Модель Кругмана и «эстонская линия»

Версия для печати

Вопреки невзгодам военных лет, поборам, барщине, оброкам, контрибуциям, сокращению населения в результате страшных чумных эпидемий и войн, эстонцы — эта крохотная нация даже не думала растворяться в перемалывавших ее этносах! Почему в исторической перспективе «эстонская линия» оказалась просто гениальной.

В конце 1970—х годов из Тал­лин­на в Кишинев приехала делегация издателей. Эстонские гости делились повседневным опытом, а их молдавским коллегам казалось, что слушают они ненаучную фантастику: регулярные поездки в Западную Европу на международные книжные выставки, перевод на эстонский язык и публикация мировых литературных бестселлеров в ближайшие месяцы после выхода книги в оригинале, организация литературных дискуссий и семинаров на свободные от марксистской идеологии темы... Чудеса и небылицы!

Молдаване недоумевали: вроде в одном государстве живем, а послушаешь, так будто на разных планетах. Как такое возможно? Почему у нас, в Молдавии, ни о чем подобном даже мечтать не приходится?

Была, между тем, в рассказах эстонских коллег по издательскому делу косвенная подсказка, которая, ухватись за нее молдаване покрепче да раскрути обстоятельно, могла вывести на глубинную причину уникального — привилегированного — статуса эстонцев в подневольной семье советских народов.

«Не так давно, — жаловались эстонцы, — спустил нам родной Госкомитет по печати повышенную разнарядку на сбор букинистической литературы. Ну мы-то знаем, где искать: на каждом хуторе собирают из поколения в поколение семейные библиотеки. Мы к ним сразу и обратились, предложили выкупить хоть все книги подчистую. Хорошие деньги давали. Куда там! Не отдают хуторяне свой книжный антиквариат! Ни за какие деньги».

Ильвес против Кругмана

В начале уходящего лета случилась бурная перебранка между Полом Робином Кругманом (на фото), колумнистом The New York Times, профессором экономики из Принстона и Нобелевским лауреатом, и Томасом Хендриком Ильвесом, президентом Эстонии. Кому-то масштаб оппонентов может показаться несоизмеримым: что может быть общего у журналиста и президента государства?!

Не будем все же спешить с выводами: пока Ильвес работает ритуальным поводырем 1 миллиона 294 тысяч эстонских граждан¹, Кругман интеллектуально окормляет, по самым скромным оценкам, хорошо за сотню миллионов мыслящих и финансово состоятельных агентов истории, вне зависимости от их гражданства и стран проживания.

Противостояние родилось из публикации 6 июня 2012 года в The New York Times крохотной реплики Пола Кругмана, озаглавленной «Эстонская рапсодия»: «Поскольку Эстония неожиданно превратилась для сторонников политики затягивания поясов в показательный образец, я решил, что было бы неплохо взглянуть на картинку, которая иллюстрирует ситуацию. Вот так выглядит график ВВП Эстонии по данным Eurostat (график, на который ссылается Кругман, см. ниже. — Прим. ред.).

Что же мы видим? Жуткий экономический обвал, сопоставимый по масштабам с Великой депрессией, за которым следует значительное, однако же незавершенное восстановление. Это, конечно, лучше, чем полное отсутствие восстановления, но как же можно подобное воспринимать как экономический триумф?»

Томас Ильвес узнал о статье Пола Кругмана в Риге, где находился с официальным визитом. После банкета президент вернулся в гостиницу, достал iPhone и за 73 минуты выдал аж пять сообщений в свой твиттер:

• «Давайте теперь станем писать о том, о чем не имеем представления, проявим самодовольную ограниченность, начнем всех поучать и патронировать: они же там все цветные!»;
• «Думаю, Нобелевская премия в торговле означает, что можно всех поучать по фискальным вопросам и объявлять мою страну „пустошью“. Наверняка что-то из противостояния университетов: Принстон против Колумбии»;
• «Что мы можем знать? Мы же тупые и глупые восточные европейцы. Непросвещенные. Ну да, когда-нибудь мы тоже поймем. Nostra culpa²»;
• «Будем мазать го...ном восточных европейцев: у них плохой английский, они не дают сдачи, поступают, как было договорено, выбирают ответственные правительства»;
• «Остыл. Только потому, что политика моей страны не совпадает со Спущенной Сверху Мудростью. „Я возражаю“ вовсе не означает, что все должны за мной следовать».

Такой неожиданный вышел эмоциональный взрыв. До того неожиданный, что на следующий день министр финансов Эстонии был вынужден публично смягчать экстатический всплеск своего президента: «Со стилем, конечно, можно поспорить, но общая идея — правильная».

Рядовые граждане Эстонии не преминули при этом шутливо заметить, что наверняка «наш Томас» блистал красноречием навеселе — благо после банкета! Это обстоятельство, впрочем, ничуть не помешало эстонцам единодушно занять в споре сторону своего президента.

Когда Полу Кругману донесли о реакции президента Эстонии на его реплику, он пожал плечами: «После моих статей с людьми часто случаются истерики, но я не ожидал ее от главы государства». И опубликовал в The New York Times еще одну лаконичную реплику: «Раз уж кое-кто все никак не угомонится по поводу эстонского частичного — именно что частичного — восстановления после тяжелого экономического кризиса и полагает, что перед нами чудеса «аскетизма»^3, то пусть тогда отдадут должное и невероятному успеху «Нового договора» Рузвельта, который предполагал развитие профсоюзов, повышение заработных плат и увеличение государственных трат на создание новых рабочих мест: согласитесь, кривая американского ВВП в период Великой депрессии впечатляет гораздо сильнее анемичного «возрождения по-эстонски».

Эмоциональные подробности этого веселого противостояния читатели найдут в моей публикации в Национальной деловой сети «О войне кружек и рысей», здесь же мне бы хотелось со всей обстоятельностью разобрать не пикантности биографий Кругмана и Ильвеса, а самую суть полемики. Потому что она затрагивает не только судьбу Эстонии и даже не столько перспективы развития мировой экономики, сколько самые глубинные мировоззренческие архетипы, какие есть сегодня в гражданском обществе.

В самом деле: в какой мере президент Томас Ильвес может гордиться достижениями своей страны в борьбе против финансового и экономического кризиса? Насколько оправданы упреки Кругмана? Наконец, какая из двух моделей ближе российскому менталитету? На эти вопросы мы и попытаемся найти ответы в нашем эссе.

Непохожий народ

История Эстонии удивительна для европейцев по меньшей мере в одном отношении: эстонский народ вплоть до ХХ века постоянно находился под чьим-то господством! У литовцев, исландцев, сербов, румын всегда были пусть кратковременные, но все-таки просветы национальной государственности. Эстонцы же прямиком из родоплеменной самостийности оказались сначала под датчанами, потом под Ливонским орденом, затем под шведами, под Российской империей, в германской оккупации, в советском мороке, в Третьем рейхе и снова — в путах СССР!

При этом с «порабощенными» эстонцами всегда происходили странные вещи: вопреки невзгодам военных лет, поборам, барщине, оброкам, контрибуциям, сокращению населения в результате страшных чумных эпидемий и войн, эта крохотная нация даже не думала растворяться в перемалывавших ее этносах! Более того: эстонцы от века к веку лишь набирались национального самосознания, углубляли свою культуру, укрепляли морально-этические основы бытия и наполнялись каким-то мистическим духом несуществующей государственности, вызревающей и словно дожидавшейся своего часа.

Уникальная обособленность эстонского народа внешне может напоминать судьбу евреев Европы, однако любое сравнение окажется ошибочным. В отличие от евреев, которые либо создавали анклавы, добровольно замыкаясь в гетто, либо активно включались в жизнь титульных наций в местах своего проживания, эстонцы каким-то невероятным образом умудрялись... просто жить на своей земле, независимо от того, кто в текущий момент полагал себя сувереном. Причем отношения эстонцев со всеми завоевателями складывались невозмутимые и уравновешенные, насколько это возможно при очевидном правовом и статусном неравенстве.

Эстонцы жили мирно с датчанами, немцами, русскими, шведами. Последних даже искренне любили, вспоминая о столетии «шведского ига» как о «старом добром шведском времени»! Справедливости ради замечу, что эстонцам было за что любить своих северных суверенов: в 1632 году король Карл XI передал земельные угодья местного нобилитета (в массе своей — немецких кровей) шведской короне, превратив тем самым эстонских сервов, отрабатывающих барщину, в свободных фермеров, обремененных лишь уплатой налогов в казну. Годом ранее в Дерпте (ныне — Тарту) была открыта первая эстонская типография и создан национальный университет.

Эстонская государственность, впервые получившая реальный шанс воплощения в республике в 1920 году, оказалась на удивление зрелой и совершенной с самых первых шагов: была принята конституция (21 декабря 1920 года), вдохновленная свободолюбием и идеалами национального суверенитета Жана-Жака Руссо, был созван демократический парламент (Рийгикогу), с ходу ощутивший свою органичность и верховность в делах управления государством. Был также принят уникальный для своего времени Закон о культурной автономии национальных меньшинств, гарантировавший права русским, немцам и евреям, проживавшим на территории страны.

Эстонская республика просуществовала всего 21 год. Летом 1940 года в рамках советско-немецких договоренностей Эстония была оккупирована и затем аннексирована СССР. Через год вернулись фашисты, а еще через четыре года — опять большевики. Окончательная независимость страны пришла лишь в 1990 году.

В тему: Россия хочет стать СССР. Без террора и репрессий не получится

Туго затянутые пояса

Теперь, после краткого исторического экскурса, вернемся к полемике Пола Кругмана и Томаса Ильвеса. Эмоциональным импульсом к написанию иронической колонки в The New York Times послужил образцово-показательный статус Эстонии в плане реализации политики «затягивания поясов», которая сегодня, как известно, считается официальной программой выхода из финансового кризиса, принятой руководством Евросоюза.

Необходимо сразу сказать, что ничего нового в действиях руководства Эстонии в период с 2008 по 2012 годы не было. Взгляните на график, помещенный ниже.

Перед нами показатель государственного долга стран Европы за последние 11 лет. Как видите, Эстонию вообще невозможно ни с кем сравнивать, поскольку страна всегда пыталась жить по средствам и ее долг не превосходил 6–7% от ВВП.

Причины подобного «аскетизма», на мой взгляд, лежат далеко от политической и экономической конъюнктуры, уходят в глубину веков и кроются в особенностях эстонского национального менталитета.

Разумно предположить, что в основе желания и умения эстонцев жить по средствам лежит пресловутая протестантская этика, которая пришла в народ вместе с лютеранской «ересью», усвоенной эстонцами в XVI веке. Лютеранство, безусловно, сыграло решающую роль в формировании национальной системы ценностей, трудовых навыков, привычки жить всегда скромно, но с достоинством, и т. п.

Лютеранство заложило основы эстонской словесности и крестьянской школы, общественного образования и вообще сформировало цивилизационный облик нации.

Не случайно современные эстонцы всячески подчеркивают свою принадлежность к «северным нациям», а не к «народам Балтии», породненным со славянскими культурами со всеми вытекающими из этого обстоятельства своеобразиями. Швеция, Финляндия, Дания и Германия выступают и основными экономическими партнерами Эстонии, с ними же страна разделяет культурные ценности и геополитические приоритеты.

Есть, однако, небольшой нюанс, который на поверку оказывается не таким уж и маленьким. Эстонцы в своем жизнеустройстве, в отличие от северных братских народов, всегда подчеркивали первичность свободы над равенством! Отсюда — полное отсутствие в Эстонии социалистических традиций и государственных институтов, какое мы наблюдаем в Швеции, Финляндии и Норвегии!

Расхождение это наблюдается на всех уровнях национального бытия, начиная с таких формальных, как система налогообложения. Если, скажем, в Швеции минимальная налоговая ставка составляет 30% и далее возрастает по мере увеличения доходов до чудовищной цифры в 46% (при доходах более $4 тыс.), то в Эстонии адаптирована фиксированная ставка в 21%!

О том, что в национальном сознании эстонцев есть и еще что-то существенно важное и отличное от протестантской деловой этики, можно догадаться и по приведенному графику общественного долга в сравнении с ВВП: показатели и родственной Германии, и Швеции чуть ли не на порядок хуже, чем у Эстонии (про «южан» с их безумными цифрами в 120–170% речь вообще не идет).

Я долго искал причину прямо-таки легендарной эстонской щепетильности в отношении долгов и готовности затягивать пояса едва ли не до смерти, пока не вышел на весьма любопытную статистику. Оказывается, Эстония является одной из самых нерелигиозных стран в мире! Количество граждан, полагающих себя вне всякой религии, составляет 75,7% населения Эстонии.

Не рискну утверждать наверняка, но похоже, что вековые традиции полагаться на результаты собственного труда (влияние протестантской этики) получают в современных эстонцах какой-то дополнительный импульс от их внерелигиозного сознания.

Рассмотрим теперь, в свете всего сказанного, экономическую ситуацию в Эстонии, отразившуюся в упреках Пола Кругмана. В 2004 году Эстония ощутила на себе экспансию скандинавского капитала. Шведские и финские банки на волне мировой эйфории и ипотечного бума стали выдавать жителям Эстонии бытовые кредиты на неслыханно льготных условиях (вспомните пример Исландии!)

В тему: Почему в Исландии нет революции. Исландскую «утку» приготовили банкиры США?

Всего за несколько лет частный долг в государстве вырос с номинальных 10% до заоблачных 100% от ВВП! Росли долги, росли зарплаты, падала производительность труда, сокращалось производство и снижался экспорт.

Прямым результатом искусственного стимулирования экономики за счет впрыска льготных кредитов извне стала ее взрывная экспансия.

Обратите внимание на кривую в период с 2000 по 2004 годы на третьем графике, помещенном в конце эссе. Эта заторможенная, спокойная и плавная динамика и есть отражение эстонской экономики на пути, который страна избрала себе с первых дней независимости: жесткая привязка национальной валюты (кроны) сначала к немецкой марке, а потом к евро, полный отказ от затрат, не подкрепленных доходами (отсюда и перманентный профицит бюджета), курс на интеграцию в Евросоюз и еврозону с достойными показателями по всем экономическим параметрам.

Искусственная экспансия экономики, которую мы наблюдаем в период с 2004 по 2007, была вызвана льготным кредитованием частного сектора. В 2007 году мировой ипотечный пузырь лопнул, скандинавская подкачка прекратилась, Исландия ушла в пике, а эстонский ВВП стал резко сокращаться, так как высокая себестоимость производства и местных товаров разрушила конкурентоспособность эстонской продукции на внешних рынках.

Вспомним теперь график, который использовал Пол Кругман в своей «Эстонской рапсодии»: он начинался именно с 2007 года. Потому все и выглядело в глазах аналитика, как крушение, сравнимое с Великой депрессией! В реальности же речь шла не о крушении, а о сознательной ликвидации кредитного пузыря, которой занялось эстонское правительство в полном соответствии со своими незыблемыми традициями — с помощью internal devaluation, то есть снижения расходов бюджета, сокращения социальных трат и урезания заработных плат. Классический вариант «затягивания поясов», которое, разумеется, в первую очередь бьет по благосостоянию граждан.

Какая альтернатива была у президента Ильвеса и премьер-министра Андруса Ансипа тогда? Именно та, которую предлагает Пол Кругман: не затягивание поясов, а девальвация национальной валюты!

Эстонцы однозначно выбрали наиболее болезненный путь: жесткая привязка кроны к евро сохранилась, ВВП резко просел, зато существенно улучшилась ситуация с себестоимостью товаров и услуг.

Греческий вариант — с продолжением безумного кредитования и хождения по миру с протянутой рукой — для них даже не стоял на повестке дня. Любой эстонец удавился бы, прежде чем согласился выклянчивать отсрочки и льготы у членов ЕС и своих северных соседей!

В тему: Финансовые аналитики: скандинавские банки — прибежище капиталов в кризис

В исторической перспективе эстонская линия оказалась просто гениальной.

Страна с достоинством рапортовала о непоколебимости национальной валюты и 1 января 2011 года вошла в еврозону. И тут же получила доступ к мощнейшим фондам поддержки и субсидирования экономики, доступным членам единого валютного пространства.

Что касается программы Пола Кругмана, то она не хуже и не лучше «эстонского варианта». Просто она другая, создана для других народов. Тех, чье национальное сознание эволюционировало до радикального пересмотра шкалы ценностей и ее смещения от приоритетов национальной свободы и независимости к приоритетам материального комфорта личности. Жизнь каждого человека, его благосостояние, покой и способность удовлетворять потребности гораздо выше и важнее любой свободы нации и государства от долговых обязательств! Так полагает Пол Кругман. И Греция. И Италия. И Испания.

В тему: В тему: Италия пошла на введение жесточайшего режима экономии для спасения страны

Совсем иначе думают немцы, шведы, датчане и эстонцы.

Вот вам и две парадигмы современной жизни, которые никогда не пересекутся, ибо у каждого народа своя собственная стезя на пути постижения духа и бытия.

¹ Эстония — ярко выраженная парламентская республика, в которой полномочия президента носят по большей части церемониальный характер.

² Лат. — наша вина.

³ В оригинале: austerity — англ. «затягивание поясов», — вокруг которого вертится идея спасения Европы. — Прим. авт.

Сергей Голубицкий, опубликовано в  «Бизнес-журнале»

В тему:

• Прощание с тоталитаризмом
• Алексей Гарань: соседи Украины доказали — вырваться из объятий России можно
• Украина не блещет в рейтинге национального благосостояния стран мира
• Ужасы Дикого Запада. 50 столь диких экономических показателей, что в них почти невозможно поверить
• Деградация: Россия освободится от индустрии к 2020 году
• Чучхе побеждает на постсоветском пространстве