Леся Литвинова: “С карантином в нашем государстве все ужасно”

1.00

Нет

«Люди не понимают, чем во время эпидемии занята власть и чем аргументированы конкретные протоколы или ограничения».

О вызовах COVID-19 с точки зрения паллиативной медицины и особенности волонтерской помощи во время пандемии изданию "Тиждень [2]" рассказала волонтер, соучредитель Благотворительного фонда «Свои», председатель общественного совета при Минздраве Леся Литвинова.

- Когда вы лично почувствовали, что ситуация с новым вирусом довольно серьезная и вам надо частично перепрофилировать работу Фонда?

- Одно из направлений нашей деятельности - медицина, поэтому мы поддерживаем довольно тесные контакты с профильными и непрофильными больницами, с пациентами. И узнаем моментально обо всем, что происходит в этой сфере. Еще когда вирус [3] не появился в Украине, но уже бушевал в других странах, было понятно, что мы тоже вскоре будем иметь проблемы. Одна из линий нашей деятельности на самом деле мощная - уход за людьми с неизлечимыми болезнями, находящимися дома.

В нашем фонде используют большое количество аппаратуры, которая требует расходных материалов, запчастей. И первым нашим движением была не помощь больницам, а попытки купить необходимое нам оборудование, когда во всем мире уже начали понимать, что его на всех не хватит. Как-то интуитивно мы почувствовали, что именно будет происходить. Действительно, скоро из продажи исчезло все, но мы выиграли несколько дней, потому что с таким постоянно сталкивались и понимали, что начнут покупать первым. Успели заказать фильтры для кислородных концентраторов, носовые канюли, кислородные маски, пульсоксиметры, цены на которые впоследствии взлетели в десятки раз.

На эту тему: 13 мифов о коронавирусе. Что нужно знать, чтобы не поддаваться панике [4]

Но большинство из того, что мы тогда закупили, разошлось по больницам. Потому, когда они начали искать, на рынке оборудования уже ничего не было, все искали, где купить элементарное. В первые дни распространения вируса в стране мне позвонил помощник одного состоятельного и уважаемого человека с вопросом, где можно купить аппарат ИВЛ [5]. Узнав об очереди на заказ этих аппаратов, он поинтересовался, не знаю ли я, кому можно заплатить, чтобы оказаться в начале этой очереди.

Справедливости ради добавлю, что этот человек хотел купить аппарат для больницы, но я знаю и тех, кто покупал их себе на всякий случай. Люди же не всегда углубляются в вопросы, что такое вообще аппараты ИВЛ, какие у них функции. Возможно, не догадываются, что это не кухонный комбайн, где можно нажать кнопку, для работы этих аппаратов нужно кислородное разведение, газоанализаторы, а прежде всего - специалисты, которые умеют с ними работать.

Сейчас катастрофический дефицит преимущественно спал, но кое-что и до сих пор трудно купить. В Украине такое происходит, например, с препаратом «Плаквенил», который невозможно приобрести. Мы имеем собственный, хоть и мало доказательный протокол лечения COVID-19 [6], но он создал искусственный дефицит этого препарата, который массово закупили для больниц. А от него зависят жизни многих больных хроническими болезнями. Как это - остаться без базового препарата, например, ребенку с волчанкой, даже рассказывать не хочу, потому что это ад ...

- А потом вы все же присоединились к движению помощи для обеспечения больниц ...

- Когда ситуация стала напоминать 2014-й: государство в ступоре и не понимает, с какой стороны подходить к проблеме, которую никто и не ждал. А люди уже побежали в разные стороны. Кто-то разбираться, что, собственно, нужно, а кто-то - что-то делать из дерьма и палок, чтобы потом радостно кричать: теперь с этим мы всех победим! А так не получается ... Из прессованного картона не делается бронежилет, и рассказывать, что это все же лучше, чем ничего, неправильно. Это происходит сейчас со средствами индивидуальной защиты врачей: нет качественных, пусть уже будут хоть какие-то.

Так создается иллюзия, что в больницах есть все и врачи защищены. Надо понимать: когда больница отчитывается об определенном количестве халатов или респираторов, не всегда речь идет о средствах защиты, которые будут реально предотвращать инфицирование. Так же, когда отчитываются об определенном количестве аппаратов ИВЛ, это, к сожалению, не означает, что они работают, а даже если так, что они могут быть использованы для лечения именно пациентов с COVID-19.

