Жизнь в городе делает нас несчастными. Как с этим борются в Глазго

Версия для печати

Как сделать городские пространства более счастливыми и здоровыми. Неравенство сильнее всего заметно в городах: самые бедные и самые богатые живут рядом, но не соприкасаются

Глазго печально известен тем, что его жители страдают от психических и физиологических заболеваний. Вредна ли городская жизнь сама по себе, или в наших силах переосмыслить ее ради собственного благополучия? 

Если вы живете в Глазго, то у вас велик шанс умереть молодым. Его жители умирают на семь лет раньше своих соседей из других городов Соединенного Королевства. До недавнего времени причины такой повышенной смертности оставались неизвестными.

«Во всем виноваты батончики Mars в кляре», — утверждали одни. «Нет, это все погода», — отвечали другие. С тем же успехом можно было предложить любое другое объяснение. В 2012 году The Economist писал: «Создается впечатление, что по ночам река Клайд испускает смертоносные пары, оседающие в легких глазгианцев».

Этот феномен стал известен как «эффект Глазго». Дэвид Уолш, менеджер программ в сфере здравоохранения в Центре здоровья населения в Глазго, в 2010 году исследовал случаи повышенной смертности. Он не согласен с сегодняшней трактовкой термина: «Для большинства это превратилось в какую-то увлекательную загадку из „Скуби-Ду“, хотя в этом нет ничего веселого. Люди умирают молодыми, это очень печальный феномен».

В тему: История глобализации

Уолшу хотелось понять, почему глазгианцы на 30% более подвержены риску преждевременной смерти (а это до 65 лет), чем те, кто живет в схожих постиндустриальных городах Великобритании. В 2016 году его команда опубликовала доклад, рассматривавших 40 различных гипотез, начиная от недостатка витамина D и заканчивая ожирением и сектантством. «Главная причина — высокий уровень бедности, и точка. На данный момент каждый третий ребенок числится как живущий за чертой бедности», — заключил Уолш.

Но даже с учетом уровня бедности высокая смертность в Глазго не поддается объяснению. Число смертей в каждой доходной группе выше приблизительно на 15%, чем в Манчестере или в Ливерпуле. Особенно высоким остается количество смертей от так называемых «болезней отчаяния» — передозировки, суицида и болезней, связанных с употреблением алкоголя. В середине нулевых, после корректировки с учетом пола, возраста и уровня бедности, число самоубийств в Глазго было на 70% больше, чем среди ливерпульцев и манкунианцев.

Отчет Уолша показал то, как радикальные градостроительные решения еще с 1950 годов делали психическое и физиологическое здоровье глазгианцев все менее устойчивым к последствиям обеднения и деиндустриализации.

Смена теорий городского планирования серьезно изменила жизни людей по всему миру, и в частности за последние полвека в Глазго. На сегодняшний день его население составляет порядка 600 тысяч человек; в 1951 году оно было почти вдвое больше. Как предполагает отчет, повышенная смертность в Глазго — непредусмотренное следствие городского планирования, усугубившего и без того тяжелую жизнь большого города.

Исследования раз за разом связывали городскую жизнь с ухудшенным психическим здоровьем. К примеру, взросление в городской среде повышает риск развития шизофрении в два раза по сравнению с детством в сельской местности. Согласно подсчетам ООН, к 2050 году 68% мирового населения будут составлять горожане. В этой связи мировое здравоохранение ожидают серьезные последствия.

Можем ли мы учиться на ошибках Глазго? Вместе с ростом городского населения повысится актуальность не только таких вопросов, как разрозненность общин, миграция, перенаселение, неравенство и сегрегация, но и их влияние на благополучие горожан.

В тему: «Город-губка»: что делают в Берлине, чтобы ливни не залили город

Неужели жители городов обречены на психические страдания или все же градостроители смогут извлечь полезный опыт из ошибок прошлого и создать города, которые сделают нас здоровыми и счастливыми?

Квартиры на Ред Роуд, Глазго. Фото: Крис Лесли

После войны власти Глазго решили разобраться с жутким перенаселением. В докладе Роберта Брюса 1945 года предлагалось расселить горожан в высотках, построенных вокруг центра города. Авторы доклада долины реки Клайд, опубликованного годом позже, выступали за поощрение тех работников, которые переезжали вместе со своими семьями в новые города. В итоге городской совет объединил обе идеи.

Новые города наподобие Ист-Килбрайда и Камберналда — одни из самых населенных городов Шотландии. Многих из тех, кто остался в Глазго, переселили в такие крупные жилищные комплексы, как Драмчапел, Истерхаус и Каслмилк.

Стремительные перемены были вскоре признаны провальными. В парламенте в середине 1960 годов резко осудили переселение рабочих и их семей в новые города, назвав это «снятием сливок». Во время внутренней проверки в 1971 году МВД Шотландии заметило, что по мере уменьшения количества жителей, город «ожидало пропорциональное повышение пожилого, обедневшего и почти безработного населения в центральном Глазго».

И хотя власти вскоре осознали последствия, они вовсе не были преднамеренными, замечает Уолш: «Здесь нужно принять во внимание то, в каком состоянии был тогда город. Исходя из плохих жилищных условий, уровня перенаселения и остальных причин правительству показалось, что лучше всего было начать с чистого листа».

Анна переехала из коммуналки, отдав свое предпочтение высотному комплексу в Сайтхилле, районе Глазго. Там она периодически живет еще с середины 1960-х. Она была подростком, когда вместе с матерью и сестрой поселилась на четвертом этаже в новой квартире, выбранной наугад. В ней было две комнаты, ванная, кухня и стеклянная перегородка в холле. «Не квартира, а Букингемский дворец», — вспоминает Анна. Сейчас ей 71, она носит джинсы и рубашку из денима, у нее короткие светлые волосы, а сквозь ее смех проступает хриплый кашель.

Десять 20-этажных домов в Сайтхилле должны были стать вестниками будущего. К северу от центра города, расположенные среди парков и с видом на весь город, они могли вместить 7000 жильцов, вызволенных из трущоб и коммуналок. 

До переезда семья Анны жила в доме недалеко от Ройстонхилла. «Мне приходилось спать вместе с мамой и сестрой в алькове», — вспоминает она. Туалет был общим. Все было так типично. Мало что поменялось с тех пор, как в переписи населения 1911 года обнаружилось, что две трети жилых помещений — во многих из которых обитали большие семьи и иные квартиранты — состояли из одной или двух комнат (в Лондоне такая ситуация наблюдалась всего лишь в трети всех жилищ).

И все же вместе с такими домами наш мир покинуло что-то еще, считает Уолш: «В этих сообществах была особая социальная структура, если вам угодно, которая была разрушена в результате этих процессов».

Анна вспоминает, как все изменилось после переезда. «Когда живешь в коммуналке и гуляешь во дворе, можно просто крикнуть в окно: „Мам, хочу есть!“. Пока твоя мама услышит, десяток других уже кинут тебе по сэндвичу прямо из окна». В новом районе она не позволяла своим детям играть без присмотра. Соседи разговаривали только в лифте. Ее дочери угрожали ножом для хлеба.

К началу 2000-х эти районы стали печально известными из-за роста уровня бедности, насилия и распространения наркотиков. Многие жители переехали, в том числе Анна и ее семья. Пустые квартиры использовали для размещения лиц, ищущих убежища. Раскол в обществе увеличивался.

Жилищная ассоциация Глазго признала дома непригодными для жизни. Многоэтажки снесли в течение восьми лет, последнюю из них — в 2016 году. Фотограф Крис Лесли, который задокументировал снос, помнит, как снимали обшивку со зданий, а подъемный кран разбивал бетонные панели. Был виден интерьер квартир, каждая — крошечный разноцветный куб.

Но причины высокой смертности в Глазго корнями уходят в более далекое прошлое, чем появление новых городов и высоток. Нужно обратиться к промышленной революции, утверждает Кэрол Крейг, написавшая две книги на эту тему. В Глазго, на тот момент считавшимся вторым городом империи, заводы и доки нуждались в рабочих. Перенаселение вкупе с привычкой выпивать привели к взрывоопасной ситуации.

Многие предпочитали пабы тесным коммуналкам; было не так много общественных мест для встреч. «В доме, где есть пьющие, с большей вероятностью будет жестокость, конфликты и даже сексуальное насилие», — говорит Крейг.

Считается, что подверженность в детстве стрессовым событиям, таким как домашнее насилие, потеря родителей, плохое обращение или зависимость от наркотиков и алкоголя, связана с плохим психическим и физическим состоянием в дальнейшей жизни. Чем выше число «случаев неблагоприятного детства», как их называют, тем выше вероятность психических заболеваний или зависимости. В свою очередь, такие люди более склонны подвергать своих детей подобному опыту: «Неблагоприятный опыт зачастую передается сквозь поколения».

Вид из 133 блока Петерсхилл (сейчас снесен). Фото: Крис Лесли

В тему: Жить на природе — действительно ли это лучше для здоровья?

В поисках убежища — один из последних жителей квартир на Ред Роуд. Фото: Крис Лесли

В начале 20 века предполагалось, что города покажут нам, как правильно жить. Современное урбанистическое планирование должно было сделать городских жителей более здоровыми и счастливыми. В 1933 году влиятельный швейцарско-французский архитектор и градостроитель Шарль-Эдуар Жаннере, известный как Ле Корбюзье, опубликовал свой проект идеального города. В отличие от прошлого, сказал он, город настоящего будет разработан так, чтобы приносить пользу своим жителям «в духовном и материальном плане».

В планах «Лучезарного города» промышленные, коммерческие и жилые зоны разделены, чтобы позволить работникам избежать загрязнения окружающей среды; дома окружены открытыми зелеными насаждениями, чтобы жители могли встречаться; повсюду широкие дороги; высотки помогут очистить трущобы, остатки быстрой индустриализации во многих городах со времен 19 века. Эти трущобы были перенаселены и антисанитарны, а их обитатели, как выразился архитектор, «неспособны инициировать улучшение».

Глазго был одним из первых городов, готовых воплотить эту идею. В 1954 году делегация советников и планировщиков посетила Марсель, чтобы увидеть Жилую единицу, 18-этажный жилой комплекс, построенный на бетонных сваях. Он был спроектирован Ле Корбюзье и закончен за два года до упомянутого визита. Вскоре Глазго стал рекордсменом Великобритании по количеству высотных домов за пределами Лондона.

Жилой комплекс на Ред Роуд в северном Глазго когда-то был домом для 4000 человек, и во время строительства в 1967 были это был дом с самыми высоко расположенными жилыми квартирами в Западной Европе. Годы упадка и социальных потрясений привели к тому, что в июне 2012 года начался первый этап сноса. Фото: Крис Лесли

Со времен Ле Корбюзье мы узнали больше о том, как дизайн зданий может влиять на поведение. В часто цитируемом исследовании 1973 года психолог Эндрю Баум изучал, как дизайн двух студенческих общежитий в университете Стони-Брук на Лонг-Айленде повлиял на общение 34 жильцов друг с другом.

В первой группе студенты делили общую гостиную и ванную комнату на этаже. Во второй — небольшие группы по четыре-шесть человек делили ванные комнаты и комнаты отдыха. Исследователи обнаружили, что первый тип общежития — «социально перегруженная среда», которая не позволяла жителям регулировать, с кем им взаимодействовать и когда. Сталкиваясь с большим количеством людей, порой не по своему желанию, студенты испытывали стресс; с годами они стали менее продуктивными и более асоциальными, чем те, кто участвовал во втором проекте.

Пожалуй, самый известный пример воздействия зданий на их жителей — это жилой комплекс Пруитт-Айгоу, состоящий из 33 одиннадцатиэтажных зданий, спроектированных Минору Ямасаки, вдохновленным идеями Ле Корбюзье. Построенный в 1956 году, он казался чудо-решением для заселения старого центра города. Прошло менее 20 лет, прежде чем социальные проблемы, порожденные комплексом, оказались такими неразрешимыми, что здания были уничтожены властями.

Архитектор Оскар Ньюман осмотрел комплекс в 1971 году, за год до начала сноса. Он пришел к выводу, что дизайн зданий напрямую влияет на желание жителей содержать их в должном порядке. Если людям кажется, что они способны следить за чистотой территории и контролировать, кто живет по соседству, они чувствуют себя в безопасности. Он назвал это чувство контроля над территорией «защищаемым пространством».

Пруитт-Айгоу не был спроектирован так, чтобы обеспечивать защищаемое пространство. «Чем больше людей делят общее пространство, тем труднее им считать его своей собственностью или полагать, что они имеют право контролировать деятельность внутри этого пространства, — пишет Ньюман. — Лестничные площадки, на которых жили две семьи, находились в хорошем состоянии, в то время как коридоры, в которых жило 20 семей… стали просто катастрофой — никто не считал их своими».

Многоэтажки с более состоятельными резидентами практически не имеют проблем с защищаемым пространством, так как жители могут нанять персонал для уборки и охраны. Эта проблема зачастую больше всего влияет именно на детей — местами для их игр становятся коридоры на этажах, лестничные площадки или близлежащий парк.

Незаконная свалка на улицах Поссилпарка в северной части Глазго. Фото: Крис Лесли

В тему: Топ-5 розумних міст світу вказали дослідники

Клайдсайдовский профсоюзный деятель Джимми Рид в 1972 стал ректором Университета Глазго. Во время инаугурации он заявил, что рабочий класс остается за бортом экономического прогресса — его просто убирают с глаз долой, переселяя в высотки: «Когда вы думаете о многоэтажках, неспроста первое сравнение, которое приходит на ум — это картотечный шкаф».

Неравенство сильнее всего заметно в городах: самые бедные и самые богатые живут рядом, но не соприкасаются. Относительный социальный статус — пожалуй, первый показатель, по которому мы судим о людях, которые живут в местах, где нестабильность и неравенство находится на пике своего проявления. 

В книге «Внутренний уровень» эпидемиологи Кейт Пикетт и Ричард Д. Уилкинсон утверждают, что разница между доходами не только создает социальный разрыв, но также поощряет соперничество, порождая социальную тревожность. Они ссылаются на работу 2004 года, опубликованную двумя психологами из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Салли Дикерсон и Маргарет Кемени. Они проанализировали 208 исследований и выяснили, что задачи, связанные с изменением социальной оценки, в наибольшей степени влияют на гормоны стресса.

Пикетт и Уилкинсон утверждают, что такого рода стресс вредит нашему психологическому здоровью. «В странах с большим разрывом в доходах жители в три раза чаще страдают психическими заболеваниями». Это относится к людям всех социальных классов. В странах с высоким уровнем неравенства, например, США или Великобритании, даже богатейшие 10% населения страдают от тревожности больше, чем любая группа в стране с низким неравенством (за исключением беднейших 10%). 

Исследование также установило, что жизнь в городе может влиять на мозг, делая его более восприимчивым к подобному социальному стрессу. В 2011 году команда ученых под руководством психиатра Андреаса Мейера-Линденберга из Центрального института психического здоровья Гейдельбергского университета (Мангейм, Германия) изучила влияние городской среды на биологию мозга в одном из первых исследований такого рода.

Ученые попросили 32 студентов решить арифметические задания и при этом безостановочно критиковали их через наушники, одновременно сканируя мозг. Целью было сымитировать социальный стресс. Другой группе из 23 студентов дали те же самые задания, но вместо критики на них хмуро смотрели наблюдатели. Результаты оказались суровыми: участники, жившие в городе, продемонстрировали более яркую нейрофизиологическую реакцию к одинаковым стрессовым условиям. Миндалевидное тело (часть мозга, формирующая эмоции) сильнее работало у тех, кто на момент эксперимента проживал в городе. Этот тест также показал разницу между теми, кто вырос в крупных городах, и теми, кто вырос в сельской местности и провинции. Первые демонстрировали более сильный отклик в рострально-вентральной части передней поясной коры головного мозга, которая управляет миндалевидным телом и ассоциируется со стрессом и негативными эмоциями.

Предыдущая работа Мейера-Линденберга была посвящена генам как фактору риска развития шизофрении. Выяснилось, что только на 20% на шанс развития болезни влияют гены, а вот взросление в городе вдвое увеличивает вероятность. Исследование показало, что случаи стресса в раннем возрасте коррелируют с уменьшением серого вещества в рострально-вентральной части передней поясной коры головного мозга, что часто встречается у больных шизофренией. «Психическое здоровье практически повсеместно хуже в городской среде, — сказал Мейер-Линденберг в разговоре по телефону. — И в этом нет ничего хорошего».

Отсутствие свободы действий — ощущение, что мы не управляем ситуацией — один из ключевых механизмов, определяющих уровень испытываемого социального стресса, комментирует Мейер-Линденберг. «Люди, занимающие руководящие должности, обычно лучше справляются с подобным напряжением». В городе вы гораздо больше зависите от других людей и инфраструктуры, особенно если вы не богаты. Например, вам приходится нетерпеливо ждать автобус или того, кто вас подбросит на работу, или гадать, с кем из соседей по многоэтажке сегодня будете вынуждены ехать в одном лифте, или надеетесь, что местная администрация не выберет соседний двор для застройки.

Разумеется, жизнь в городе может давать и чувство свободы. «Обратная сторона жизни в постоянном напряжении — это ее возможный стимулирующий эффект, — поясняет Мейер-Линденберг. — Более жесткий уклад общества, в котором вы живете в деревне, может действовать угнетающе. Особенно если вы не чувствуете себя своим или по каким-то причинам не вписываетесь».

Было доказано, что в условиях социального неравенства снижается уровень доверия людей друг другу и уменьшается социальный капитал — социальные сети (объединение социальных позиций — социальных акторов и их связей — прим. Newочём), которые позволяют сообществам эффективно функционировать. Люди настолько переживают из-за безопасности, что окружают себя «невидимыми стенами», рассказывает Лиз Зайдлер, руководитель проекта «Счастливый город» — исследовательского центра в Бристоле. «Нам следует делать прямо противоположное: необходимо создавать все больше мест и пространств, в которых люди могут взаимодействовать и узнавать друг друга, несмотря на различия».

В «Счастливом городе» придумали способ измерять местные условия, влияющие на повышение уровня благополучия. Индекс процветания учитывает местность, жилье, образование, социальное неравенство, зеленые зоны, безопасность и сплоченность общества.

Но возможно, что хорошим показателем уровня счастья в конкретном месте является состояние «видов-индикаторов». Эту идею Зайдлер позаимствовала у писателя и урбаниста Чарльза Монтгомери. Например, для прудов это может быть наличие определенного вида земноводных, что позволит сделать выводы о чистоте воды. В городах роль земноводных исполняют дети. «Если вы видите детей, то вероятно, это безопасный и счастливый город», — поясняет Зидлер. Планировка города может содействовать развитию такой среды, когда «уменьшается размер проезжей части, увеличивается площадь пешеходных и зеленых зон». «Когда становится больше того, что архитекторы городской среды называли бы „пространством столкновений“, где вы буквально сталкиваетесь с другими людьми. Уменьшение скорости жизни в городе также положительно влияет на состояние его жителей, — добавляет Лиз. — И тогда у вас наверняка будет больше шансов увидеть детей на улицах».

Не обращая внимания на приближающийся автомобиль, Кристофер Мартин, один из участников проекта по обновлению улиц в центре Глазго, переходит дорогу. К счастью, машина тормозит. Мартин беспечно продолжает рассуждать о преимущественном праве пешеходов и пункте 170 Дорожного кодекса. «Неплохо, да?» — подтрунивает Стивен О’Мелли, гражданский инженер и коллега Мартина, остановившийся на бордюре позади меня.

Голландец Ганс Мондерман, транспортный инженер, проделывал такой же фокус в начале 2000-х. Он частенько выходил на перекресток без светофоров или каких-либо знаков спиной вперед, закрыв глаза. К тому же, как правило, в компании журналиста. Мондерман был убежден, что дороги становятся безопасными, когда отсутствуют дорожные знаки: автомобили движутся медленнее, перемещаясь по незнакомым маршрутам. Здравый смысл водителей обеспечивает безопасность лучше, чем любой знак.

«Мы стараемся сделать так, чтобы люди начали взаимодействовать друг с другом — то есть вели себя по-человечески, — делится Мартин, пока мы идем дальше по Сокихол-стрит. — Садясь в машину, человек теряет свой облик».

Сокихол-стрит стала первой улицей в проекте по обновлению, на который выделено 115 млн фунтов стерлингов. Его цель — создать единую сеть из пешеходных и велосипедных маршрутов на 17 улицах и прилегающих областях в центре города между рекой Клайд и печально известной магистралью М8 (самая оживленная автомагистраль в Шотландии и одна из самых оживленных в Соединенном Королевстве — прим. Newочём), окружающая весь центр узкой петлей. Центральная сеть Глазго состоит преимущественно из автомагистралей с четырьмя полосами движения. У одних улиц крутой уклон, другие простираются до самого горизонта. Но когда идешь по городу пешком, то кажется, что все они заняты исключительно машинами и автобусами. «Город получит то, в чем нуждается» — уверен Мартин. Теперь часть этих дорог будет занята пешеходами, велосипедистами, деревьями и скамейками.

Во всем мире насчитывается немало примеров того, как при проектировании города в первую очередь учитывали потребности автомобилистов. В 1955 году Роберт Мозес, комиссар парков Нью-Йорка, планировал проложить четырехполосную автомобильную дорогу через парк Вашингтон-сквер. Часть местных жителей выступила с протестом, и среди них была журналистка Джейн Джекобс. Спустя три года, которые позже превратятся в четырнадцать лет борьбы за сохранение Гринвич-Виллидж, в 1958 году она опубликовала в журнале Fortune статью, которая затем легла в основу ее книги «Смерть и жизнь больших американских городов».

В тему: На грани катастрофы. Пять крупнейших экологических проблем Украины

Джекобс выступала за запрет автомобильного движения в центре города, чтобы культурная и деловая жизнь оставалась «плотной и сконцентрированной». «Весь смысл в том, чтобы сделать улицы более необычными, компактными, пестрыми и оживленными, а не наоборот». Она выступала против грандиозных проектов градостроителей, планировавших разрушения и застройку, и придерживалась мнения, что города должны развиваться в соответствии с потребностями людей и тем, как они используют уже имеющиеся пространства. «Нельзя подходить к планированию города только с точки зрения логики; его формируют люди, а потому в планах необходимо учитывать в первую очередь их, а не здания».

«Отдавая приоритет автомобилям, мы нарушаем пропорции городов, — добавляет Мартин. — При таком подходе вы получаете широкие проезжие части, широкие улицы и растянутые города, потому что автомобили большие и быстрые». Забирая пространство у машин, мы возвращаем людям зоны общего пользования. «Сидение в металлической коробке приводит к замкнутости, — объясняет он. — Рост уровня городского одиночества и психических заболеваний тесно связан с разобщенностью людей в городе». 

Улица Сокихол в Глазго уже является воплощением этой идеи, а другие улицы будут реорганизованы подобным образом в течение восьми лет. «Перспективы захватывают дух, ведь это потрясающий город! — делится Мартин. — Улицы перпендикулярны друг другу и очень широкие: много свободного пространства. Одним махом мы достигнем колоссальных перемен».

Садовник и местный активист Мартин Годдард ухаживает за растениями в «Детском лесу» (the Children’s Wood and North Kelvin Meadow). Фото: Крис Лесли

Правильно спроектированные города могут стать приятными для жизни. «С точки зрения эпидемиологии городские жители как правило богаче, имеют хорошее образование и доступ к услугам здравоохранения. Также у них реже встречаются соматические заболевания», — рассказывает Мейер-Линденберг. Считается, их «углеродный след» меньше. «Нельзя сравнять города с землей, а потом заново отстроить их, — добавляет он. — Всегда нужно искать способы повысить уровень благополучия населения».

В последнее время Мейер-Линденберг изучает, какой эффект оказывают различные части города на наше ментальное состояние. Для этого используется метод мгновенной экологической оценки, когда участники постоянно сообщают об окружающей обстановке в режиме реального времени. В некоторых исследованиях высказывалось предположение, что природа — не важно, одно дерево или парк — существенно влияет на психическое здоровье человека. Параллельно Мейер-Линденберг разрабатывает приложение для смартфонов, с помощью которого можно будет спланировать маршрут по городу таким образом, чтобы взаимодействие с природой было максимальным.

«Самое благотворное влияние оказывают пейзажи, напоминающие древние, которые человек мог встретить на первых этапах эволюции», — предполагает он. Возможно, аккуратные и ухоженные парки, предпочитаемые градостроителями, не так эффективно воздействуют на психику.

Эмили Каттс осознала важность подобных зеленых зон, когда в 2012 году появилась угроза застройки луга, который виден из окна ее квартиры в западной части Глазго. Когда-то жители играли на нем в футбол, а после того, как убрали футбольные ворота по решению местного совета, захотевшего продать землю, на лугу чаще всего можно было встретить выгуливающих собак людей и наркоманов. Теперь он наконец-то выглядит так, будто не было никакого плана по строительству элитного жилья.

Единственный способ сохранить луг — это организовать соответствующую кампанию, решила Каттс. В течение нескольких лет образовавшееся сообщество выпускало петиции, организовывало мероприятия и трехмесячное дежурство на площади Джордж Сквер в центре города. В итоге вмешалось правительство Шотландии. 21 декабря 2016 года было принято решение, что застройка луга производится не будет. Среди местного населения он известен как «Детский лес» (the Children’s Wood), принадлежащий благотворительной организации.

Но почему же Каттс и другие участники кампании столь рьяно отстаивали этот запущенный луг? В районе, находящемся в десяти минутах ходьбы севернее Ботанических садов, уже и так довольно много зеленых зон. Может, женщина просто не хотела видеть стройку рядом со своим домом?

Когда я встречаю Каттс в общественном саду, она поглощена беседой с садовником, Кристиной, о возможности использования червоводни для переработки собачьих фекалий в компост для деревьев. Здесь есть клумбы для растений, ванная со свежей землей для игр детей и «съедобное» типи (пустивший усики горох скоро будет карабкаться вверх по прутьям). Горох посадил двенадцатилетний мальчик, которого, по словам Каттс, часто отстраняют от занятий в школе.

Каттс — хрупкая женщина с длинными светлыми волосами, легким характерным акцентом и степенью магистра психологии. Она работала в исследовательской команде Кэрол Крейг, собирая и представляя данные о способах повышения уровня благополучия, и именно тогда начала понимать потенциал луга: он улучшал состояние здоровья и уровня счастья ее соседей.

Сегодня учащиеся более двадцати школ и детских садов близлежащих районов посещают луг. Во время моего визита у учеников Академии Кельвинсайд проходил урок лесоводства. Дети играют вокруг молодых берез, обвязывая их веревками, активно раскачивают друзей в гамаках, так что они становятся похожи на смеющиеся мешки, ковыряются в земле и учатся пользоваться ножом для обрезания деревьев.

Совместно с исследователем из Университета Глазго Каттс провела серию тестов, сравнивая объем внимания у детей, которые провели обеденный перерыв в парке, с теми, кто остался в здании школы или на искусственной игровой площадке. Объем внимания у детей, проводивших время на природе, был «значительно больше». В «теориях восстановления внимания» утверждается, что влияние природы на объем нашего внимания достигается за счет включения опосредованного внимания. Это позволяет восстановить непосредственное внимание, которое мы используем для решения более сложных задач, например, математических уравнений. Команда также провела похожий эксперимент, наблюдая за выражением творческих способностей ребят на уроках изобразительного искусства. «Дети, посещающие парк, используют больше цветов, прорисовывают больше деталей, добавляют больше глубины в свои картины чем те, кто не играет на улице», — делится Каттс.

Ричард Митчелл, профессор кафедры социальных наук и здравоохранения в Университете Глазго, тоже изучал влияние природы на уровень стресса малоимущих. И хотя предыдущее исследование показало наличие положительного воздействия, он получил лишь незначительные результаты. «Это все беднейшие общины с целым букетом всевозможных проблем, и негативные последствия жизни в нищете и других стрессовых ситуаций не компенсируется возможностью посещения зеленых зон, — рассказывает он по телефону. — Думаю, что всем нам нужно осознать, что на уровне населения может и не быть мгновенного наблюдаемого воздействия, [но] это все равно важно».

Однако дальнейшее исследование показало, что один из видов влияния природы на человека имеет «достаточно выраженный защитный эффект с точки зрения психического здоровья взрослого человека», продолжает Митчелл. Работающие скаутами или гидами, т.е. постоянно контактирующие с природой в течение длительного периода времени, «где они осваивали целый набор навыков, в т.ч. жизнь на природе и бережное к ней отношение», были меньше подвержены риску психических заболеваний.

В благотворительной организации «Детский лес» действует на постоянной основе молодежный клуб, в котором ребят привлекают к работам в саду. Многие из участников — дети из бедных семей. «Вот что всегда привлекает нас в этом месте, — рассказывает Каттс. — Оно стирает различия — вокруг так много бедности и так много богатства. Поэтому здесь, на этой территории, у нас единые правила игры, и мы рады всем. В отличие от парков, где можно быть незаметным, здесь у вас есть заинтересованное сообщество, вовлеченное в пространство».

Мы вместе идем вверх по улице навестить семейного врача, принимающего в Поссилпарк, одном из беднейших районов Глазго. Она рекомендует пациентам, помимо других средств лечения, посещать «Детский лес» для получения положительных эффектов от «поддержки ровесников, нахождения вне дома, общения с другими людьми, более активного участия в жизни сообщества, наблюдения за ростом растений, ухода за ними, заботой о других и о себе». Она признается, что те редкие моменты, когда она видит улыбку на лицах пациентов, связаны с их рассказами о лесе.

Более 60% населения Глазго живет в пределах 500 м от заброшенных участков. Проведенное в 2013 году исследование показало, что пустующие земли и нужда связаны с плохим состоянием психического и физического здоровья. Городскому совету было рекомендовано передать больше чем 700 га свободных земель беднейшим общинам, чтобы они использовались для общественных нужд.

«Возвращение земли общине — это несомненный шаг вперед, — делится Каттс, пока мы обе смотрим на парк под моросящим дождем. — Ты можешь сказать, что это необходимо конкретно этому району, но это не так. Это не происходит по всему городу, а должно бы».

В тему: Город-сад-огород: глобально зеленый Хельсинки

В некоторых частях Глазго создается впечатление, будто все меняется, хотя по большей части это свидетельство упорства местных жителей. Я встречаюсь с Анной в церкви Сент-Роллокс в Сайтхилле, где она служит волонтером каждую неделю. Здесь еще недавно были многоэтажки. Сейчас здание церкви состоит из модульных частей, неф еще находится в разработке. Сайтхилл входит в программу восстановления, на которую планируется потратить 250 млн фунтов стерлингов: здесь будут малоэтажные жилые дома, магазины, школа, общественный сад. Когда я спрашиваю Анну, хотела бы она вернуться в Сайтхилл, она незамедлительно отвечает «Да!».

Тем же вечером, после посещения «Детского леса», Каттс приводит меня на занятие, где около сорока детей учатся прыжкам на батуте. Позже, пока я жду автобус в мягких сумерках вечера, я вижу нескольких идущих с урока ребят, в основном мальчиков тринадцати-четырнадцати лет, которые шутливо борются и толкают друг друга. Вот причина, по которой мы должны сделать городские пространства более счастливыми и здоровыми. Ведь дети в городе — как земноводные в пруду.

—

По материалам Mosaic

Автор: Флёр Макдональд

Переводили: Мария Киселёва, Булингир Надвидов,  Паша Саидов, Эвелина Пак

Редактировала: Анастасия Железнякова 

Опубликовано в издании  Newочём

В тему:

• Будущее наших персональных данных
• Фермы будущего были придуманы для космоса. Подойдут ли они для Земли?
• Польза от домашних растений — не более чем расхожий миф
• Мы живем в компьютерной симуляции? Не знаю. Не исключено
• Большой куш: 15 историй о деньгах, изменивших все