Ветераны — автоматы без предохранителя

Версия для печати

«... Что я видел на мирной территории? Тотальную несправедливость и то, что всех все устраивает. Я как солдат брал на себя ответственность: за побратимов, за родных, за тех, кого защищаю. А здесь никто ничего не делает. Мне это было противно. Появился вопрос, ради чего мы там жертвуем собой?»

«Пока они продолжают писать и произносить речи, мы видели лазареты и в них умиравших; пока нас уверяли, что служить государству — высокий долг человека, мы уже убедились: страх смерти сильнее всего. Но от этого никто из нас не стал ни бунтовщиком, ни дезертиром, ни трусом, — они же так легко бросались словами; мы любили родину так же, как и они, и мужественно шли в атаку; но теперь мы научились понимать, научились вдруг видеть. И мы увидели, что от их мира ничего не осталось. Неожиданно мы оказались в ужасном одиночестве — и выход из этого одиночества должны были найти сами».

«На Западном фронте без перемен», Эрих Мария Ремарк

... После ранения он вернулся на передовую. Дома оставаться не мог. Срывался на близких, места себе не находил, а хуже всего — стеснялся того, каким его сделала война. Теперь Тарас знает: все, что с ним происходит, является нормальным. И готов помогать другим ветеранам возвращаться к жизни.

Боец батальона «Айдар»

Пощечина. Еще пощечина. «Чувак! Говори с нами! Не отключайся!» — слышит сквозь боль. Тарас Ковалик был едва ли не первым раненым бойцом «Айдара». После боя за Счастье он вместе с товарищами поехал разведать обстановку. Тогда и наткнулись на машину врага. В результате перестрелки Тарасу прострелили ногу. Зажимая разорванную артерию, он продолжал отстреливаться. Боли не чувствовал.

Боль пришла позже. Зато такая, что даже двойная доза обезболивающего помочь не могла. Те 40 километров в больницу в какой-то гражданской машине, полностью залитой Тарасовой кровью, казались парню вечностью. Только бы не терять сознание. Иначе, думал, умрет.

Черно-белый мир

Тарас выжил. И ногу врачи сохранили. Вот только душа до сих пор рвется.

Холодно. Старое монументальное помещение пансионата «Пролісок», что под Киевом, не отапливается, видимо, уже не один год. Зимой и ранней весной здесь редко появляются отдыхающие. Но в прошлом году он стал базой для проведения психотерапевтического тренинга. Воевавшим парням помогают справиться с психологическими травмами войны и учат их, как возвращать в мирные реалии своих собратьев.

В небольшой комнате кругом сидят участники первого такого тренинга. Большинство из них еще воюют — отпросились на несколько дней с передовой. Нахмурены, напряжены. Тарас кажется самым молодым. Руки скрестил на груди и смотрит с недоверием. Он таки не доверяет. Точнее, не доверял ...

— Был страшно предвзятым к психологам. Думал, ну чем вы мне поможете? Пожалуй, мы все там сначала так думали. Как ежи были, — Тарас, рассказывая о событиях годичной давности, сложил руки крест-накрест. — А потом прорвало. Нам объяснили: все, что с нами происходит, — нормально. Объяснили, что на войне солдат больше животное, чем человек — верх берут инстинкты. Но по возвращению с этим надо работать. Потому что мы привыкли, скажем, что убивать нельзя. Без предупреждения, открывая огонь на опережение, — тем более. А инстинкт говорит другое: кто первый выстрелил, тот выжил. Это вызывает внутренний конфликт, хочется спрятаться от самого себя.

Осознание проблемы — первый шаг к реабилитации. Но без профессиональной помощи дается он нелегко. Еще раньше, в тренинге, Тарас не справился. Побыв дома после ранения пять месяцев, он снова вернулся на войну.

— Перессорился со всеми. Потому что изменился: бескомпромиссным стал, агрессивным.

Тарас вспоминает, как взрывался по пустякам. Перед войной парень работал сначала поваром, потом официантом. Кухня для него — святое. И вот когда он однажды увидел, как товарищ выложил ноги на стол и закурил на кухне, у него крышу сорвало.

— Подлетел — пепельницу о стену, кричал: «Вали отсюда или убью!» Это была абсолютно неадекватная реакция, как я теперь понимаю. Только импульс — и сразу действие. Никаких предохранителей.

Ища покоя, после лечения Тарас отправился по волонтерской программе — полгода должен был заниматься детьми-скаутами на Мальте. Но пробыл там всего 20 дней. Известие о гибели на передовой близкого друга заставило вернуться в Украину — и снова на войну. Отвоевал еще девять месяцев.

— Что я видел на мирной территории? Тотальную несправедливость и то, что всех все устраивает. Я как солдат брал на себя ответственность: за побратимов, за родных, за тех, кого защищаю. А здесь никто ничего не делает. Мне это было противно. Появился вопрос, ради чего мы там жертвуем собой? Социум говорит — надо время, не все так однозначно. А для меня мир однозначно черно-белый. Если чиновник имеет машину за сто тысяч долларов (а мы понимаем, что он никак не мог законным способом такие деньги заработать), то для меня это — черное. Белым для меня было бы что-то с тем чиновником сделать. Но общество мне говорит, что есть понятие презумпции невиновности и преступление еще ​​надо доказать. С этим трудно мириться.

И добавляет — зато легко потерять контроль.

— Когда имеешь автомат и идешь с ним вперед за правое дело, чувствуешь себя мерилом правосудия. Это очень соблазнительно.

Шаги в снегу

Летом Тарас закончил полный курс тренингов от проекта Wounded Warrior Ukraine и сам стал со-тренером по работе с шоком и преодолением боевой травмы. Отношение к психологической помощи, говорит, изменил кардинально.

— На самом деле было очень много работы со стороны тренеров, чтобы наладить с нами контакт. Это достижение всей команды и особенно Дитти Марчер (тренер из Дании -TU), потому что она с каждым из нас говорила лично, давала понять, что она — своя и ей можно открыться.

Тарас умолкает, мысленно подбирая правильную аналогию.

— Психолог — это человек, который перед тобой протаптывает в снегу тропинку, а дальше ты сам должен идти по этой тропе. Это протаптывание занимает массу энергии! А иногда нужно еще и подсрачник дать хороший, чтобы человек по этой тропе пошел. Это колоссальная работа.

— Не страшно брать на себя такую ​​ответственность?

— Страшно другое — видеть, как мои побратимы угасают, как в состоянии агрессии делают абсолютно несвойственные им вещи, как людей убивают наркотики, алкоголь. Я потому так и загорелся идеей помогать ребятам возвращаться.

Работать, говорит Тарас, стоит не только с военными, но и с их близкими.

— В США в 40% случаев ветераны по возвращению расстаются. У нас такой статистики просто никто не ведет. Но я по себе знаю: когда моя девушка говорила, что она едва не поседела, пока я воевал, и у нее теперь зубы выпадают из-за волнения, мне было больно это слышать. Злился, думал, что им здесь бояться — мины ж не летят?! Закрывался. Теперь понимаю, что у нее здесь тоже была своя война. За меня.

Еще одно понимание, которое пришло во время тренинга, — что война для Тараса стала формой бегства.

— Да, там холодно, голодно и могут убить. Но там не надо мириться с тем, что все ходят в розовых очках и умывают руки.

Больше Тарас не убегает. Хотя причин для побега до сих пор хватает.

Таков порядок

Полтора года парень доказывал, что был ранен в бою. В начале войны он, как и большинство добровольцев, не был официально оформлен. Поэтому позже должен был писать заявление на расследование.

— Проходил все эти бесконечные медкомиссии, собирал массу документов. Причем часто все это отнимало кучу времени просто потому, что люди тупят. Во всех этих службах до сих пор не пользуются электронной почтой! Документы переслать — 20 дней. Или вот провели мне полное обследование в центральном госпитале в Киеве — по сути, лучшем госпитале Украины, а приезжаю в поликлинику в Тернополь — меня снова направляют на медкомиссию. Говорю: «У вас все написано!» А они мне: «Такой порядок». И я снова хожу по всем врачам, а они делают умный вид, будто найдут что-то новое. Уфффф, — Тарас показательно закатывает глаза. — Для ветерана это такой стресс нереальный — хочется всех тех людей убить! Но я через все прошел спокойно, без всякого конфликта. Мне помогали, конечно. А когда раздражался, все повторял себе: «Я не матерюсь, я спокоен, я пластун и студент Католического университета вообще-то», — смеется.

А потом серьезно добавляет:

— Очень легко вылетать в животное и терять контроль над собой. Ветеран — автомат без предохранителя. Это можно исправить, но нужно много над собой работать. А эта война для нас, солдат, до сих пор не закончилась. И я не знаю, когда ей будет конец.

Тогда, в залитой собственной кровью машине, из-за невыносимой боли Тарас заставил себя оставаться в сознании до последнего — только в операционной, сняв с себя бронежилет с гранатой, позволил себе отключиться.

Он справился тогда. Сможет и сейчас.

—

Текст написан совместно с проектом Wounded Warrior Ukraine

Маричка Паплаускайте, The Ukrainians 

Перевод: Аргумент

В тему:

• Подвиг совершен. Герои названы. Их семьи — брошены ...
• Герои нашего времени: Мирослав Гай и МИР
• Украинские герои войны с Россией. «Кузьмич»
• Новые герои Украины: история одного воина
• Украинские герои на обложке австрийского журнала: "Спасибо ...