Так происходило и с костюмами. Комплект одежды противоэпидемический (без биозащиты) отличается от обычного защитного костюма. Настоящие биозащитные костюмы, насколько я знаю, в нашу страну ввез только наш Фонд из Турции, также они есть в последний партии, которую закупил Фонд Порошенко. А еще Киевгума производит костюмы, их медицинские работники могут спокойно использовать как защиту от этого вируса. Но, честно говоря, это как пятикилограммовая цельнолитая грелка, работать внутри которой долгое время невозможно. Все остальное, к сожалению, не является качественной защитой от инфицирования COVID-19.

Мы тоже сначала хотели купить вроде бы качественные китайские костюмы с европейскими сертификатами. Но в образцах, которые все же решили дождаться, ткань оказалась тонкой, а швы совершенно негерметичными. Мой товарищ перевел с китайского инструкцию к ним, где было указано, что их нельзя использовать для защиты от жидкостей человеческого организма. К сожалению, таких костюмов поставлено много, а наличие сертификатов не является гарантией, что это защитит врача. Наши 10000 костюмов биозащиты за деньги жертвователей были распределены в более чем 20 разнопрофильных медицинских учреждениях по всей стране: Киев, Ирпень, Бровары, Запорожье, Миргород, Хотин, Казатин и другие города.

- На ваш взгляд, было ли что-то утрачено в начале карантина в Украине: какие-то меры или алгоритмы? Как, на ваш взгляд, надо действовать сейчас, чтобы не потерять еще больше?

- Утрачен, на мой взгляд, шанс на качественную коммуникацию. К сожалению, это происходит чуть ли не каждый раз, когда государство [7] что-то пытается внедрять и на что-то реагировать. А как научить чиновников и политиков правильно коммуницировать, я не знаю: эта важная часть государственного менеджмента у нас всегда была провальной. Предыдущий президент, например, завалил внутреннюю коммуникацию, несмотря на успех во внешней. Поэтому и получил соответствующий результат.

А наши люди вообще отказываются верить официальной информации. Сообщат, что у нас смертность выше, чем во всем мире, - скажут, что власть нагнетает панику, чтобы продлить карантин. Объявят, что у нас самые низкие показатели среди других стран Европы, - возмутятся, что это ложные цифры и происходит геноцид. Отчитаются, что у нас всего достаточно, - люди обязательно покажут, что это ложь. А заявят, что ничего нет, - народ закричит: неправда, просто не вы это нам предоставили!

Люди не понимают, чем в ситуации эпидемии занята власть, чем аргументированы конкретные протоколы или ограничения. А сейчас это вообще трудно назвать логичными поступками. Из последнего - история с «Мрією» была непревзойденной ... Просто идеальный кейс для разбирательства, как из конфетки сделать дерьмо. С тем уровнем популизма, к которому тяготеет общество, надо быть очень смелым человеком, чтобы выйти и продемонстрировать честную коммуникацию: «Дорогой народ! У нас сейчас проблемы на всех фронтах, и лучше не будет еще несколько лет. Но мы планируем сделать вот это и это. Кому дать лопату, чтобы стать вместе с нами?». А у нас сейчас делается наоборот: «У нас все очень хорошо, а кому не хватает денег на покупку особняка у моря, поднимите руку, мы вышлем!». В ситуации с эпидемией было именно так.

На таком этапе эпидемии можно, по крайней мере, перестать мешать тем, кто в этом разбирается. И остановить дерибан и глупые решения. То, что люди сейчас требуют быстрого окончания карантина, можно понять. Потому что в таких тяжелых испытаниях должны быть равны для всех условия, а людям показали, что кому-то можно, а вам всем - нет. В начале карантина, например, тот же «Эпицентр» в официальном заявлении, не слишком стесняясь, указал свои условия: вы не запрещаете нам работать, а мы будем давать деньги на преодоление эпидемии.

Люди себе купили право работать в особых условиях, в частности рискуя здоровьем людей, своих работников, их семей. Вообще с карантином в нашем государстве все ужасно. На мой личный взгляд, логичнее было бы делать наоборот: отделить уязвимую группу и посадить именно их на карантин. А сейчас это работает наоборот: на пожилых людей почти нет влияния, а на карантине вынуждены сидеть те, кто работает. Сейчас у людей заканчиваются деньги, терпение, им откровенно наплевать на эти ограничения. А это значит, что мы дольше и больнее будем выходить из этой ситуации. Хотя нам, так сказать, повезло: у нас нет той ужасной ситуации, как в Италии [8].

Но это потому, что те, кто у них составляет основную группу риска, у нас уже давно умерли. В Украине быстро уходят из жизни из-за тех диагнозов, с которыми полноценно много лет живут во всем мире. Поэтому такая группа людей здесь существенно меньше, чем в развитых странах. И надо было защищать их, а не закрывать на карантин всю страну. А еще практика показывает, что больше этим вирусом инфицируются не из-за разовых контактов на улице, а в замкнутых помещениях, где много людей. Например, в больницах или монастырях, где нужно было прежде всего ввести определенные ограничения.

- Почему так много людей поддерживают различные конспирологические теории, отрицающие опасность вируса; например кричат, что не знают ни одного человека, который болеет? Чем это может быть опасно?

- У меня действительно спрашивают такое часто. И я рассказываю, что знаю уже много заразившихся людей. Прямо сейчас наблюдаю за историей в семье моей близкой подруги, у которой отец лежит в больнице с подтвержденным COVID-19. Но до этого он очень активно боролся с маловерием, которое заставляло людей отказываться от привычных церковных обрядов. Вирус он привез из одного из монастырей, где произошло тотальное инфицирование. К счастью, он уже выздоравливает, но на собственном примере ощутил всю тяжесть этой коварной болезни.

Считаю, что это больше реакция общества на недоаргументованные жесткие меры. А еще трудно представить угрозу, если ты ее никак не ощущаешь. Так уже было с радиацией после взрыва в Чернобыле. Пока не увидят гробы в своем городе, не узнают о больных в своей семье, не переболеют сами - не поверят: если мы чего-то не знаем, этого не существует. «Страшно» начинается, когда масштабы «где-то» меняются до масштабов твоей семьи. Люди ищут оправдание того, что они устали от этого карантина.

Так же как, например, от военных действий. Говорят, что война выгодна власти, эпидемия - олигархам. Потому что на этом все наживаются, а простые люди устали, поэтому заканчивайте это немедленно. Но и постоянно держать градус страха неправильно. Потому что, во-первых, в стрессе человек становится более уязвимым к болезням. А во-вторых, со временем страх перестает быть сдерживающим фактором, поэтому требует постоянного повышения, которое может привести к фатальным последствиям для психического здоровья. Поэтому с обществом надо честно говорить.

Нам везет, что даже с заниженными цифрами из-за недостаточности тестирования имеем достаточно невысокое количество летальных случаев. Увидеть, что это не кардинальный взрыв, можно, сравнивая статистику смертности с прошлыми годами. Хотя в нашей стране это делать труднее, потому что есть еще военные потери, которые не фиксируются как потери от военного конфликта. Но такое отношение везде. Имею знакомых врачей в других странах, которые рассказывают о схожих тенденциях: кто-то видит в этом попытку усилить диктатуру, кто-то - найти политические или экономические выгоды, кто развивает различные теории заговора.

- Те, кому вы помогаете постоянно, это паллиативные пациенты, уязвимая категория. Что в этом направлении с начала эпидемии сделало государство, что были вынуждены менять вы как благотворительная организация, занимающаяся такими пациентами?

- К сожалению, государство эту проблему почти не замечает. У нас не так давно вообще начали говорить о паллиативе, поэтому о каких-то достижениях медицины в этом аспекте говорить рано. Наша медицина ориентирована на лечение, а паллиатив - это не о лечении, а о помощи с достоинством жить до последней минуты. Она охватывает как медицинский, так и немедицинский аспекты ухода. И вопросов здесь даже без эпидемии просто множество! Например, паллиатив невозможен без грамотного обезболивания, с чем у нас в стране, к сожалению, все еще огромные проблемы. На многомиллионный Киев только два хосписа имеют лицензию на обезболивание. Все остальные паллиативные отделения, не имеющие ее, иначе, как просто расширенным вариантом доме престарелых, не назовешь.

Даже если там очень стремятся помочь и советуются, как это сделать лучше, без качественного обезболивания сделать ничего нельзя. Поэтому есть практики, когда во время нестерпимой боли больного кладут в реанимацию, там есть эта лицензия. Или обязывают родных класть больного в стационар со своим морфином, который ему может выписать семейный врач. И все это, фактически, нарушает закон, потому что в реанимации человеку уже помочь не могут, а семейный врач должен выписывать лекарства, если человек находится в стационаре. Это на самом деле ужас ...

Многие паллиативные отделения содержатся на территории больниц, которые были признаны опорными по лечению COVID-19. Сразу появились два противоположных мнения относительно алгоритма действий. Одни начали возмущаться, что большинство пациентов выписали домой, где они могут страдать без необходимой медицинской помощи. А другие настаивали максимально убрать людей, имеющих очень низкий иммунитет, из эпицентра распространения опасного вируса. И везде решали по-разному, но у нас работы стало больше. В Киеве проще, потому что в каждом паллиативном отделении знают наши телефоны и часто сами врачи звонят с просьбой съездить посмотреть «своих», которые сейчас находятся дома.

Приятно, что в этой области нет какой-то конкуренции, здесь в основном взаимодействие врачей и волонтеров, и на первом месте - пациент, которому нужна помощь. Конечно, иногда ссоримся, особенно с семейными врачами, если они считают, будто их работа по таких пациентов - просто дать наш телефон, потому что «они все сделают». Но если врач звонит и просит нас съездить на вызов вместе с ним, чтобы понять, как лучше помочь, то мы, наоборот, это ценим.

- Есть ли уже случаи, когда такие люди заразились? Как вы наладили посещение таких пациентов, чтобы снизить риск заражения?

- Да, среди наших паллиативных есть те, у кого инфицирование подтверждено, есть с подозрением на инфицирование, что ждут результатов анализов. Но в любом случае наша врач, который идет к пациенту домой, одета, как космонавт при выходе в открытый космос, а точнее, как и должен быть одет врач в инфекционном отделении. В начале эпидемии мы обсуждали, что делать дальше: закрыться вообще, оставить только дистанционное консультирование, понимая, что переносить вирусы туда-сюда неправильно. Или попробовать работать дальше. Было две задачи: не заболеть всем одновременно, чтобы обеспечить бесперебойную работу, и максимально обезопасить пациентов от нас. Поэтому мы свели к минимуму контакты между собой и используем во время визитов к пациентам «броню», которая защищает не нас от них, а их от нас.

Ни одного человека, который умирает прямо сейчас, нельзя оставить без помощи. Единственное, что мы не позволяем себе из того, что делали обычно, - это тесный физический контакт. То, что называется «взять за руку». И это печально. Этого многим не хватает в последние полчаса жизни ... Не всегда это могут делать родные. У меня было несколько случаев, когда я сидела возле умирающего человека, а родные были на кухне. Потому что им страшно. И это понятно на самом деле. В таком состоянии обычно люди уже не очень ориентируются, что происходит вокруг, поэтому уже неважно, кто именно держит за руку. Важно не идти из жизни самому ... Остальная деятельность осталась в привычных границах: с кем-то достаточно просто честно проговорить, другим нужны сложные медицинские манипуляции вроде замены мочевого катетера или зонда, гастростома, трахеостомы, внутривенные инъекции, удаление частей некроза, работа со сложной аппаратурой, которая помогает дышать. Иногда приходится делать, казалось бы, обычные вещи, например обработку гнойника или клизма, потому что никто в семье этого не умеет. А такие процедуры очень облегчают человеку жизнь, и кто-то все равно должен их выполнять ...

- Как, по вашему мнению, повлияет эта пандемия на паллиативную отрасль в нашей стране? Или, условно говоря, здесь хотя бы здоровых не потерять, что уже о смертельно больных говорить?

- Мне сложно сказать глобально. Мы делаем все, что можем. Но при помощи больницам у меня все равно в приоритете паллиатив. Сейчас много желающих помочь инфекционным отделениям, и это правильно. Но есть еще хосписы, онкоцентры, ревматологические отделения. Моя знакомая ревматолог работает с детьми, которые употребляют препараты, подавляющие иммунную систему. Она признается: один инфицированный в отделении - и все ее пациенты могут умереть. А таких никто дополнительно не обеспечивает средствами индивидуальной защиты, они даже не в третьей очереди ... Об этом в докарантинные времена не очень говорили, а сейчас и подавно не до этого. Я не знаю, что сейчас на фоне эпидемии происходит с ВИЧ-инфицированными, с больными туберкулезом. Это серьезная группа риска. У меня еще есть определенная надежда на то, что врачи, которые работают с этими инфицированными, априори имеют средства защиты. А вот как защищают пациентов друг от друга - отдельный вопрос.

На эту тему: Почему вирус вместе с зараженными будет уходить в подполье [9]

- В одном из сообщений в соцсети вы признались, почему не помогать определенным лечебным учреждениям. Часто ли врачи боятся говорить правду об обеспеченности больниц?

- Знаете, если раньше я, вероятно, пыталась бы кого-то уговорить, убедить, то сейчас этого не буду делать. Не вижу смысла тянуть из болота того, кто нормально чувствует себя в грязи. Если есть главный врач [10], которому наплевать на собственный коллектив, сколько бы я ни привезла туда полезных вещей, там они не появятся. Но есть и обратная сторона: если коллектив позволяет так с собой обращаться, я ничего не сделаю ни для них, ни вместо них. Это проблема советского наследия, которую не искоренил Чернобыль, не исчезнет она и после этой пандемии. Нам надо походить по этой пустыне ... Мы уже почти 30 лет ходили, но много времени топтались на месте и делали вид, что идем. Люди до сих пор хотят, чтобы за них решали, боролись, а они готовы поддерживать «из кустов». И не только врачей это касается, пациентов тоже. Мы не можем доказать преступления, происходящие в больницах, потому что пациенты отказываются писать заявления. «Так нам же потом еще сюда возвращаться», - и неважно, что вам каждый раз будут помогать некачественно. Еще несколько лет назад я верила, что увижу, когда это изменится ...

- У вас есть опыт работы с Министерством здравоохранения в составе Общественного совета. Какие выводы вы сделали для себя?

- Удостоверилась, что эта система очень укоренена и переламывает тех, кто туда попадает. Поэтому я не пошла внутрь, так как дел хватало и снаружи, где я гораздо эффективнее. Поняла: зайти внутрь - получить наручники, а я хочу, чтобы руки у меня были свободными. Но я снимаю шляпу перед теми, кто пытался и до сих пор пытается это сделать. Например, Оксана Сухорукова, которая ушла из нашего Фонда в Министерство специально, чтобы изменить систему изнутри. И я могу только представлять, как для такого принципиального и смелого человека, как Оксана, это тяжело. А я возглавила Общественный совет при Минздраве во времена Ульяны Супрун. Новому составу МЗ, пожалуй, сейчас не до формирования каких-то общественных советов, здесь хотя бы министров нашлось более чем на два месяца.

Поэтому формально до избрания нового Совета по законодательству остаюсь на этой должности, хотя по разным причинам у нас уже нет даже кворума. Тогда пришло много активных неравнодушных людей, которые надеялись на качественные изменения: Минздраву нужны были свежие мозги, активные люди, готовые двигать идеи. Но сотрудничество общества и чиновников возможно только тогда, когда этого хотят чиновники. Большинству чиновников сейчас этого, к сожалению, не надо.

- На ваш взгляд, пандемия изменит дальнейшую жизнь мира в глобальном смысле: сделает нас более социально дистанцированными или, наоборот, научит объединяться вокруг общей беды?

- Пандемия однозначно изменит мир, как любое масштабная событие, которое коснулась буквально всех. Столь крупных событий на самом деле не так и много, поэтому сейчас мы наблюдаем за уникальной проблемой, которая, неважно из каких первопричин, стоит перед всеми странами. Речь идет об изменении правил социума, приоритетов - как личностных, так и государственных, о разрыве связей между странами. Мне очень интересно, что из этого получится. Я оптимистка, поэтому надеюсь, что изменения будут к лучшему, хотя практика показывает, что обычно происходит наоборот ...

---------------------------

Леся Литвинова (Александра Коваль) родилась в 1976 году в Киеве, окончила Университет имени Карпенко-Карого, режиссер, до начала Майдана работала по специальности, одна из инициаторов известного Пункта помощи переселенцам на Фроловской, руководитель Благотворительного фонда «Свои».

—

Елизавета Гончарова, опубликовано в издании "Тиждень [2]"

Перевод: Аргумент [11]

На эту тему: