«Это был кусочек той Украины, к которой мы все стремились»

Версия для печати

Единственная на Майдане женщина-десятник Ольга Нечитайло — о самом счастливом месяце ее жизни, об окопном синдроме и революции, которая только начинается.

...На стене ее комнаты — портреты красивых женщин. Здесь и француженка Мирей Матье, и всемирно известная скрипачка Ванесса Мэй, еще какие-то неизвестные барышни, похожие на моделей. И только хорошо присмотревшись, понимаю, что на всех этих различных фотографиях — одна и та же женщина. На вопрос, кто снимал, слышу от Аси: «Это я. Сама себя снимала. Экспериментировала.

Это я сейчас такая, а когда марафет приведу — то еще ничего». У окна стоит мольберт с портретом мужчины. Это тоже ее работа. Узнаю, что моя героиня имеет высшее художественное образование, в свое время преподавала в школе изобразительное искусство. А рисовать училась сама, потому что о художественной школе она, сирота, воспитанница Владимир-Волынской школы-интерната, и мечтать не могла. Учителя рисования просто уделяли ей больше внимания, чем другим, помогали, чем могли, а дальше девушка уже сама штудировала рисунок.

— Не хочется пережитое на Майдане передать на полотне? — спрашиваю.

— Нет. Хочу все забыть. Все. Уже нет сил вспоминать. Еще ни одной ночи не спала. Посмотрите, сколько лекарств в шкафу. Вечером, усталая, будто проваливаешься в сон, спишь часа два, а потом просыпаешься и к утру уже глаза не сомкнешь. Днем отдыхать тоже некогда. Как приехала из Киева, дверь квартиры не закрывается. Кому-то негде жить, у меня целый месяц ночует, кому-то средства на лечение надо, у кого-то ребенок должен родиться, а денег нет даже на коляску. Ищу фонды, благотворителей, решаю партийные дела — и так целыми днями. Если б кто знал, как я устала...

«Я горжусь тем, что являюсь украинским националистом»

Друзья называют ее Ася. На самом деле она Оля Нечитайло. Обычная волынская девушка из княжеского Владимира-Волынского, которая не смогла сидеть дома в то время, когда ее собратья мерзли в Киеве на Майдане, отстаивая достоинство украинцев и право на свободу. Ее гламурный розовый комбинезон нельзя было не заметить в майдановской гуще. Красивая девушка-амазонка бросалась в глаза.

Наравне с другими бойцами Волынской сотни она ходила на дежурство, стояла на посту, охраняя баррикады, склады, штаб, делала коктейли Молотова и была единственной женщиной-десятником в сложной майдановской структуре самообороны. 18 февраля вместе с другими попала под наступление «Беркута» на Самооборону в Мариинском парке, получив травмы ног и хорошую порцию дубинок по всему телу. Но уцелела.

Сегодня Ася, вспоминая те дни, не может себе простить, что выжила. Потому что ей, говорит, нечего было терять. Не замужем, сирота, хотя у нее есть младшие брат с сестрой, но они уже справляются сами. А многим ребятам из Небесной сотни было что терять. Кто-то из них только что женился, у кого-то родился ребеночек, а у кого-то сиротами остались четверо детей. Я пытаюсь убедить ее, что она ни в чем не виновата, что Бог иногда забирает лучших, потому что там тоже нужны чистые души. Ася плачет и все равно не соглашается со мной, повторяя одно и то же: «Я должна была быть на их месте...»

Но когда начинаем снова и снова говорить о Майдане, она оживает, хотя еще несколько минут назад говорила, что хочет все забыть. Тот месяц, который прошел в заснеженном Киеве, был самым счастливым в ее жизни. Но дни, когда на ее глазах гибли друзья, стали одновременно и самыми страшными...

— Я горжусь тем, что являюсь украинским националистом. Хотя в моих жилах течет не только украинская кровь. Мой папа — киргиз. Вот откуда этот разрез глаз, задорный нос. Но я родилась на этой земле, выросла, впитала из нее все украинское и считаю себя украинцем до кончиков волос. К политике не имела вообще никакого отношения до того момента, пока не был принят языковой закон Кивалова-Колесниченко.

Тогда меня заело! Каким еще вторым может быть государственный язык, когда мы имеем прекрасный, один из самых красивых в мире языков? Во мне произошел внутренний бунт, и я заинтересовалась политикой. Так пришла в «Свободу». Перечитала программу этой партии, во многих моментах мне она импонирует, — рассказывает девушка. — Хотя с некоторыми моментами не согласна.

Как и некоторых нардепов не хотелось бы видеть в парламенте в «свободовской» фракции. Но это дело десятое. В Киев я поехала уже где-то в середине января, раньше не пускали, потому что здесь надо было кому-то работать. Как раз начинались морозы. Во Владимире-Волынском оставаться уже было невозможно, поскольку светило уголовное дело и тюрьма. Я была «террористкой».

На митинге вскарабкалась на лестницу и содрала вывеску с офиса местной организации Партии регионов и сбросила флаг с офиса КПУ. Представляете, как мне было лезть по той лестнице, когда я ужасно боюсь высоты? Даже стоя на табурете, ноги трясутся от страха! Отпросилась у своих на Майдан. Привезла четыре сумки, теплое одеяло, розовый горнолыжный комбинезон, массу всевозможных необходимых вещей. А домой вернулась в одной майке — после захвата «Беркутом» Октябрьского дворца, где мы жили, не уцелело ничего. Больше всего жаль свои серебряные сережки в форме трезубца. Надо будет изготовить новые«, — Ася на мгновение замолкает.

Россиянам этого не понять...

Она снова мыслями там, на заснеженном Майдане. Греется у горящей бочки, отхлебывает волонтерский чай, что варился день и ночь и разливался реками. Наверное, за всю жизнь она не выпила его столько, как в те морозные дни и ночи.

— Удивительная вещь: холодно было чрезвычайно, но мы почему-то не мерзли. Открытый огонь горящих бочек и чай — вот и все спасение. Кстати, мой комбинезон тоже сгорел у огня. А еще согревало какое-то внутреннее тепло. Одевалась, конечно, как луковица. От одежды ныло все тело, болели мышцы. Нестерпимо болели, поэтому растирала мазями, гелями.

Сразу, как приехала, сказала, что на кухню не пойду, потому что я не кисейна барышня и не приехала сюда свой зад на кухне наедать. Засчитывайте меня боевой единицей. Назначили десятником в нашей Волынской сотне. В моем подчинении было десять мужчин, причем разного возраста, были даже те, кому под 50. Но когда выстраивала их, то и две сотни становились в строй — голос у меня командный! Хотя там была такая самоорганизация, что командование, конечно, было условным.

Я выполняла, скорее, координационные функции. Должна была знать, где мои ребята, что с ними, быть постоянно на связи. Переживала за них, по ночам не спала, когда были на дежурстве. Сама тоже ходила дежурить на баррикады, охранять склады, штаб. Однажды мой однопартиец, народный депутат Игорь Швайко на меня обиделся, потому что не пустила его на склад. У меня был список людей, которых разрешено пускать, а его в этом списке не было. Сказала, что только через мой труп. Смирился.

Более чем за месяц всего два раза выпало дежурство в помещении, все остальные — на улице. Сменялись каждые два часа. Бывало, что за день по десять смен приходилось отстоять. Приходила в Октябрьский, падала на коврик, уже не в силах снять обувь и верхний комбинезон. Просила побратимов раздеть меня, потому что не могла пошевелить ни ногой, ни рукой. Зато у нас была чистейшая казарма. Мыли пол с хлоркой и даже начальника охраны заставляли разуваться. Это был самый счастливый месяц моей жизни...

Понимаете, это был кусочек той Украины, к которой мы все стремились. Россиянам этого никак не понять: как это, когда привозят ящик пива на Майдан, мужчины выливают его на землю и заливают в пустые бутылки коктейли Молотова. Невдомек, как мужчины, которые на рыбалку никогда не ездили без бутылки водки, на Майдане забыли вкус спиртного. А какой кайф, когда с тобой рядом ест гречку с пластиковой тарелки народный депутат! Или когда останавливается дорогущее BMW, из нее выходит стильно одета женщина, открывает багажник, достает шины и на высоченных каблуках несет их на баррикады!

Мы выстояли еще и потому, что была удивительная поддержка киевлян. Когда «Беркут» пошел в наступление и у нас заканчивалось топливо для коктейлей Молотова, киевские водители останавливались и сцеживали его из своих машин. Киевляне прятали нас, раненых, в своих квартирах. После газовой атаки мы не могли по 7 часов вздохнуть полной грудью. И вдруг на Майдане взялось неизвестно сколько молока... Эти ощущения невозможно передать словами. Это было счастье. И этого нельзя забыть.

«Разве это люди, разве у них есть сердце?»

Как нельзя забыть другую Украину. Ту, которая стояла по другую сторону горящих баррикад. Лицо той Украины пугает до сих пор. 18 февраля после мирного шествия в Верховную Раду Ася вместе с побратимами попала в ловушку, устроенную «Беркутом». Их гнали из Мариинского парка до Майдана, как скот. Когда «Беркут» в очередной раз ударил девушку, из-под шлема выскользнули ее волосы. Он остановился на мгновение и замер. Не ожидал, наверное. Она уже не боялась, только презрительно посмотрела ему в глаза и сказала: «Бей!». То, что ноги искалечены, почувствовала, когда подошла к Майдану...

В тему: Как воевал Майдан 18 — 20 февраля. Уже история: хронология в воспоминаниях очевидцев

— У нас горят палатки, а они стоят сверху и бросают гранаты. В палатках горючее, мы вытаскиваем, что, кричим: «Что вы делаете?», А они хохочут. Я такого смеха даже в фильме ужасов не слышала. Мы не могли до конца поверить, что они могут такое делать. Майдановцы — не боевики, это были люди, в руках которых не было ни пистолетов, ни ружей, а только деревянные палки. А их тупо убивали.

В Мариинском парке ребята, сбитые с ног спецназовцами, падали, а добивали их «титушки». Раненого, лежащего били арматурой в грудь, еще и поднимали... Мы просили, чтобы разрешили забрать тела убитых, а они делали вид, что не слышат. Где эти тела — пока неизвестно.Говорят, их грузили бульдозером на машину, — плачет Ася.

— В разгромленном Октябрьском — там же застенок был, там все залито кровью. Оттуда выносили ребят с зашитыми ртами, отрубленными головами. Они убили, уничтожили цвет нации. Господи, как можно забыть такое и простить? Разве это люди, разве у них есть сердце?

В тему: Безымянная сотня. Сколько на самом деле жертв бойни 18 февраля?

Мы плачем вместе. Как смириться с тем, что еще вчера ты с этими ребятами делила тарелку супа, дышала одной гарью, шутила, один из них приглашал тебя на свидание — а их уже нет? У них остались жены, дети, родители. Избитую, с искалеченными ногами, ее вместе с побратимами прятали в киевской квартире, а 19 февраля вывезли на Волынь. Спину и почки от милицейских дубинок ей уберегла байкерская «черепаха» — специальный противоударный корсет, который подарили ей друзья.

Синяки с избитого тела сошли, зажили и искалеченные ноги, а раны души — столь же свежи и болезненны. Она уже почувствовала, что такое окопный синдром. Когда тебя накрывает волна ярости при одном виде человека в милицейской форме, когда с кулаками хочется наброситься на милицейскую машину, просто проезжающая по улице. Она хочет простить, но пока не может. Она осознает, что надо было бы обратиться к психотерапевту, но некогда собой заниматься. Надо помогать другим, кому еще тяжелее.

— Многие из наших не пострадали физически, но имеет психические травмы. Ребята стесняются и отказываются от помощи. Один убежал с контузией из больницы и снова бродит по баррикадам. Посылаю своих в Киев, чтобы выловили его — дали снотворное и силой привезли домой. А сколько семей на грани разрыва! Думаете, всех мужчин, которые возили активистов на Майдан, понимали жены? Далеко не все одобряли эти поездки.

Вот, например, у Андрея «Беркут» сжег микроавтобус 18 февраля у Дома профсоюзов. Как ему теперь вернуть убытки? Ничего не можем сделать, хоть и обещали. Жена недовольна, проблемы в отношениях. И таких ситуаций много. Революция только начинается. На Майдане было лишь ее начало. Самое трудное — впереди.

На Майдане было легко, потому что чувствовал поддержку десятков, сотен, тысяч единомышленников. И от того вырастали крылья, — светлеет лицо Аси. — Вернулась домой — и уже опускаются руки. Столько работы, а людей, готовых к изменениям в стране, негусто.

Много равнодушных, приспособленцев. И если ослабить — ничто не изменится. Тогда для чего были такие жертвы? Для чего погибла Небесная сотня? Хотя погибших не одна, а несколько сотен. Мы должны завершить то, ради чего они умерли. И те, кто был на Майдане и выжил, и те, кто не был, но хочет жить в новой европейской стране.

—

Нина Романюк, опубликовано в газете «Україна молода»

Перевод: «Аргумент»

В тему:

• 40 дней с момента трагических событий 18-20 февраля. Пиккардийская терция — Пливе кача (неофициальный клип)
• 19.02.14 «За день до бою»: кадры Великого Противостояния украинцев против бандитской власти Януковича
• Расстрел на Институтской: как это было
• Ангелы Институтской
• Майдан сломал российскую империю
• Майдан до и после: любая власть должна помнить — пощады не будет