Легендарный майор Вихрь: «Окончательно меня реабилитировали лишь в 1965 году»

1.00

Нет

«Я воевал за то, чтобы простые люди жили в свободном и состоятельном государстве. Но пока еще еще не дожил до таких времен...» Легендарный советский разведчик «майор Вихрь» накануне юбилея — 100-летия (!) впервые рассказал неизвестные факты своей биографии.

Да-да, это тот самый разведчик, командир группы «Голос», который в далеком 1944-м спас от уничтожения заминированноый древний Краков! Это он — прототип «шпионского» романа Юлиан Семенова и фильма «Майор Вихрь». С Героем Украины Евгением Степановичем Березняком мы встретились в его двухкомнатной киевской квартире, которую он получил еще в 1970-х годах, когда начал работать в министерстве образования.

В свои 99 лет он сохранил светлую память и непревзойденное чувство юмора. О Березняке и теперь снимают документальные фильмы ведущие каналы Украины, России, Европы.

О некоторых малоизвестных моментах биографии разведчика журналистка газеты «Экспресс» [2] говорила с Евгением Степановичем.

— Евгений Степанович, история о том, как четверка отважных разведчиков добыла сведения о заминировании Кракова и передала их в Центр, описана не раз. Вы спасли не только древний город, но и десятки тысяч человеческих жизней. А какая награда ждала вас за этот подвиг на Родине?

— Юрий Шаповалов («Гроза») и Ася Жукова («Груша») получили денежную премию в размере 1000 и 500 злотых. А я и моя радистка Ольга «Комар» (Елизавета Вологодская. — Авт.) оказались в фильтрационных лагере НКВД. Вообще, свою первую награду за спасение Кракова я получил аж в 1964 году, и то не от своего государства, а от Польши. Это самое высокое их военное отличие — Серебряный крест ордена «Виртути Милитари».

— В чем же вас заподозрили, раз в лагерь отправили?

— Когда меня десантировали на территории оккупированной Польши 20 августа 1944 года, я попал в гестапо. Но через неделю убежал. Как? Придумал легенду, что должен встретиться со связным на базаре. Меня туда привели, а я, воспользовавшись облавой жандармерии Кракова, несогласованной с гестапо, затесался в толпу и убежал. Похожая история была и у Ольги: ее арестовало гестапо, а затем вербовал офицер абвера. Но на допросах она умудрилась склонить его на свою сторону, объяснив, что войну немцы проигрывают, а у него есть шанс спастись, сотрудничая с советской разведкой. Невероятная история, не так ли? Поэтому в СМЕРШ [3]е заподозрили меня и Ольгу в измене.

Я все понимаю. Однако боль от столь несправедливого наказания осталась на всю жизнь. Мы слушали радиотрансляцию о параде Победы и чувствовали такое отчаяние!

В тему: Когда закончилась Война... Первые дни после Победы в воспоминаниях фронтовиков [4]

Почему, вместо того, чтобы радоваться со всеми, сидим, как преступники, в бараках? Неужели мы ничего не сделали для победы? Я и до сих пор не понимаю: кто мешал меня проверять и год, и пять? Но зачем было бросать людей за колючую проволоку? Это горькие для меня воспоминания.

— Ваш сын Василий родился в сентябре 1945 года. Итак, радистка Ольга «Комар» во время тех славных событий уже была беременной?

— Да. Страшно представить, чего она натерпелась... Но не дала против меня никаких свидетельств. К счастью, за два месяца до родов Ольги мы были уже на свободе. Но окончательно меня реабилитировали лишь в 1965 году. Как я позже узнал от одного из генералов разведки, все эти годы я жил «под колпаком», и люди, которых считал друзьями, писали отчеты — что я говорю, кто ко мне приходит. То досье я не захотел прочитать. Зачем горько разочаровываться в тех, кому доверял?

— Куда вы попали после лагеря?

— Вернулся во Львов, где с 1939 года и до первого дня войны работал на должности начальника городского отдела образования. Как ни странно это звучит, но и война спасла мне жизнь!

— Как такое может быть?

— Когда я попал на должность, меня ужаснула статистика. В украинском городе в то время было 90 польских, 14 еврейских и только 3 украинские школы. Я начал переводить школы на украинский язык обучения, и уже через год их было 70. Среди населения это не вызвало сопротивления. Однако писательница Ванда Василевская написала лично Сталину жалобу, что Березняк «извращает понимание национальной политики».

Уже через несколько дней приехала комиссия из Москвы, которая должна была завершить проверку до конца июня. Я понимал, что последствия для меня будут неутешительными, если не трагическими. Ведь Сталин [5] благоволил госпоже Ванде, поэтому московские гости были настроены против меня. К тому же, секретарь обкома Приходько испугался и солгал им, будто бы я вел реформу без ведома обкома.

Но 22 июня на город упали первые бомбы. Меня вызвали в горсовет иi дали оружие. А через час я увидел в лицо первых врагов — пленных немцев-парашутистов, которых взяли в районе Винников. Они смотрели на нас свысока, были убеждены, что вот-вот их освободит их армия. И в этот момент перед глазами встали лица немецких офицеров, которых видел несколько дней назад, — тоже наглые и спесивые.

— Вы о чем?

— Этот факт замалчивается, возможно, услышите о нем первый раз... За три дня до того в ратуше облисполком дал грандиозный фуршет для группы немецких офицеров. Меня тоже пригласили. Немцев было человек с десять, они якобы разыскивали могилы своих соотечественников, убитых в начале Второй мировой войны. Уже позже стало понятно, что они изчали ситуацию. А там, на фуршете, их принимали радушно: председатель исполкома Николаенко даже «цокался» с офицерами рюмками и фотографировался. Снимок попал в газеты, и бедолаге потом это вылезло боком.

— Как вы оказались в сверхсекретной службе ГРУ [6], позднее известной как «Аквариум» [7]?

— В 1941 году меня отправили на родину в Днепропетровск, в подполье. Когда наши войска освободили город, я имел все шансы жить мирно, учительствовать. Но не давали покоя злодейства гитлеровцев, на которые я насмотрелся. И я принял предложение ехать в Москву в школу разведчиков. Прошел в 1944 году подготовку и был направлен в Краков.

— Почему, пройдя колоссальную подготовку, став одним из сильнейших разведчиков СССР [8], вы не остались в структуре безопасности после войны?

— Разведчиком я стал по необходимости. Но по своей натуре всегда был педагогом, с тех пор как двадцатилетним парнем пришел преподавать историю и географию в сельскую школу. Поэтому и попросился снова в образование, к чему душа лежит. Сначала возглавлял городской отдел, потом тридцать лет в министерстве работал. Написал ряд книг по педагогике, стал членом-корреспондентом Академии педагогических наук.

Знаете, у меня множество наград, но самая дорогая — не военная. Это орден «За трудовую доблесть», который я получил в грозном 1937-м из рук Михаила Калинина. И вот что удивительно: когда в тоталитарные времена я приехал в Кремль за наградой, то лишь раз на входе у меня спросили паспорт. А потом разрешили свободно ходить по всем этажам, разглядывать. Зато когда в 2005 году Президент Украины вручал мне орден Богдана Хмельницкого, то проверку проходил и на входе, и возле гардероба, и перед входом в зал. И меня каждый раз строго спрашивали, есть ли оружие. Удивительно, правда?

— Накануне Дня Победы из года в год обостряются споры между людьми разных лагерей, которые воевали за Украину. А некоторые политики еще и делают себе рекламу, спекулируя на чувствах людей. Как, наконец, прийти к примирению?

— Я жил между двух враждебных систем, и скажу так: люди, которые им преданно служили, нередко проявляли удивительное сочувствие друг к другу. Моя семья, например, делила общую квартиру с галичанами. Мы делились продуктами, и вообще были очень дружны. Однажды в коридоре я нашел сумку с листовками и понял, что они принадлежат моей соседке Лиде. А ее в то время не было дома. Вот как я должен был поступить как коммунист и сознательный гражданин?

— Без вариантов: донести в НКВД [9]. Ведь это могла быть провокация — а вдруг таким способом вас проверяли?

— Я те листовки просто уничтожил. А Лиде сказал: «Пожалуйста, не приноси больше таких бумаг домой. И будем считать, что я ничего не знаю». Наконец, через некоторое время она отблагодарила — спасла мне жизнь. Я был на работе, уже поздний час. Когда вдруг звонит Лида: «Евгений Степанович, умоляю вас: не приходите сегодня домой. Возле ворот стоят ребята, вас хотят убить».

Я похолодел. Действительно, накануне я нашел у себя в рабочем кабинете письмо с приговором от УПА [10] ... Домой в тот вечер я не пошел. Не знаю почему, но во второй раз на меня покушения не делали. Уже сейчас думаю, что, может, члены УПА [11] посоветовались между собой и поняли, что я — не враг? И еще один пример доверия и человечности.

Я еще никогда не рассказывал о том, что в те времена моя Ольга решилась тайно окрестить нашего сына ... Василий постоянно болел, а эта соседка Лида говорит: «Это потому, что младенец у вас некрещеный». И моя Ольга без колебаний отдала самое дорогое — родного сына — в руки активистки УПА. А та, в свою очередь, не побоялась понести в греко-католическую церковь нашего ребенка. После крещения наш мальчик действительно стал крепче.

— Евгений Степанович, вы с Елизаветой Вологодской побывали в самом аду, но не предали друг друга. Почему же разошлись в мирное время?

— Это действительно трудно объяснить. Нас объединила война, любовь была искренней. Но изменились времена, и чувства изменились. Впоследствии я женился второй раз, Ольга тоже вышла замуж. У меня родился сын Виктор. А еще у меня дочь Валентина от довоенного брака, которая живет в Днепропетровске. У меня четверо внуков, трое правнуков. Я счастлив, что все они роднятся.

— Вы были знакомы со многими известными людьми, которые сейчас, как и вы, являются частью нашей истории. Сохранились воспоминания?

— Хорошо помню свою аудиенцию с митрополитом Андреем Шептицким. В то время под его патронатом была гимназия, а я был вынужден сделать ее государственной, хотел этого или нет. Но мне не хотелось делать это силой. Поэтому я попросился на встречу к митрополиту. Объяснил ситуацию, что не я, то кто-то другой сделает это дело — такая политика нового государства. И изменить что-то — напрасные ожидания. Андрей Шептицкий внимательно меня выслушал, мы этот вопрос решили.

— Евгений Степанович, вы удивительно энергичный человек для своих почтенных лет, с ясным умом, удивительной памятью. Как вам это удается?

— Я мог сотню раз погибнуть. В схроне под сеном, которое протыкали фашисты штыками, когда арестовывали Ольгу «Комар». От рук полицаев в подполье. И от своих, которые не знали, на чьей я стороне. Я мог умереть в 1982-м от тяжелого недуга, когда отказывали почки и промедление в несколько часов с операцией меня бы убило. Возможно, я просто очень люблю жизнь. И она мне платит взаимностью.

— Вы пережили очень разные времена, а как оцениваете нынешнее положение Украины?

— К сожалению, за все годы Независимости у нас еще не было у власти честных и порядочных людей, которые бы по-настоящему заботились о народе. И мне это очень больно. Я всегда любил Украину, был готов за нее умереть. Это не пафос, а правда жизни. Я воевал за то, чтобы простые люди жили в свободном и состоятельном государстве. Но пока еще еще не дожил до таких времен...

(Публикуется с сокращениями).

Ирина Львова, газета «Экспресс» [2]; фото автора

Перевод: «Аргумент» [12]

В тему: