши [16].

Акцентируя внимание на гендерном аспекте, следует упомянуть прежде всего работы Джеффри Бурдса и биографическую книгу Владимира Иванченко о Людмиле Фое [17], написанную на основании ранее неизвестных архивных источников. Джефри Бурдс является сегодня единственным историком, кого заинтересовал вопрос длительного замалчивания женского участия в подполье.

На основе пока закрытых документов ГАРФ Бурдс рассматривает факты массового привлечения женщин конце войны в ряды подполья и вводит термин «феминизация украинского подполья». Особое внимание он уделяет именно моменту агентурной деятельности женщин. Исследователь также стал «первооткрывателем» многих замалчиваемых женских биографий.

Среди них и жизненный путь Людмилы Фои, которая, однако, через двойной характер агентурной деятельности не относится к традиционному типу «изменницы». Исследование судьбы Фои, имя которой связано с одной из самых успешных спецопераций СБ ОУН (б), продолжил Владимир Иванченко.

Несомненной заслугой книги является использование частной переписки Фои, материалов из ее агентурной и агентурно-розыскного дела и посмертных фото [18]. Среди авторов недавних обобщающих работ по участию женщин в украинском националистическом подполье следует назвать Татьяну Антонову, Оксану Кись, Лесю Онишко [19].

Людмила Фоя «Перелесник» (в актах советских спецслужб — агент «Апрельская»). Фото из криминального дела (архив СБУ). Фото tsn.ua

Людмила Фоя «Перелесник» (в актах советских спецслужб — агент «Апрельская»). Фото из криминального дела (архив СБУ). Фото tsn.ua [3]

В данной статье на основе отдельных примеров биографий женщин рассматриваются основные механизмы влияния силовых органов власти, которые стали известны благодаря открытым для использования актам спецслужб. Упоминая физическое давление на арестованных повстанцев, которое, несомненно, было одним из доминантных факторов при получении информации от арестованных повстанцев в 1940-х годах, я сосредотачиваюс свое внимание именно на тех механизмах влияния, которые могли бы быть решающими для согласия на сотрудничество с советской или польской властью.

Акцент сделан на инструментализации различных видов страха и надежд/желаний у арестованных — например, угрозы арестовать родственников и выслать в Сибирь, обещания оставить в живых супруга/супругу, усиленная активизация чувств мести и вины. Кроме того, в статье уделяется внимание ситуативному попаданию в агентурные сети (акты «Зони» и «Мирославы»), роли спецгрупп в вербовке повстанцев (акты «Мотри»). Отдельный раздел посвящен «разложенческо-профилактическим мероприятиям», в котором на примере Буковинского куреня изображено применения таких мер в отношении отдельно выбранной группы подпольщиков.

Следующий раздел проблематизирует амбивалентность документов по дискурсу подполья о женщине как предательнице [20]. Ведь, несмотря на наличие архивных материалов и воспоминаний, которые акцентируют недоверие к женщине как воину, многочисленные документы и приказы подполья демонстрируют масштабное привлечение женщин в ряды УПА.

Фильтрация versus мобилизация?

В послевоенный период, когда УПА все больше избегала прямых конфронтационных действий и предпочитала партизанскую тактику, одной из приоритетных задач советской власти в борьбе против «бандитизма» [21] был именно поиск информаторов и развитие агентурных сетей. Массовые аресты повстанцев, в частности женщин, их масштабные вербовки советскими и польскими спецслужбами приводили к дальнейшей «продуктивной» практике привлечения женского контингента к специальным операциям органов безопасности.

Возможно, именно этот факт побудил арестованную органами НКГБ Марию Болещук назвать «женскую ненадежность» причиной ликвидации женской сети ОУН в конце 1944 — начале 1945 годов. На допросе она подает аресты женщин и предательство ими других членов подполья как причину роспуска женской сети [22]. Далее в документе Болещук цитирует мнение и официальное объяснение уездного руководителя провода «Григория», который на собрании в феврале 1945 года главной причиной самороспуска женской сети назвал факт деконспирации и измену женщин [23].

Тенденцию к фильтрации женщин и факт существования всеобщего подозрения в предательстве в отношении женщин был замечен советскими органами. В этом смысле чрезвычайно показательна речь руководителя НКВД Тернопольской области Сараева, который на партсобрании в Чорткове 11-12 декабря 1944 докладывал следующее:

«Если посмотреть отчет оуновских вожаков, то из этих отчетов видно их признание в том, что в условиях Советской действительности работа оуновских организаций оказалась для них очень трудной и главным образом потому, что население оказалось более расположенным к советской власти, чем они этого ожидали. В связи с этим оуновские вожаки ищут выхода из создавшегося положения. Ими намечаются различные меры, одни выдвигают изменить организационную структуру ОУН. Другие считают, что нужно удалить женщин из УПА, так как в них видят элементы разложения, третьи предлагают вести борьбу не под флагом ОУН, исходя из того, что большинство населения рассматривают ОУН как немецкую агентуру...» [24]

Советская власть быстро и эффективно реагировала на действия повстанцев, удачно адаптируясь к господствующим внутри подполья дискурсам. Например, в практику все больше входили массовые аресты сельских жителей (преимущественно женщин) в случае ухода мужчин в лес. Через несколько дней формального допроса их отпускали. Одной из целей такой тактики было не только надежда случайно разыскать законспирированных членов подполья, но и провоцирование недоверия со стороны СБ к освобожденным из тюрьмы людям.

Таким образом создавалась особая атмосфера взаимных подозрений и антипатий: каждая женщина (или мужчина), побывавшие в тюрьме, могли теоретически быть завербованными агентами, что приводило, в свою очередь, к многочисленным ликвидациям подпольщиков сотрудниками СБ ОУН (б) [25] .

Однако, вместе с тем следует отметить, что именно в период наступления Красной Армии и ее прихода в западные области Украины на фоне возможного созревания недоверия к женщине как к предателю и «деморализующему фактору» происходит массовое вовлечение женщин в подполье, в частности в ОУН. Например, составленная из протоколов допросов арестованных повстанцев докладная записка главы управления НКГБ по Львовской области информирует о создании по указанию краевого провода ОУН сельских, подрайонових, окружных и областных проводов ОУН из числа женщин, которые должны были возглавить референтуры связи, разведки и хозяйственную [26].

Вышеупомянутая Мария Болещук на допросе указывала, что в УПА и СБ ОУН (б) на начало 1945 года и в дальнейшем разрешалось мобилизовывать женщин [27]. Можно утверждать, что в результате наступления советских воинских частей и осложнения легального пребывания мужчин в городах происходит массовая «переориентация» подполья на женских активистов.

Существуют, например, данные о планах привлечения женщин в СБ — обычно, традиционно мужское поле деятельности. Интересные детали подают протоколы допросов Йозефа Панькива. Последний подробно рассказывает о планах Григория Пришляка [28], руководителя информационно-разведывательного отдела референтуры СБ краевого провода, дополнить кадры СБ женскими сотрудниками [29]. У самого Панькива были планы по созданию разветвленной сети разведчиц, а его сестра, секретарь СБ ОУН Юлия Панькив, после бегства Панькива из города была назначена референтом СБ ОУН (б) по городу Львову [30].

Сразу после войны, в середине 40-х годов, когда советская власть активизировала борьбу против националистов в западных областях Украины и Прибалтике, украинское подполье понесло многочисленные потери. Массовые аресты повстанцев хронологически совпали с прагматичным массовым вовлечением женщин в ряды УПА. Как справедливо заметил американский исследователь Джеффри Бурдс, украинские повстанцы, завися от женщин, начали искать именно в них причины своих поражений [31]. Женщины как «слабый пол» автоматически становились ответственными за неудачи повстанцев...

[1] Санников Г. Большая охота. Борьба с вооруженным подпольем ОУН в Западной Украине. Москва, 2008. C. 145.

[2] The Peter J. Potichnyj Collection on Insurgency and Counter-Insurgency in Ukraine. Box 86. Folder «Pyskir M. (M. Savchyn, „Marichka“). 1987. Photo of V. Halasa». Письмо от 3 июня 1987 года. Сами воспоминания Марии Савчин, подпольщицы с многолетним опытом, вышли в 28 томе основной серии издательства «Літопис УПА» (Савчин М. Тисяча доріг. Спогади. Торонто—Львів, 1995).

[3] Искренняя благодарность Александре Опар (Оттава), которая вдохновила меня на эту статью, а также предоставила возможность пользоваться ее частным архивом. За помощь и ценные советы я также глубоко благодарна Оксане Кись, Юлии Кислой, Павлу Майкут, Оксане Товарянской и анонимным рецензентам статьи.

[4] Instytut Pamięci Narodowej.

[5] Боротьба з агентурою: Протоколи допитів Служби Безпеки ОУН в Тернопільщині 1946–1948. Кн. 1, 2. Літопис УПА. Томи 43, 44. Торонто—Львів, 2006; Кн. 3. Том 46. Торонто—Львів, 2007. (Борьба с агентурой: Протоколы допросов Службы Безопасности ОУН на Тернопольщине, 1946-1948. Кн. 1, 2. Летопись УПА. Тома 43, 44. Торонто-Киев, 2006; Кн. 3. Том 46. Торонто-Киев, 2007).

[6] Субъективность источников исполнительных органов власти следует рассматривать прежде всего в смысле давления на сотрудников для набора квоты агентов и существования постоянных лексических рамок протоколов допросов и тому подобное.

[7] Управление безопасности Польской Народной Республики (UB, Urząd Bezpieczeństwa), далее по тексту также как Министерство общественной безопасности (MBP, на польском — Ministerstwo Bezpieczeństwa Publicznego).

[8] Постоянное видоизменение аббревиатур советских спецслужб по тексту связано с их частым переименованием и перераспределением обязанностей в борьбе против «бандитизма» между МВД и КГБ.

[9] В статье использованы документы, хранящиеся в Отраслевом государственном архиве СБ Украины (ОГА СБ Украины), см. прежде фонд 13, дело 372; в Центральном государственном архиве общественных объединений Украины (ЦГАОО Украина), Государственном архиве Российской Федерации ГАРФ (см. прежде фонд 9478, отдел НКВД по борьбе с бандитизмом), Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ), в архиве Петра Потичного (Торонто) см.. The Peter J. Potichnyj Collection on Insurgency and Counter-Insurgency in Ukraine. University of Toronto Library.

[10] За исключением короткого периода полного открытия архивов в начале 1990-х годов и публикаций сотрудников архива СБУ на основе частично закрытых материалов в эпоху В. Ющенко. См. серия «Події і люди» («События и люди») в рамках издательства «Літопис УПА» («Летопись УПА»), редактор Петр Потичный. Несомненной заслугой этой серии является использование малоизвестных, закрытых для широкой общественности документов архива СБУ, публикация уникальных фотографий и частной переписки.

[11] К специфике базы источников Института и к истории люстрации в Польше с последующим образованием ИПН см..: Bensussan A., Dakowska D., Beaupre N. Die Überlieferung der Diktaturen. Beiträge zum Umgang mit Archiven der Geheimpolizeien in Polen und Deutschland nach 1989. Essen, 2004.

[12] Одной из первых публикаций стал сборник документов Ивана Биласа о существовании спецгрупп НКВД-МГБ, см.: Білас І. Під видом УПА. Трускавець, 1992 (Билас И. Под видом УПА. Трускавец, 1992). Среди последних публикаций см.: Владимирцов Н., Кокурин А. НКВД-МВД СССР в борьбе с бандитизмом и вооруженным националистическим подпольем на Западной Украине, в Западной Белоруссии и Прибалтике (1939-1956). Москва, 2008; Даниленко В., Кокін С. Радянські органи державної безпеки у 1939–1945 рр.: Документи ГДА СБ України. 1939 — червень 1941 р. (Серія «Більше не таємно». Т. 3). Київ, 2009 (Даниленко В., Кокин С. Советские органы государственной безопасности в 1939-1945 гг: Документы ОГА СБ Украины. 1939 — июнь 1941 г. (Серия «Больше не секретно». Т. 3). Киев, 2009. Документация СБ ОУН, использованная в статье, см.: Протоколи допитів Служби Безпеки ОУН в Тернопільщині 1946–1948. Кн. 1. Літопис УПА. Том 43. Торонто—Львів, 2006 (Протоколы допросов Службы Безопасности ОУН в Тернопольской 1946-1948. Кн. 1. Летопись УПА. Том 43. Торонто-Киев, 2006).

[13] Санников Г. Большая охота. Москва, 2008; Его же. Операция «Рейд», или История одной любви. Москва, 2007. В статье использованы также материалы проведенных автором интервью со свидетелями событий.

[14] Выборочно см.: Вєдєнєєв Д., Биструхін Г. «Повстанська розвідка діє точно і відважно...». Документальна спадщина підрозділів спеціального призначення ОУН та УПА. 1940–1950-ті роки. Київ, 2006; Вєдєнєєв Д., Биструхін Г. Двобій без компромісів. Протиборство спецпідрозділів ОУН та радянських сил спецоперацій. 1945–1980-ті роки. Київ, 2007. (Веденеев Д. Быструхин Г. «Повстанческая разведка действует точно и отважно...». Документальное наследие подразделений специального назначения ОУН и УПА. 1940-1950-е годы. Киев, 2006; Веденеев Д. Быструхин Г. Поединок без компромиссов. Противоборство спецподразделений ОУН и советских сил спецопераций. 1945-1980-е годы. Киев, 2007).

[15] Выборочно см.: Іщук О. Узагальнення органами КДБ УРСР досвіду боротьби з підпіллям ОУН та УПА: до створення відомчої тематичної колекції архівних документів (1959–1964 рр.) // З архівів ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ. 2009. № 1 (32). С. 87–120; Єфименко В. Феномен зрадництва серед працівників спеціального підрозділу ОУН(б): випадковість чи закономірність? // З архівів ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ. 2007. № 2 (29). С. 171–189. (Ищук А. Обобщение органами КГБ УССР опыта борьбы с подпольем ОУН и УПА: для создания ведомственной тематической коллекции архивных документов (1959-1964 гг) // Из архивов ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ. 2009. № 1 (32). С. 87-120; Ефименко В. Феномен предательства среди работников специального подразделения ОУН (б): случайность или закономерность? // Из архивов ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ. 2007. № 2 (29). С. 171-189.

[16] Hałagida I. Prowokacja «Zenona». Geneza, przebieg i skutki operacji MBP o kryptonimie «C-1» przeciwko banderowskiej frakcji OUN i wywiadowi brytyjskiemu (1950-1954). Варшава, 2005; Motyka G. (Red.) Służby Bezpieczeństwa Polski i Czechosłowacji wobec Ukraińców 1945-1989. Warszawa: IPN, 2005; Ibid. Ukraińska partyzantka 1942-1960. Warszawa, 2006.

[17] Бурдс Д. Советская агентура. Очерки военной истории СССР в послевоенные годы (1944–1948). Москва — Нью-Йорк, 2006; Ibid. Gender and Policing in Soviet West Ukraine, 1944–1948 // Cahiers du Monde Russe. Vol. 42. Numbers 2–4 (April—December 2001). P. 279–320.; Іванченко В. Квітка у червоному пеклі: Життєвий шлях Людмили Фої. Торонто—Львів, 2009. (Иванченко В. Цветок в красном аду: Жизненный путь Людмилы Фои. Торонто-Львов, 2009.)

[18] Это документы, к которым широкая общественность доступа не имеет. Отдельная благодарность Джеффри Бурдсу, оказавший автору возможность ознакомиться с сегодня закрытым для ученых агентурным делом Людмилы Фои. О неудачной операции НКВД, связанной с двойной агенткой Фоей среди сотрудников спецслужб ходили легенды. Возможно, именно поэтому Георгий Санников, бывший сотрудник КГБ, эмоционально ввел историю гибели Людмилы Фои в свои художественно окрашенные воспоминания. Санников в интервью сам отметил, что речь шла о другой женщине, имя которой он не помнит (частный архив автора, интервью от декабря 2009 года). Исследование Иванченко продемонстрировали, что Фоя не могла погибнуть от разрыва гранаты, как утверждает Санников. Она также не покончила с собой, как пишет Мария Савчин. Как исследовал Иванченко, согласно характеру посмертных фотографий и справке МГБ, Фоя погибла от пуль оперативной группы. См.: Іванченко В. Квітка в червоному пеклі. С. 51 (Иванченко В. Цветок в красном аду. С. 51).

[19] См.: Антонова Т. Жінка та її мирні, напівмирні та воєнні ролі в боротьбі ОУН та УПА // Український визвольний рух. Збірник 9. Львів, 2007. С. 138–147 (Антонова Т. Женщина и ее мирные, полумирные и военные роли в борьбе ОУН и УПА // Украинское освободительное движение. Сборник 9. Львов, 2007. С. 138-147); Кісь О. Жіночий досвід участі у національно-визвольних змаганнях 1940–50-х років на західноукраїнських землях // Схід-Захід: Історико-культурологічний збірник. Вип. 13–14. Історична пам\’ять і тоталітаризм: досвід Центрально-Східної Європи. Харків, 2009. С. 101–126 (Кись О. Женский опыт участия в национально-освободительной борьбе 1940-50-х годов на западноукраинских землях / / Восток-Запад: Историко-культурологический сборник. Вып. 13-14. Историческая память и тоталитаризм: опыт Центральной и Восточной Европы. Харьков, 2009. С. 101-126). См. также критическую рецензию Оксаны Кись о политической ангажированности и героическом нарративе на труд Богдана Савки, посвященному женщинам Тернопольской области: Кісь О. Проблема профанації жіночої історії в Україні. (Рецензія на книгу [Савка Б. А смерть їх безсмертям зустріла. Нариси, спогади, документи про участь жіноцтва трьох районів Тернопілля (Гусятинського, Заліщицького, Підволочиського) в національно-визвольній боротьбі ОУН-УПА 40-х — початку 50-х років ХХ ст. Тернопіль, 2003.]) // Народознавчі Зошити. 2007. № 5-6. С. 711–714 (Кись О. Проблема профанации женской истории в Украине. (Рецензия на книгу [Савка Б. А смерть их бессмертием встретила. Очерки, воспоминания, документы об участии женщин трех районов Тернопольщины (Гусятинского, Залищицкого, Пидволочиского) в национально-освободительной борьбе ОУН-УПА 40-х — начале 50-х годов ХХ ст. Тернополь, 2003.]) // Народоведческие Тетради. 2007. № 5-6. С. 711-714). Биографию одной из самых известных в официальном нарративе женщин-участниц повстанческого движения Екатерины Зарицкой см. в Онишко Л. «Нам сонце всміхалось крізь ржавії ґрати...»: Катерина Зарицька в українському національно-визвольному русі. Літопис УПА. Серія Бібліотека. Том 8. Торонто—Львів, 2007 (Екатерина Зарицкая в украинском национально-освободительном движении. Летопись УПА. Серия Библиотека. Том 8. Торонто-Киев, 2007).

[20] Избежать таких морально нагруженных терминов, как «измена», «денунциация» («донос») и т.д., в их применении и в современном каноне памяти, и в архивных документах, не представляется возможным.

[21] Другие методы борьбы, такие как, например, депортации семей повстанцев и «бандпособников», перепись населения, волны амнистий, кадровая политика НКВД-МГБ-КГБ, в статье не исследуются.

[22] Протокол допроса от 4 сентября 1945 года. ОГА СБ Украины. Ф. 13. Д. 372. Том.1. Л. 369-377. Опубликовано в: Кокін С. Анотований покажчик документів з фонду друкованих видань (1944–1953). Київ, 2000. С. 98–102 (Кокин С. Аннотированный указатель документов из фонда печатных изданий (1944-1953). Киев, 2000. С. 98-102).

[23] Там же. Следует отметить, что на протяжении 1945-1946 годов был распущен целый ряд других референтур, как, например, военная, «юношества», Украинского Красного Креста, хозяйственная. См.: Вєдєнєєв Д. Двобій без компромісів. С. 54 (Веденеев Д. Поединок без компромиссов. С. 54). Одновременно полностью сохранялись и даже значительно расширялись референтуры пропаганды и ВБ.

[24] РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 44. Д. 1837. С. 168.

[25] Расправы СБ ОУН с заподозренными в агентурной работе повстанцами приводили к многочисленным конфликтам в подполье. Пожалуй, одним из самых известных примеров является противостояние Николая Козака «Смока», руководителя референтуры СБ краевого провода на северо-западных украинских землях, краевого проводника ОУН на этих землях с 1945-го, и Степана Янишевского «Дальнего», референта СБ краевого провода «Одесса». Последний выступил против внутренних чисток в подполье, создав оппозиционный краевой провод. См.: Вєдєнєєв Д. Двобій без компромісів. С. 479 (Веденеев Д. Поединок без компромиссов. С. 479). Янишевский, арестованный в 1948 году органами МГБ, на допросах называл «Смока» и его сторонников «ликвидаторами». См. протокол допроса Янишевского в: ОГА СБ Украины. Ф. 13. Д. 372. Том. 50. Л. 238.

[26] ГАРФ. Ф. 9478. Оп. 1с. Д. 149. Л. 64. Из справки, составленной из протоколов допросов коменданта куста самообороны Дячишина и куренного УПА Гачкевича (допрошены 12 и 25 октября 1944 года).

[27] Кокін С. Анотований покажчик. С. 100 (Кокин С. Аннотированный указатель. С. 100).

[28] Йозеф Панькив, на момент ареста в октябре 1944 года областной референт СБ ОУН (Львов).

[29] ГАРФ. Ф. 9478. Оп. 1. Д. 135. Л. 193.

[30] Подробнее о привлечении женщин в ряды СБ ОУН (б) и другие сферы подполья см.: Petrenko O. Zwischenpositionen. Frauen im ukrainischen bewaffneten Untergrund der 1940er-50er Jahre / / Latzel Klaus K., Satjukow S., Maubach F. Soldatinnen. Gewalt und Geschlecht im Krieg vom Mittelalter bis heute. Paderborn, 2011. S. 257-78.

[31] Бурдс Дж. Советская агентура. С. 159.

Елена Петренко; полная версия статьи напечатана в журнале «Україна модерна»

Перевод: «Аргумент» [4]

В тему: