И не хотели их «вооружать паспортами». На самом деле крепостничество у нас отменили 28 августа 1974 года, когда коммунистическая власть наконец позволила колхозникам получить такую желанную «краснокожую книжицу».

В 1933 году власть «зачистила» города от «бывших», «антисоветских элементов» и уголовников. Всех, кому отказывали в выдаче паспорта, автоматически выселяли за 100 км. Тогда как крестьянам паспортов не выдавали вообще, пишет издание "ТЕКСТИ [2]".

На барщине

Если задать рядовому «схидняку» вопрос: «В каком году освободили селян?», тот сразу назовет 1861 год. Эта дата намертво вбита в головы на уроках истории. Галичанин уверенно вспомнит 1848-й. «Захидняки» об этом хорошо знают не только из школьного курса - едва ли не в каждом «зазбручанском» селе или местечке до сих пор стоят «кресты свободы» - памятники, установленные в честь отмены барщины.

Но первая, что вторая дата не совсем корректны. На самом деле крепостничество у нас отменили 28 августа 1974 года, когда коммунистическая власть наконец позволила колхозникам получить такую желанную «краснокожую книжицу». Напомним, что тогда же внутренний паспорт и стал «краснокожим», - перед тем главный документ гражданина СССР имел зеленую обложку. До принятия этого постановления Совмина СССР абсолютное большинство советского селянства паспортов не имело и по факту была гражданами второго сорта.

Сама же беспаспортность вместе с жесткой системой прописки намертво прикрепляла их к колхозам. Единственное, что отличало колхозников от крепостных, - селянина уже не могли продать или поменять на лошадей или породистую собаку. В остальном разницы не было - и самая трудная работа на «барщине» за трудодни, и полное отсутствие хоть каких-то прав.

«Крест свободы», село Крутылив, Гусятинский район Тернопольской области

Здесь углубимся в недра истории.

Со времен крепостничества

В России паспортную систему основал Петр I [3]. Сразу заметим, что автор далек от москвоцентричности, но вся эта паспортная катавасия происходила в российско-советской парадигме, поэтому здесь никуда не денешься.

В контексте этой публикации важно отметить, что уже с самого начала паспортизация была направлена именно на укрепление режима крепостничества и на невозможность крепостных оставить свои дома в поисках лучшей доли. Когда в 1719 году Петр Алексеевич ввел рекрутскую повинность и довольно тягостную подушную подать (непрерывные войны требовали «пушечного мяса» и безумное количество денег), то сразу же столкнулся с откровенным нежеланием подданных «брить лбы» и отдавать последнюю копейку.

Селяне, или же «крестьяне», начали массово бежать кто куда, благо глухих закоулков еще хватало. Для противодействия этому по указу царя сразу же ввели «проезжие грамоты», без которых любое передвижение в пределах царства запрещалось (это распространялось на все состояния, не только селян).

Два года спустя, в 1721 году царь ввел обязательные паспорта для селян, желающих выехать на заработки. В 1724-м вышел царский указ о «Плакат в зборе подушном и протчем», согласно которому каждый селянин, который хотел отправиться на заработки, должен иметь «прокормёжное письмо». Эти письма писались от руки, но заверялись печатями. Дворянам для передвижения внутри страны разрешения были не нужны (только на выезд за границу), но регистрация по месту жительства требовалось.

Дорожная грамота 1762 года, которая давала право на проезд из Санкт-Петербурга в Нарву

С 1803 года, в царствование Александра I, для купцов, мещан и селян ввели паспорта уже на печатных бланках - рукописные достаточно легко подделывались, и этим обстоятельством активно пользовались все кому заблагорассудится.

О том, что паспортная система в России изначально была направлена против попыток селян убежать от крепостного ига, ярко свидетельствует название закона, который регламентировал паспортизацию - «Устав о паспортах и беглых».

Относительно мягкую паспортную систему в империи ввели только 1897 году - это было обусловлено развитием капитализма в России и ростом мобильности населения. В частности, по новому законодательству паспорт по месту жительства был не нужен.

Однако были и исключения: паспорта стали обязательными в столицах (Петербурге и Москве) и в пограничных городах. В крупных промышленных центрах иметь эти документы обязали фабрично-заводских рабочих. Однако это вводилось только для контроля за населением, и для законопослушных подданных каких-либо проблем в получении документов не возникало.

Освобожденные узники могли получить паспорт только с разрешения полиции и в документе имели соответствующую отметку. Паспортов лишали только проституток, которым их меняли на пресловутые «желтые билеты».

«Желтые билеты», выдававшиеся проституткам вместо паспортов

Большевистское обещание

Несмотря на относительную мягкость позднеимперской паспортной системы, большевики [4] ее жестко критиковали. В своей программной работе «К деревенской бедноте», вышедшей в свет весной 1903 года, Владимир Ленин [5], в частности, писал:

«Социал-демократы требуют для народа полной свободы передвижения и промыслов. Что это значит: свобода передвижения? Это значит, чтобы крестьянин имел право идти куда хочет, переселяться куда угодно, выбирать любую деревню или любой город, не спрашивая ни у кого разрешения. Это значит, чтобы и в России были уничтожены паспорта (в других государствах давно уже нет паспортов), чтобы ни один урядник, ни один земский не смел мешать никакому крестьянину селиться и работать, где ему угодно» (здесь и далее выделения автора).

На эту тему: Коммунизм = алкоголизм [6]

После революции новая власть, как и обещал изначально Ленин, отменила паспорта и учет граждан. Удостоверением личности могла выступать любая бумажка с печатью. Но разгул демократии продолжался недолго. Уже в июне 1919 года для проживания в городах были введены обязательные «трудовые книжки», которые по факту выполняли роль старорежимного паспорта.

Первые внутренние советские паспорта ввели всего через год. В документах образца 1920 года вносились сведения о служебном, общественном (из рабочих, крестьян, «бывших») и семейном положениях. Особая отметка делалась в паспортах лиц, которые лишались избирательного права в соответствии со статьей 65 Конституции РСФСР 1918 года. Но эти документы выдавались исключительно по желанию граждан.

Трудовая книжка - первый паспорт в СССР

1920-е годы опустим. На этот период приходится еще достаточно либеральная система по документам и регистрации по месту жительства. К тому же, согласно идеологическии установкам, паспорта еще считались пережитком «темного прошлого». Это даже зафиксировали в «Малой советской энциклопедии» образца 1930 года:

«ПАСПОРТ — особый документ для удостоверения личности и права его предъявителя на отлучку из места постоянного жительства. Паспортная система была важнейшим орудием полицейского воздействия и податной политики в так называемом полицейском государстве… Советское право не знает паспортной системы».

Города - только для лояльных

Приведем небольшой семейный пример.

Бабушка автора работала секретаршей в сельсовете (была грамотной), и когда осенью 1931-го весь сельсовет репрессировали, чудом избежала ареста - на тот момент она, 17-летняя девушка, как раз была на свадьбе в соседнем селе.

Секретаршу ждали дома, но какая-то женщина отловила ее еще на окраине и спрятала у себя в погребе. Там бабушка просидела с неделю. Перед тем «забрали» все руководство в соседних селах, поэтому событие было ожидаемое, и она заранее готовилась отправиться в бега, для чего проштамповала печатью сельсовета несколько бумажек. На одной из них она и оформила себе удостоверение личности, с которым завербовалась на строительство Харьковского тракторного, где и «потерялась» среди тысяч рабочих.

Справка выполняла роль паспорта. Судя по штампику «Паспорт выдан 1933», обладательница попала в число счастливчиков, которые получили полноценный документ.

Все изменилось, когда 27 декабря 1932 года в Москве председатель Совнаркома СССР Вячеслав Молотов [7], председатель ЦИК СССР Михаил Калинин [8] и его секретарь Авель Енукидзе подписали совместное Постановление ЦИК и Совнаркома «Об установлении единой паспортной системы по Союзу ССР и обязательной прописке паспортов».

В частности, этот документ предусматривал:

1. Установить по Союзу ССР единую паспортную систему на основании Положения о паспортах.

2. Ввести единую паспортную систему с обязательной пропиской по всему Союзу ССР в течение 1933 года, охватив в первую очередь население Москвы, Ленинграда, Харькова, Киева, Одессы, Минска, Ростова-на-Дону и Владивостока.

3. Поручить Совету народных комиссаров Союза ССР установить сроки и очередность введения паспортной системы во всех остальных местностях Союза ССР.

4. Поручить правительствам союзных республик привести свое законодательство в соответствие с настоящим Постановлением и Положением о паспортах.

Почему документ появился именно в это время, подробно объяснять не стоит. В селах уже начал шириться голод [9], а в украинских - лютый голод [10]. Селяне массово бежали в большие города [11], напрасно надеясь найти там спасение, но одним росчерком пера трех руководителей Страны Советов все они были превращены в уголовников. Здесь следует отметить, что в отличие от царской и современной регистрации, где человек просто свидетельствовал факт нахождения в определенной местности, советская «прописка» имела функцию разрешительного документа. То есть она не свидетельствовала факт нахождения гражданина, а давала на него разрешение. Или не давала.

На эту тему: «… Влада пиякам і неробам дала пістолети»: свідчення про розкуркулення [12]

В тот же день было подписано постановление «Об образовании Главного управления рабоче-крестьянской милиции при ОГПУ Союза ССР». Новое ведомство создали, в частности, для введения во всем Союзе единой паспортной системы и прописки паспортов. В областных и городских управлениях милиции появились паспортные отделы, а в отделениях - паспортные столы. В определенных правительством местах паспортизация населения завершилась к 1937 году.

Одновременно с паспортизацией власть «зачистила» упомянутые в постановлении города от «бывших», «антисоветских элементов» и уголовников. Всех, кому отказывали в выдаче паспорта, автоматически выселяли на печально известный "101 километр", то есть действовал запрет жить в радиусе 100 км вокруг города.

Только за первые четыре месяца 1933 года, когда шла паспортизация в новой и бывшей столицах, количество населения в Москве сократилась более чем на 214 тыс. жителей, а в Ленинграде, где было не протолкнуться от «бывших» (царских чиновников всех уровней, ексофицерив, священников и дворян) - почти на полмиллиона!

В Киеве, Харькове и Одессе эти цифры были несколько меньше, но и там речь шла о сотнях тысяч «выселенцев». Интересно, что отдельным распоряжением рекомендовалось выдавать паспорта священникам, которые публично отрекались сана и веры. Считалось, что это должно было способствовать антирелигиозной работе.

Тогда же возник своеобразный советский городской снобизм, сохранившийся до распада СССР, а иногда его отголосок можно слышать и сейчас. Презрительное, как плевок, слово «лимита», пожалуй, слышали все люди старшего поколения.

Паспортизация и введение жесткой системы прописки существенно сократили население крупных городов, что сразу же привело к значительному улучшению их обеспечению (а почему бы и нет, ведь количество голодных ртов сократилось на сотни тысяч). Поэтому счастливцы, которые получили вожделенный паспорт и прописку, сразу же почувствовали себя на ступень выше других граждан.

Паспорт гражданина СССР 30-х годов

Конечно же, беспаспортные граждане не спешили покидать города и пытались остаться там нелегально. Для уголовников с их налаженной системой «малин» «воровских хаз» (так в криминальном жаргоне называли дома и квартиры, где воры могли "залечь на дно") и фальшивых «ксив» (документов) это не составляло особой проблемы.

А вот обычным гражданам было непросто. Многие переходили на надомную работу, фактически став добровольным рабом многочисленных артелей, через которые легализировалась изготовленная продукция.

Многих высококвалифицированных спецов из «бывших» на свой страх и риск неофициально устраивали руководители предприятий и тому подобное. Конечно, органы НКВД с этим беспощадно боролись. Для борьбы с такими нарушителями и «в целях быстрейшей очистки городов, подпадающих под действие ст. 10 закона о паспортах, от уголовных и деклассированных элементах, а также злостных нарушителей Положения о паспортах», - 10 января 1935-го по инициативе наркома Генриха Ягоды и прокурора СССР Андрея Вышинского были созданы специальные внесудебные «тройки».

В отличие от политических «троек», которые могли выносить приговоры вплоть до «высшей меры социальной защиты» (расстрела), «милицейские» были несколько ограничены в наказаниях и могли присуждать сроки «всего» до пяти лет заключения.

Село беспаспортное

За пределами паспортизации остались практически все села. Паспорта раздали только колхозникам пограничной зоны. С 1938 года в паспортах вклеивали фотографии владельцев, а вот в разных суррогатах - нет. Поэтому это должно было осложнить жизнь потенциальным шпионам и диверсантам. Кроме того, паспортизация, как и в случае с ключевыми городами, позволила органам НКВД зачистить приграничную полосу от нежелательных элементов.

Интересные факты о жизни селян и паспортизации можно прочитать в дневнике (https://scepsis.net/library/id_438.html [13]) Ольги Берггольц - известной писательницы и журналистки, автора крылатой фразы: «Никто не забыт, ничто не забыто!» Как и всякому порядочному и талантливому человеку, ей пришлось «немного посидеть» (ну как без этого!). В мае-октябре 1949 года она жила в селе Старое Рахино Крестецкого района Новгородской области. Реалистичные подробности, записанные исключительно для себя - шокируют. И пусть там говорится о реалиях российской деревни, но они вполне коррелируют с жизнью украинских колхозников.

В тексте постоянно упоминается некая Земскова, - то ли председатель колхоза, то ли его парторг. Берггольц дает ей убийственную характеристику:

«Ее называют «хозяйкой села». Ее боятся… В ее распоряжении строчка, — она любого может уволить, отправить на сплав, в лес и т. д. Т. к. все в основном держится на страхе, — а она проводник этого страха, его материализация, ей подчиняются. Она ограниченна и узка, и совершенно малограмотна. Усвоенные ее ограниченным, малограмотным умом догмы низшей политграмоты — т. с. база «идейная» ее деятельности. Она употребляет разные термины и слова без точного понимания их значения. Но это бы полбеды. Как все чиновники, держащиеся за эту систему и смутно понимающие, что она — основа их личного благополучия, — она бессердечна, черства, глуха к людям».

Это, собственно, полностью характеризует большинство тогдашних руководителей и "начальничков". Этакий типичный советский барин-крепостник. Селяне свой статус новейших крепостных вполне осознавали. Большинство - молчали, но молодежь могла это и озвучить:

«Вот только что опять поговорила с Земсковой. Она заявила, что Коля – вредный мальчик: «От него учителя даже плакали. Стали разбирать [на уроке] крепостное право, а потом — как теперь вольно живут, а он говорит — и теперь как крепостное. Все в колхоз, а оттуда государству, а нам остатки... Мать [его] тоже политически вредная, мы б ее поставили на работу получше, да она властью недовольная...»

Но наиболее показателен в свете паспортизации этот эпизод:«И эта страшная «установка»: «Не вооружать паспортами»! Оказывается, колхозники не имеют паспортов (для жительки Ленінграду це стало відкриттям – авт.). Молодежи они тоже не выдаются, — чтоб никто не уезжал из колхоза. Федорова (завідувачка дитячим садочком – авт.) взяла к себе «техничками» двух молодых колхозниц и выправила им паспорта. Земскова рвала и метала:

– Зачем ты вооружила их паспортами?

То же самое говорили мне и учителя: – Земскова чинит всяческие препятствия к тому, чтоб молодежь, даже ушедшая от нас в район, получила паспорта. Это ужасно действует на ребят. Они говорят – зачем нам кончать [школу], нас отсюда все равно никуда не выпустят, а еще говорят, что молодым везде у нас дорога... Итак, баба умирает в сохе, не вооруженная паспортом...»

Упомянутую историю с сохой объясним. В дневниках Берггольц есть эпизод о крестьянке, которая перла соху, чтобы вспахать свой город, без которого на селе колхознику и не выжить, надорвалась и умерла: «Видела своими глазами, как на женщинах пашут. Репинские бродяги - детский сон», - записывает Ольга Берггольц.

Конечно, селяне правдами и неправдами пытались вырваться из колхозного крепостничества и «вооружиться паспортами». Проще всего было парням, которых призывали в армию. Можно было остаться на сверхсрочную, а потом получить паспорт. Чаще всего это практиковали украинцы.

Собственно, тогда и сложился эталонный образ «хохла-прапорщика». Можно было завербоваться на «стройки социализма» где-то на Север или Дальний Восток. Работа там была каторжная, но все же ограниченная сроком контракта, а не пожизненная, как в колхозе. Юношество могло вырваться из ярма, вступив после школы в вуз. Но это уже более теоретический, хотя и возможный, вариант.

Здесь следует вспомнить, что квоты на сельских абитуриентов ввели где-то только в 1970-х. До этого зачисление в студенты происходило на общих основаниях. Казалось, что тут такого? Но в то время в колхозах школьников активно привлекали к сельхозработам с лета до конца октября. И весной школьники больше времени проводили в полях, чем за партами. Но в конце концов должны были конкурировать на равных с городскими выпускниками, которые в это время спокойно учились.

Тогда же буйным цветом расцвело взяточничество. За определенную сумму председатель колхоза мог выписать «вольную» и дать разрешение на переселение в город.

На эту тему: Восстание Нахаева. Что думали о Сталине красноармейцы и их командиры [14]

Если смотреть на проблему с "национальных окраин", то открывается еще одна грань русификации и российского колониализма, ведь многие жители городов, которые там смогли остаться, были этническими русскими, переселенными из России, или украинцы, которые под давлением обстоятельств становились русскоязычными. В те же времена в селах жило украиноязычное и коренное население республики. Если в советской России город и село делились по сугубо социальному признаку, то в Украине и Беларуси добавлялся еще и культурно-национальный элемент. Ведь вырвавшись из крестьянской крепостной зависимости, человек хотел избавиться от признаков крепостного и слиться с городской средой, что часто означало переход на русский.

Этим, кстати, в книге «Система Беларусь», в которой говорится об истоках диктатуры в этой стране, объясняется ненависть диктатора Лукашенко к белорусскому языку, национальным символам и деятелям, которые начали национальное возрождение. Процитируем наш перевод книги [15]: «Белорусский ассоциировался в лучшем случае с фольклором, а в худшем - с колхозным бесправием, бедностью, безнадежностью. Затем ребенок вырастает, "выбивается в люди", делает карьеру - конечно же, на "престижном" русском языке. И здесь какие-то Позняк и Шушкевич начинают белоруссизацию. Нетрудно предположить, что в воображении людей вроде Лукашенко, билорусизаторы пытались "отобрать" у них этот "яркий русскоязычный мир" и вернуть в прошлое, которое, наверное, ассоциировалось с колхозными нищетой. Представить себе современную жизнь с белорусским языком они не могли, а центром вселенной для них и в дальнейшем была Москва».

Дети колхозников больше времени проводили в поле, чем за партами

Интересное «паспортное» свидетельство в последнее время проскакивает в соцсетях - фотокопия сообщение в газете «Колхозный клич» № 53 от 14.05.1952, выходившей в Чаплыгинском р-не Липецкой области. Содержание читайте на фотографии. А вот о дальнейшей судьбе «преступного поддельщика важного документа» пока неизвестно, как и его дочери.

Лишь в конце 1960-х - начале 1970-х в СССР подсчитали, что поступления от продажи нефти и газа «буржуинам» приносит гораздо больше прибыли, чем беспощадная эксплуатация колхозных селян. К тому же благодаря сплошной механизации село уже не нуждалось в стольких рабочих руках. А вот промышленность - еще как.

«Лимита»

Инициатором раскрепощения стал первый заместитель председателя Совмина СССР и будущий министр сельского хозяйства Дмитрий Полянский. Он, кстати, был родом с Луганщины. Его активно поддержал тогдашний глава МВД Николай Щелоков, который хотел использовать сельскую паспортизацию для «более успешного выявления антиобщественных элементов».

Советские паспорта - довоенный, послевоенный и «краснокожий»

Впрочем, после выдачи паспортов жесткие ограничения по прописке в больших городах остались. Вчерашний селянин мог там поселиться только по так называемому лимиту, то есть устроиться на предприятия с тяжелыми или вредными условиями труда, на которых сами горожане не горели желанием работать.

Интересно, что сегодняшние апологеты СССР в закрепощении селян ни преступления, ни какого-либо ограничения прав колхозников не видят. Аргумент у них «убийственный» - мол в США, которые позиционируют себя как оплот свободы и демократии, внутренние паспорта до сих пор отсутствуют. Впрочем, о том, что там отсутствует и жесткая процедура «прописки», почему-то предпочитают не вспоминать ...

—

Дмитрий Полюхович,  опубликовано в издании  ТЕКСТИ [2]

---

На эту тему:

• Колхоз и колхозники в СССР [16]
• «Черные доски» Голодомора - экономический метод уничтожения граждан СССР (Список) [17]
• Рейдеры времен Голодомора [18]
• Плановое уничтожение. Как совершалось преступление Голодомора [19]
• Станислав Кульчицкий: Голодомор-1933 - мифы и реальность [20]