От режима Януковича — к режиму Порошенко

1.00

Нет

Старые украинские кланы предъявили агрессивные претензии на удержание своей власти и возвращение к старым правилам. Удержать результаты реформ 2014-2016 года все сложнее. Очень много в этой борьбе зависит от Президента страны, время выбрать на чьей он стороне.

В Киеве происходят странные вещи. Весной 2017 два известных украинских политика — Николай Мартыненко, бывший народный депутат Верховной Рады, и Роман Насиров, бывший глава Фискальной службы Украины — были арестованы по обвинениям в коррупции. Обоих подозреваемых, однако, вскоре выпустили из-под стражи. Насирова освободили под залог в 100 млн грн [2], а Мартыненко — без залога [3]. Пока дела расследуются, оба остаются на свободе.

Что все это значит? Одно недавнее научное исследование политических систем Восточной Европы, Южного Кавказа и Центральной Азии предлагает новую теорию постсоветской политики, которая помогает объяснить эти и другие любопытные противоречия в сегодняшней Украине и других бывших республиках СССР.

Что такое «патронализм» и из чего он состоит?

В 2015 году Генри Хейл (Henry E. Hale), политолог из Университета им. Джорджа Вашингтона в Вашингтоне, опубликовал в Кембриджском университетском издательстве объёмную новаторскую монографию под интригующим названием Patronal Politics: Eurasian Regime Dynamics in Comparative Perspective (Патрональная политика: динамики [развитий] евразийских режимов в сравнительной перспективе). В этом обширном исследовании постсоветской социально-экономической и политической жизни Хейл переосмысливает политическую экономику и взаимодействие власти и общества в государствах-преемниках СССР. Вашингтонский компаративист, в частности, расследует роль и функционирование президентской вертикали, олигархического правления, отношений между центром и периферии, парламентского процесса и медиа-ландшафтов на территории бывшего Советского Союза (за исключением балтийских республик).

Хейл раскрывает центральную универсальную черту политического процесса этих стран — а именно то, насколько глубоко в их общества проникли патронажно-клиентелистские отношения, кланоподобные сети и механизмы их иждивенческого изымания ренты с экономик своих стран. Это позволяет Хейлу говорить о существовании скрытых политических режимов в постсоветских государствах, где политическая конкуренция и принятие решений происходят через процессы, которые, или вообще не, или же только частично рефлексируются в официальных действиях и заявлениях государственных учреждений, политических партий, публичных фигур или общественных организаций.

Более того, эти иногда так называемые «неопатримониальные режимы» не вписываются в привычную типологию политических систем, принятой в западной политологии, и её различий между тоталитаризмом, авторитаризмом и демократией. (Ведущий украинский эксперт по постсоветскому неопатримониализму и автор нескольких научных статьей по этой теме — завкафедры политологии Харьковского национального университета им. В.Н. Каразина Александр Фисун [4].)

Вместо этого, в неопатримониальных или, по Хейлу, «патрональных» (patronalistic) режимах власть аккумулируется, сохраняется и применяется посредством более или менее успешного построения, поддержания и взаимодействия неформальных, иногда взаимосвязанных, иногда конкурирующих патронажных пирамид во главе с верховными патронами, которые руководят крупными экономическими конгломератами, региональными политическими машинами и/или влиятельными государственными институтами. Власть такого патрона истекает не столько из его формального положения и официальной функции, сколько из того, что он (реже — она) является «боссом» полусекретной клановой пирамиды, которая, в свою очередь, часто состоит из нескольких меньших пирамид во главе с субпатронами, которые работают с отдельными кругами клиентов.

В тему: Кто он, Петр Порошенко? [5]

Как правило, самые мощные из этих коррупционных кланов охватывают широкий спектр социальных институций, начиная с министерств, служб и партий, заканчивая компаниями, медиа и общественными организациями. Сплоченность, действенность и устойчивость этих пирамидальных структур держатся не столько на формальной институциональной иерархии между их членами, сколько на их семейных связях, личной дружбе, долгосрочном знакомстве, неофициальных транзакциях и на таких более прозаичных фундаментах, как полумафиозные правила поведения, накопленные долги или обязательства, блат, круговая порука, собранный компромат, да и обыкновенный страх.

Эти сети и пирамиды функционируют как неофициальные механизмы обмена постами, деньгами, заказами, недвижимостью, товарами, услугами, лицензиями, грантами и льготами. По сути, эти коррупционные схемы составляют основу, смысл и цель бóльшей части постсоветской «патрональной политики». Эти скрытые режимы функционируют не только в условиях явного авторитаризма, но и в официально демократических системах. Более того, в электоральных режимах подлинная общественная поддержка и успехи главного политического покровителя страны (к примеру, президента), равно как и региональных патронов, на выборах становятся важными предпосылками приобретения, увеличения и сохранения их власти.

Антипатрональный взрыв Евромайдана

Неудивительно, что на этом фоне одним из главных лозунгов антиолигархической Революции достоинства 2013-2014 гг. стала фраза: «Банду — геть!» (Банду — вон!) Биологическая семья бывшего президента Виктора Януковича вместе с широкой сетью его друзей и сподвижников настолько жадно и бессовестно грабили украинское государство и настолько нагло и жестоко защищали своё клептократическое правление, что миллионы граждан Украины решили принять участие в трехмесячном и, в конечном итоге, кровавом противостоянии с этим кланом.

В то же самое время за кулисами Евромайдана некоторые другие олигархи, видимо, поддерживали восстание с самого начала или же подключились к нему позже, как и предсказывает теория патрональной политики Хейла. Такой парадокс стал ещё более очевидным, когда, несмотря на выраженно антиолигархическое направление протеста, один из наиболее известных олигархов Петр Порошенко [6] был избран президентом в мае 2014-ого года и заменил Януковича на месте главного патрона в неопатримониальной политической системе Украины.

Характерно, что кандидатура Порошенко для президентства была согласована на полусекретной встрече, пожалуй, с самым одиозным украинским магнатом Дмитрием Фирташем и тогдашним лидером опросов общественного мнения Виталием Кличко в Вене в марте 2014 года, через месяц после победы Евромайдана. Этот сговор [7], как и другие подозрительные события вокруг победы Евромайдана уже тогда заставляли усомниться в том, что украинский режим [8] действительно изменится в корне после Революции Достоинства.

Разумеется, Порошенко заметно отличается от Януковича — как в вопросах официальной идеологии его правления, так и в своем умении управлять. Под давлением украинского гражданского общества, западных стран и иностранных доноров, Порошенко продвигал значительные административные и экономические реформы. Как во внутренней, так и во внешней политике, Порошенко показал себя как самый профессиональный и гибкий президент за историю постсоветской Украины, относительно успешно руководя страной в исключительно сложный период иностранного вторжения, экономического коллапса и социальной трансформации.

В течение первых трех лет его правления Украина добилась значительных успехов, например, в реформировании энергетического сектора, модернизации вооруженных сил, улучшении отношений с Западом, переформатировании некогда печально известной своей коррумпированностью полиции, перезагрузке системы государственных закупок, постепенной децентрализации государственного аппарата.

Продвигаются и другие серьезные реформы в разных сферах, в том числе в системе здравоохранения и высшего образования. Во время президентства Порошенко Украина заключила и ратифицировала большое Соглашение об ассоциации с ЕС и добилась визовой либерализации со странами Шенгенской зоны, которая теперь позволяет украинцам путешествовать по большей части Европы на короткие сроки без виз.

Однако предыстория этих недавних исторических достижений Киева также показывает фундаментальный риск иногда действительно прогрессирующей, в отдельных измерениях, украинской европеизации. Стоит помнить, что текст Соглашения об ассоциации был подготовлен и парафирован ещё во время президентства Януковича. Реализация согласованного с ЕС т.н. Плана действий по визовой либерализации началась также задолго до Революции Достоинства. Оба этих факта показывают, что временно результативная проевропейская политика не обязательно отображает искренне намерение правителей к реальной, глубокой и устойчивой европеизации. И когда это показалось необходимым, Янукович отложил подписание Ассоциации.

Тем не менее, клептократический режим Януковича [9] — парадоксальным образом — на определённом этапе сыграл относительно созидательную роль в процессе сближения Украины с ЕС. Как ни странно, но гиперкоррупционер Янукович и его сомнительная команда внесли свой вклад в подготовку к недавним триумфам в международных отношениях Украины. Все это, конечно, не помешало донецкому клану, в то же самое время совершить одно из самых крупных ограблений государственной собственности в современной истории Европы.

В меньших масштабах эта противоречивая история сегодня повторяется с Порошенко и его окружением. Режим Порошенко конечно далеко не такой грабительский, как банда Януковича, но тоже показывает парадоксальные результаты. Сначала постмайдановский режим позволяет, в соответствии с западными ожиданиями и требованиями гражданского общества Украины, правоохранителям арестовать Насирова и Мартыненко. Но позже этот же режим освобождает обвиняемых в миллионных хищениях, и неизвестно пока что с ними будет. Подобные двойственные ситуации и неоднозначные сюжеты можно наблюдать во многих внутренних делах сегодняшней Украины.

Патронализм и европеизация

С точки зрения хейловской теории постсоветского патронализма, подобные противоречия, зигзаги и нестыковки ожидаемы. В рамках патроналистской политической системы официально прозападная внешняя политика может вполне сосуществовать с коррупционными схемами внутри страны, пока европеизация не затрагивает финансовые или другие коренные интересы верхушки правящего клана. Патрональный режим может проводить и существенные экономические и административные реформы, если при этом ему удается сохранить функционирование господствующей неформальной пирамиды и сберечь основные источники власти, влияния и доходов.

Этот трюк, например, можно провернуть через разделение, изоляцию, имитацию, дробление, продление, ограничение или манипуляцию реформами. Такое размывание реформаторских проектов позволяет режиму постепенно приспосабливаться к изменившемуся положению дел, придумывать новые или заново изобретать старые схемы изымания рент, адаптировать структуру и эксплуатацию господствующей пирамиды к новым обстоятельствам.

В таких случаях очевидные успехи во внешней политике, как, например, недавние международные триумфы Порошенко, будут полезны для господствующего клана, поскольку они повышают статус и поддерживают популярность главного патрона как внутри страны, так и на международной арене. Такой результат в свою очередь повышает легитимность и стабильность руководящей пирамиды и обеспечивает её дальнейшую коррупционную деятельность. Успешное выживание патроналистской системы, несмотря на постоянные внешние и внутренние изменения демонстрирует обществу способность режима к адаптации и его устойчивость. Это в свою очередь усиливает уверенность, боеспособность и прочность властвующего клана.

Обновление функционирования патроналистской системы и соответствующий ребрендинг образа Украины, который позволит избавиться от ярлыка постсоветской олигархической страны, составляло значительную часть работы режима Порошенко в последние три года. Действительно, произошла частичная трансформация режима, модернизация государства и либерализация экономики. Однако эти селективные реформы пока не привели к изменению самой сути системы, которая продолжает функционировать под знаком патронажа и клиентелизма, клановой солидарности и глубокой инфильтрации частных интересов в деятельность президентской и областных администраций, правительственного аппарата, судебно-правовой системы, парламентских фракций, политических партий, средствах массовой информации и т.д.

Этот вывод напрашивается на фоне, например, все более явных недавних акций и развитий, очевидно направленных на ограничение и размывание официально объявленного в Украине антикоррупционного курса. Проблема с наказанием коррумпированных чиновников у режима сегодня возникает потому, что оно угрожает уже не только представителям бывшего доминирующего донецкого клана Януковича. Углубляющиеся под давлением гражданского общества и международных доноров реформы все чаще задевают интересы ключевых членов, субпатронов и клиентов порошенковского клана.

В тему: За что страдает друг Порошенко Розенблат [10]

Антикоррупционные меры, правила и институты, которые совместно продавливаются и защищаются нетерпеливыми украинскими активистами и отрезвевшими западными посольствами, развили опасную динамику. Их дальнейший подрыв различных коррупционных схем Украины может ослабить клан Порошенко по сравнению с другими кланами, на заре президентской кампании 2019. Или он может даже означать начало демонтажа патроналистского режима в целом и его поэтапную замену политической системой, содержащей настоящие политические партий и которую регулирует закон. Оба эти результата означали бы конец правления Порошенко, возможно, даже до 2019-ого года — если только нынешний президент не сам ещё станет лидером антикоррупционной кампании, перехода к постпатроналистскому строю и создания действительного (а не псевдо-) правового государства с реальной (а не театральной) многопартийной системой.

Порошенко между революцией и реакцией

За последние месяцы заметно усилилась украинская и западная критика явного замедления и попыток частичной нейтрализации уже реализованных реформ разными антирефоматорскими силами во всех трех ветвях власти — исполнительной, законодательной и судебной. Всё ещё есть некая надежда на президента как фигуру, способную возобновить реформаторскую динамику первых двух постмайданных лет и, в частности, инициировать продвижение эффективных (а не только показательных) законов, институтов и мер против взяточничества, кумовства и олигархии — тех основных проблем украинского государства, оставшихся нерешёнными. Несмотря на то, что президент в некоторых других областях (например, внешняя, торговая или военная политики) оказался эффективным государственным деятелем, маловероятно, однако, что Порошенко возглавит антикоррупционную борьбу.

Этот выбор он мог сделать еще три года назад. Многие (в том числе и я) в 2014 году надеялись, что новый украинский президент пойдет этим путем, а не повторит путь своего предшественника и покровителя Виктора Ющенко. Однако, учитывая амбивалентное прошлое Порошенко до Революции достоинства и особенности выдвижения его кандидатуры в президенты весной 2014 года, шансы на подобный исход всегда были незначительными. Скорее, Порошенко был и видимо остается членом олигархического класса Украины с его специфическими политическими прерогативами, скрытыми межфракционными сделками и вредными управленческими привычками.

Хотя он был менее скандальной фигурой, чем, например, Ринат Ахметов и Дмитрий Фирташ, его ещё более богатые и бесцеремонные соолигархи, Порошенко — плоть от плоти старой системы и ее патрональной политики. Он был одним из соучредителей пресловутой Партии регионов, расформированной после Революции достоинства. Во время яростной борьбы между официальными прозападными политическими силами Украины после «оранжевой революции» 2004 года Порошенко некоторое время выступал в качестве ключевого соратника президента Виктора Ющенко в его попытках убрать Юлию Тимошенко с должности премьер-министра. Он был министром и при Ющенко, и при Януковиче, в то же время, продолжал заботиться о собственных бизнес-интересах.

Кандидатура Порошенко на пост президента Украины, видимо, стала результатом темной послемайданной сделки с Виталием Кличко. Последний, по крайней мере, тогда ещё был внесистемным политиком, не частью неформальных обменов, характеризующих украинский патронализм. Согласно опросам общественного мнения, бывший чемпион по боксу в начале 2014 года был главным претендентом на пост президента. Тем не менее, по непонятным пока причинам, во время сомнительной встречи с Порошенко и Дмитрием Фирташем в Вене в марте 2014 года Кличко согласился выдвинуть свою кандидатуру только на пост мэра Киева, тем самым открыв дорогу Порошенко на роль основного кандидата прозападных сил Украины в президенты.

Всего за два месяца кампания Порошенко смогла обеспечить ему победу в один тур на президентских выборах в мае 2014 года. Вероятно, Порошенко сделал решающий шаг в определении характера своего пятилетнего президентства уже сразу после выборов. Успешно добиваясь скорых парламентских выборов в октябре 2014 года, Порошенко не стал менять украинское избирательное законодательство.

Поэтому продолжила действовать смешанная система парламентских выборов, по которой половина депутатов избирается по закрытым партийным спискам, а другая — на местах.

Ранее оба этих механизма были полезны для сохранения старых клановых структур Украины и патрональных отношений в политике. Система закрытых списков позволяет партиям продавать позиции в своих фракциях по самой высокой цене. В свою очередь мажоритарным выборам в провинциальных избирательных округах препятствует нехватка эффективных общественных и политических организаций, средств массовой информации, независимых наблюдателей и предпринимателей, и юридической экспертизы за пределами Киева и некоторых других крупных городов.

Однородный политический ландшафт, концентрация власти, подконтрольность локальных медиа и полуанархическое положение дел во многих провинциальных регионах Украины позволяет богатым местным претендентам, как и центральной власти (или их политическим ставленникам) манипулировать избирательными кампаниями и процессами до такой степени, что провести действительно справедливую, плюралистическую и содержательную избирательную гонку там часто сложно.

Империя наносит ответный удар

До сих пор новый закон о выборах, предусматривающий открытые партийные списки и пропорциональную систему выборов, не принят. Он и может остаться непринятым до следующих парламентских выборов в 2019 году, хотя он обсуждался уже достаточно давно. Более того, с начала 2016 года идет все более явно согласованное контрнаступление старой системы, цель которой — усложнить, взять под контроль и/или оклеветать работу тех немногих украинских чиновников, активистов и организаций, которые борются с коррупцией.

Например, один из самых известных украинских журналистов и народных депутатов, раскрывающий схемы получения взяток и тайные политические договоренности, Сергей Лещенко в 2016 году стал целью целенаправленной чёрной пиар-кампании. Независимость и авторитет Лещенко в ряде явно «джинсовых» статьей ставились под вопрос после того, как он со своей подругой (успешной украинской диджейкой) купил квартиру в центре Киева. Среди множества более свежих примеров, например, то как подконтрольные президенту фракции Верховной Рады недавно манипулировали процедурой и результатами назначения главы наблюдательного совета, который должен был следить за работой самого авторитетного государственного противовзяточнического органа — Национального антикоррупционного бюро Украины.

Больше всего беспокоит то, что в апреле 2017 года Верховная Рада приняла сомнительную поправку к украинскому закону об электронном декларировании доходов украинскими государственными чиновниками. Теперь не только украинский президент, министры, депутаты, бюрократы и другие госслужащие должны обнародовать информацию о своих финансах. То же обязан делать неопределенный круг украинских активистов, работающих в антикоррупционных общественных организациях.

Это необычное новое правило исходит из предположения о возможной виновности именно активистов по борьбе с коррупцией среди всех неправительственных субъектов, которые не обязаны публиковать информацию о своих доходах. Оно заставляет определённую категорию лидеров украинского гражданского общества, на которых и так уже давят и запугивают, раскрывать личную финансовую информацию, даже если они не связаны с распределением украинских бюджетных средств и государственных фондов.

Этот новый закон не только создает практические препятствия для работы наблюдательных и следственных организаций. Он также оставляет нездоровое впечатление, что активисты антикоррупционной сферы должны особенно контролироваться правительством. Такой подход переворачивает с ног на голову взаимодействие между гражданским обществом и властями в демократическом государстве.

Разумеется, вполне возможно, что кампании по борьбе с коррупцией могут цинично использоваться и для других целей. Не нужно иметь много фантазии, чтобы представить себе каким образом хитроумные олигархи и «политтехнологи» могут задействовать псевдогражданских активистов для нападок на своих бизнес-конкурентов и политических врагов под предлогом «борьбы со взяточничеством». С подобными явлениями, конечно, нужно бороться. Но правительство не должно мешать чрезмерным контролем всем инициативам по борьбе с коррупцией из-за возможных злоупотреблений в угоду тем или иным частным или политическим целям, и вторгаться в деятельность всех антикоррупционных общественных организаций, независимо от наличия доказательств ненадлежащего поведения.

В тему: Продажные суды — одна из самых весомых причин — почему в Украине процветает коррупция [11]

Слишком явное прокоррупционное направление и ярая западная критика в отношении закона заставили Порошенко внести поправки, упраздняющие эти сомнительные правила. Однако — surprise, surprise — Верховная Рада отказалась рассмотреть эти поправки во время своей последней сессионной недели перед отпусками в июле 2017 года. Пока неясно, когда закон будет скорректирован после начала новой парламентской сессии. Поскольку революционный энтузиазм Евромайдана в последнее время угасает, патрональный украинский режим все активнее отвоевывает свои старые позиции.

По крайней мере, упомянутые и множество похожих последних событий создают такое впечатление. Видимо, клановые боссы все сильнее чувствуют жар многочисленных реформ, которые происходят в разных областях с 2014 года. Особенно их беспокоит борьба с политической продажностью, неформальными «договорняками», кумовством и взяточничеством. Возможно, контрмеры политиков можно, и даже нужно воспринимать, как положительные сигналы. Они указывают на растущую или, по крайней мере, потенциальную эффективность новых антикоррупционных органов, законов и организаций.

Западное внимание, интересы и сигналы

В этой нарастающей битве западные доноры и послы должны убедиться, что они окажутся по верную сторону баррикад. Нынешние политические потрясения в Соединенных Штатах и Европейском Союзе не способствуют обоснованному и дифференцированному подходу к принятию решений в отношении Украины. Вашингтон и Брюссель в настоящее время сталкиваются с множеством конкурирующих внутренних и внешних проблем — контакты команды Трампа с Россией, Брексит, война в Сирии, ядерная программа Северной Кореи, националистические диверсии в Венгрии и Польше — и это только некоторые из них. Они отвлекают внимание западных правительств, организаций и общественности от тонкостей украинской политики, и общих сложностях постсоветских патрональных режимов.

Но Украина слишком важна для будущего Европы, и если она упустит сегодняшнюю возможность своей глубокой трансформации в правовое государство, то это приведет к множеству геополитических последствий. Скрытые тенденции сохранения и восстановления, которые сегодня возникают в Украине, украинский историк Ярослав Грицак недавно назвал «сладкой контрреволюцией» [12] (ссылаясь на кондитерский бизнес Порошенко). Украинскому гражданскому обществу, возможно, нужно готовиться к новой большой конфронтации со старой системой и оно нуждается в западной помощи, чтобы её опередить или же победить.

Разумеется, иностранным правительственным органам и агентствам развития обычно предписывается сотрудничать только со своими коллегами в правительстве Украины и, не в последнюю очередь, с администрацией президента. Однако это общее правило должно применяться с осторожностью. Во многие украинские исполнительные, законодательные и правоохранительные органы (государственные учреждения, службы, министерства, ведомства, суды), а иногда и в неправительственные, якобы некоммерческие организации, в той или иной степени, проникли частные интересы. Очевидно, что западные донорские организации и программы развития не должны поддерживать такие захваченные институты — ни символически, ни практически, а, самое главное, не финансово. Помощь должна предоставляться только при соблюдении условий с тщательным изучением проектов.

Передаваться должна такая помощь только через руки доверенных чиновников, некоторые из которых недавно ушли из власти. Оставшиеся находятся под все большим давлением со стороны своих коллег из старой системы, о чем свидетельствует, например, явный регресс, который начался с начала 2016 года, в одном из изначально самых главных первопроходцев трансформации — Министерстве экономического развития и торговли Украины.

В конце концов, основное внимание Запада в этих вопросах должно касаться президента страны. Поведение Порошенко, его публичная риторика и политический курс во многом определяют, куда будет двигаться страна. Будучи архетипическим олигархом, Порошенко всё же — гибкий и умный политик, умеющий лучше вычислять свою выгоду, чем его довольно примитивный предшественник Янукович.

Порошенко нужно дать понять, что война на Донбассе и общая конфронтация с Россией не могут служить оправданием для даже частичного сохранения старой патрональной системы Украины. Западным дипломатам, политикам и донорам не следует скрывать, что недавние аберрации власти всем учитываются и что их полностью понимают. Президенту и его соратникам должно быть ясно, что те, кто несет ответственность за разные старые или новые нарушения, в конечном итоге, так или иначе, будут наказаны — если не сегодня, то позже.

И последнее, но не менее важное: национальные правительства и международные организации Запада должны навести порядок и у себя дома. Им нужно начать намного более серьезно относиться к тем западным банкам, фирмам и другим частным, а иногда и к публичным фигурам, которые более или менее действенно участвуют в обеспечении постсоветским элитам сокрытие и отмывание их не- или полулегальных заработков. Патронализм и клановые сети — явление, которое присуще не только посткоммунистическим странам. Запад не может требовать от Украины и подобных стран более решительной борьбы с коррупцией, спуская множество нарушений с рук различным западным компаниям и групп, так или иначе вовлечены в сомнительные сделки с предположительными преступниками из постсоветского мира.

—

Андреас Умланд [13], политолог, старший научный сотрудник Института Евро-Атлантического Сотрудничества, опубликовано на сайте проекта VoxUkraine [14]

В тему: