Юрий Черноморец: Российское православие дискредитирует все православие

Версия для печати

Пока мы миримся с прошлым, идем на компромисс с ним — у нас не будет будущего.

О насущных проблемах мирового и украинского православия и вызовах, стоящие перед нашими христианскими Церквами, об экуменизме страданий и постулатах Андрея Шептицкого, о законах Мариновича и Моисея-Канта, о возвращении в Европу и дефиците элит беседуем с известным религиоведом, доктором философских наук Юрием Черноморцем.

— Осенью 2016 года в Константинополе должен состояться Всеправославный Собор. Что от него ожидать? Каких изменений следует ожидать? Состоится ли сближение Православной Церкви с Католической?

— Когда полвека назад Папа Иоанн XXIII созвал Второй Ватиканский собор, то его намерение было революционным: изменить Католическую Церковь в результате свободных дискуссий на соборе. Так всегда было в истории Церкви: епископы собираются, чтобы выразить свои разные мнения, часто весьма консервативные, а затем начинает действовать сверхъестественной фактор, влияние Бога, вдохновение Духа Святого, и находятся решения проблем такие, о которых до собора даже и не думали.

К сожалению, православные Церкви не пошли по этому пути, а наоборот, забюрократизировали весь процесс. Свой Всеправославный Собор они хотели созвать еще в начале 1960-х. Но тогда консультации обнаружили различия по второстепенным вопросам: кто должен предоставлять автокефалию новым церквям и кто должен руководить общинами в диаспоре? В результате Всеправославный Собор так и не созывался. Ибо мысль церковной бюрократии следующая: надо все решать до собора, и обязательно пройтись по всем болезненным проблемам.

Еще в 1960-е годы часть иерархов предлагала собраться и решить те проблемы, по которым будет найден консенсус, а все остальные — отложить. Но тогда этих людей не послушали. Ну, а теперь мало кому интересен голос православия, и что оно там думает о насущных проблемах современности. Вот кому интересно, что православные думают о глобализации? Практически никому.

Потому что от того, что они там думают, мало что изменится. Так же все меньше людей среди католиков (да и вообще в мире) думают: а что там православные думают об экуменизме, о календаре, о постах? Ибо какая разница? Жизнь идет само по себе, в том числе и жизнь православных. А жизнь церковной иерархии — сама по себе. Епископы превратились в директоров сетей бюро по оказанию ритуальных услуг, а ощущение единой Церкви как семьи утрачено. Вы посмотрите на деградацию православных церквей в эмиграции — они же исчезают через несколько поколений! Сначала это и бюро ритуальных услуг, и клуб по интересам, и место для ностальгии по родине. А потом — пустота.

В тему: Церковь столь же больна, сколь и все постсоветское общество

Православие не умеет выживать в эмиграции. А что такое глобальный мир? Это мир, где каждый оказался в условиях эмиграции. Каждая нация, каждая Церковь, каждый человек. Вот католики приспособлены к новым условиям. Они вовремя модернизировались, стали более гибкими, и третье тысячелетие может стать новым расцветом католицизма. Особенно если католики задействуют духовный потенциал православия, станут более гибкими в вопросах повторных браков и позволят жениться римо-католическим священникам.

— И все же: возможно ли восстановление единства католиков и православных?

— Вполне возможно. Но на условиях возвращения к модели церковной жизни, которые существовали в первом тысячелетии. Тогда были разные церковные традиции, и единство церкви выражалась в общении. Никто не пытался привести всех к одному обряду или к одной иерархии. Это уже во втором тысячелетии начались попытки все унифицировать, все привести или к католическому, или православному образцу.

Отсюда и появление непродуктивных споров, в которых обычаи отдельных церквей выдавались за обязательные для всех. В XX веке стало очевидным полное поражение всех этих попыток, и Папы Римские и патриарх Константинопольский начали «диалог любви». Какова была его цель? Реализовать на деле старую максиму св. Августина: «В главном — единство, во второстепенном — свобода, во всем — любовь». Именно сейчас богословская комиссия католиков и православных ищет пути возврата к тем отношениям папы и вселенских соборов, которые существовали в первом тысячелетии.

Потому что во втором тысячелетии был нарущен баланс: в католицизме упор сделали на власть Папы, а в православии — на власть соборов. Но на самом деле главным является не власть, а служение, и об этом еще Христос говорил: «Кто хочет быть первым, будь всем слугой». И если понимать церковные позиции не как точки власти, а как точки служения другим, то взаимодополняемость Папы и соборов, католицизма и православия — вполне реальная вещь.

— Почему же общения между католиками и православными нет до сих пор?

— В каждой Церкви, от руководства до рядовых верующих, кроме христиан, есть некоторое количество людей с психологией фарисеев. Они ценят традиции ради традиций и согласны убивать дух христианства ради буквы традиций, которые они делают идолом для себя. Настоящий христианин любит свою традицию, но внутренне свободен и понимает и любит другие традиции тоже.

Кроме того, папа Франциск и Константинопольский патриарх Варфоломей начали говорить о новом виде экуменизма. Это экуменизм страданий. Вот показывают тела католиков, замученных в Нигерии за христианские веру — разве это не святые мученики всего христианства? Или показывают православных, которых убили в Ираке за их веру — разве это не общехристианские мученики?

Есть Церкви, далекие от католиков и православных, так как они отделились еще в эпоху вселенских соборов из-за своего собственного толкования догматов. Например, копты в Египте. Посмотрите на фотографии замученных коптов — разве это не общие мученики Христовой церкви?

Папа Франциск и патриарх Варфоломей единятся в простой истине: во времена апостолов были разные богословские модели для того, что потом назвали догматикой. Апостол Павел пишет несколько иначе, чем евангелисты, а апостол Иоанн несколько иначе, чем все другие авторы Нового Завета. Но разрушало ли это единство? Нет. Наоборот, это был живой диалог, в котором каждый вносил свое свидетельство о собственном видении Христа и Бога, судьбы Церкви и человечества.

И Бог благословлял разнообразие. Общины имели разное устройства. Где-то были важны дьяконы, а где-то они — лишь украшение службы. Где-то женщины проповедовали, а где-то жили по принципу «женщины в церкви пусть молчат». И это не мешало единству, потому что никто не мог сказать: «Ваша Церковь неправильная» — в каждой церкви была любовь, в каждой церкви были мученики, которые свидетельствовали истинность общехристианской веры. На этом фоне второстепенные вопросы — когда праздновать Пасху или Рождество — отступали на второй план. Был основной обычай, и была основная рекомендация. Но если кто-то придерживался иного обычая, его терпели.

— Можно ли говорить об определенных особенностях украинского православия? Чем оно отличается, скажем, от того же российского?

— Образцом для всех православных является все-таки греческая традиция, и украинское православие близко к греческому образцу. А это значит, что как только есть возможность обучать грамоте и основам веры — все должны учиться, чтобы активно участвовать в службе. Большее внимание к выполнению Евангелия, нежелание свести христианство только до уровня определенных обычаев.

Здесь кроется коренное отличие между украинскими и русскими. Почитайте статистические отчеты по Херсонщине конца XIX века. Или материалы начала XX-го. Украинское село. На храм активно жертвуют все крестьяне, они чувствуют Церковь своим собственным институтом. При храме — различные инициативы. Хор, который не только поет на службах, но и выступает на светских мероприятиях. Если село большое, то два хора.

А еще «Просвіта», театр. Обязательно ставили «Наталку Полтавку». Мой прадед играл Петра, прабабушка — Наталью. Так и потом всю жизнь вместе прошли, став учителями. Старались, чтобы было не менее 10 пьес в репертуаре. А еще отдельно — концерты, потому что каждый воскресный вечер народ хотел видеть что-то новое. И это обычное украинское село.

Рядом — село российское. На церковь никто не хочет жертвовать. Храм воспринимается как продолжение государственной машины. Христианство интересует только как машина по выполнению обычаев, чтобы сделать «все правильно».

К сожалению, в большевистские времена православие в целом пришло в упадок, примитивизировалось. И сегодня надо еще очень много сделать для того, чтобы дух украинского православия как народной Церкви, как центра гражданского общества начал возрождаться.

— Какая судьба ждет русское православие?

— Руководители РПЦ решили оживить интерес к Церкви исповеданием имперского патриотизма. Воцарился дух геополитического противостояния с Западом. Никакой позитивной программы развития нет, царит дух бюрократизма. Патриарх Кирилл говорит, как Горбачев, пытается активизировать Церковь так, как когда-то Андропов поступал с народом.

Но в принципе все безнадежно, свежего дыхания ветра христианского движения в этом всем нет. Есть бесконечные слова — правильные и неправильные, плюс бюрократия. Кроме того, они ненавидят Запад, говорят такие вещи о Ватикане, о протестантах, какие разве что Сталин говорил после Второй мировой войны. Они уже скатились к идеологемам в духе Муссолини, и куда дальше пойдут, я не знаю.

В тему: Церкви нужно обновляться или Почему в УПЦ МП все больше лексусов, но меньше прихожан

Поэтому вполне может случиться, что мировое православие пойдет одним путем, а российское — другим. Для россиян Евангелие уже не играет роли указателя. Что скажет Путин, то и истинно. Они приспосабливаются к путинизму так же, как основная масса немецких протестантов приспосабливалась к Гитлеру.

Конечно, в России есть свои Барти и Бонгоферы, которые остаются сегодня образцом православного христианства — например, Ольга Седакова и Андрей Десницкий. Но в целом грехопадение российского православия продолжается, а это дискредитирует и все православие в целом. Почему-то Константинопольский патриарх только отмежевался от идеологем русского православия и их образа мышления и действия. А надо было бы спасать то, что еще можно спасти — Украину.

Россия — это новая КНДР, и российские христиане, возможно, одумаются и начнут останавливать Путина, если весь мир сегодня от них отвернется. К сожалению, все боятся порвать с ними. А между тем они воспринимают это как поощрение. И вскоре Россия имеет шанс превратиться в некий «православный Иран». Правда, в Иране есть верные, а в России с этим большая проблема. Активных мусульман сегодня там больше, чем православных в храмах. На самом деле русское православие пошло по ложному пути, и если там и будет «православный Иран», то при пустых православных храмах.

— Может ли украинское православие сказать свое новое слово миру и Украине? Стоит ли ожидать появления живых посредников между Богом и людьми, способных на мистические откровения а-ля Жанна Д’Арк? Стоит ли ожидать появления духовных лидеров масштаба Андрея Шептицкого и Петра Могилы?

— Хороший вопрос. Начиная с 2000 года, я ходил по государственным коридорам и церковным резиденциям и задавал один вопрос устно и письменно, с фактами и аргументами. Вопрос такой: «Вы не видите, что готовится духовная инвазия, которая на уровне духовном не закончится? Не стоит ли мобилизоваться и развивать собственные силы, чтобы не проиграть, как проиграли мы в 1917-1921 году?».

Знаете, что отвечали? «Ну, мы все и так понемногу развиваемся, и через поколение все будет хорошо». А то, что придется воевать не через поколение, а сейчас — об этом не думали. Мало того, когда в 2009 году патриарх Кирилл начал активно проповедовать «русмир», считалось, что это проблема только УПЦ: мол, только ей нужно определяться с собственной идентичностью. А то, что «русмир» приедет на танках и будет проблемой № 1 уже через несколько лет, никто в это не верил. Как оказалось, напрасно не верили.

Нашим церковным лидерам необходимо иметь лучшее пророческое видение будущего. Надо иметь больше смелости. Они призваны Богом быть духовными лидерами в эти времена кризисов. Бог и народ возлагает на них большие надежды. Конечно, некоторые выросли — и патриарх Филарет, и патриарх Святослав. Это действительно духовные общенациональные лидеры. Но надо расти и дальше, к еще большей ответственности, большей смелости. Пусть и не можем иметь собственного Моисея, который вывел бы нас из пустыни, но пусть это будет несколько лидеров. Политики сами ничего не сделают, если не будет активного духовного руководства.

— Имели бы Церкви играть важную роль не только в деле защиты Украины, но и в возвращении ее в Европу?

— Церкви знают, что украинская духовная традиция — это часть европейской традиции. У культуры Руси были византийские корни, а Византия была самой развитой страной Европы того времени. Казацкая культура вольностей, городская традиция самоуправления, церковные обычаи братств, Могилянский университет — это выражения общеевропейской культуры времен раннего Модерна, общие тенденции наблюдались как в Англии и Испании, так и в Речи Посполитой. Здесь был восточный форпост этой общеевропейской цивилизации. Национальное возрождение XIX и начала XX веков — это проявление общеевропейских тенденций. И сейчас — посмотрите результаты опроса общеевропейского исследования ценностей — мы принадлежим к Европе.

Надо понимать, что мы никуда не возвращаемся. Мы были и являются частью Европы, имеет определенные трудности, но вполне можем поправить свое здоровье. Поражение попыток Партии регионов создать у нас что-то вроде режима Туркменбаши, победа революции Достоинства — все это не случайные вещи.

Это — осуществление того, что уже было заложено в ментальном и культурном коде нашего народа, это победа нашего духа. Единственная проблема в том, что наши политические элиты традиционно уступают и жертвенностью, и ответственностью рядовым защитникам Отечества. Об этом же писал Андрей Шептицкий в работе «Как нам строить родной дом?». Он говорил в ней о трех шагах.

Первый — крепкие семьи и приходы.

Второй — национальная солидарность, самоорганизация гражданского общества.

Третий — подготовленная ​​к служению жертвенная и ответственная политическая элита.

Надо услышать слова митрополита Андрея об этом третьем шаге всем в Украине. Потому что у нас думают, что солидарность и мобилизация сил сами по себе создадут чудеса. Нет, необходимо насаждение правового государства сверху, проведение реформ еще более решительно и ответственно, чем это было в Грузии.

Наконец — консолидация элиты в борьбе будущего по сравнению с прошлым. Именно так — и действия России, и предательство многих людей из Партии регионов — это борьба прошлого против будущего. Пока мы миримся с прошлым, идем на компромисс с ним — у нас не будет будущего. Надо преодолеть пропасть мгновенно: вот правовое государство, и оно — украинская. Кто с этим не согласен — пожалуйста, на пенсию или в эмиграцию.

— Перефразируя известного русского философа Владимира Соловьева, который еще, к концу XIX века задавался вопросом «Что Бог задумал в России?»: «Что Бог замыслил в отношении Украины?».

— Чем являются США по отношению к Старой Европе, тем могла быть и Россия. Американцы не такие, как европейцы — простые, искренние, легче защищают общие ценности. Если бы не американцы, Европа бы саморазрушилась, или же ее разрушили бы внешние силы. Так же и Россия могла стать новой Америкой. Об этом мечтали и Витте, и Столыпин.

К сожалению, славянофильские фантазии и нежелание вовремя либерализировать систему, развивая страну в направлении торжества идеала правового государства, стали началом всех бед России. И когда наступит оздоровление (да и наступит ли оно вообще?), не знаем. Но надо помнить простой тезис Мирослава Мариновича: пока заигрываем с Россией, она все больше «качает права» и все больше становится азиатской. Как только от нее отворачиваемся, живем самостоятельной европейской жизнью, Россия начинает задумываться над тем, как проводить и у себя процессы «очеловечивания». Об этом «законе Мариновича» должны были вспомнить в Ватикане и Киеве, Берлине и Вашингтоне.

— И все же, каков, думаете, замысел Бога в отношении Украины?

— Думаю, что со времен Руси и Петра Могилы, благодаря чертам национального характера индивидуалистов, Украина является удельной частью Европы. Мы — не идеальны, как на востоке, так и на западе. Но идеальных европейцев не бывает. И каждое поколение заново подтверждает собственную европейскую идентичность. Среди ее особенностей — индивидуализм как ценимость своей свободы и достоинства другого. Отсюда — солидарное общество.

Умение поставить себя на место другого человека и споступать согласно с тем, как бы мы хотели, чтобы поступали с нашими детьми или нашими родителями. Отсюда — правовое государство. Все социальные опросы показывают высокий уровень толерантности украинцев — качественно иной, чем в России. В общем, наш народ ментально готов к правовому существованию и желает его, дело только за решимостью власти. А те граждане, которые не приспособлены к этим условиям, перевоспитаются по закону Моисея-Канта.

— И что же это за закон?

— В Библии подмечено, а затем немецкий философ Иммануил Кант это подтвердил: при переходе к правовому государству люди, которые не признают ни достоинства и свободы, ни правовой культуры или правосознания, перевоспитываются как нация течение двух поколений. Сегодня антропологические изменения ускорились, и в принципе заживления ран украинском мира можно ожидать даже быстрее.

Была бы решимость наших Моисеев вести за собой народ. Если сейчас наша элита окажется не на высоте исторической ответственности, то это приведет к трагическим последствиям не только для нашего народа, но и для всей Европы в целом. Поэтому следует также говорить и о необходимости исторической ответственности со стороны европейских лидеров. Будущее Европы действительно зависит от солидарности с Украиной, от утверждения тут территории свободы.

—

Беседовал Олекса Викторчак, опубликовано в издании  Zbruc

В тему:

• Искушение златом. Показная роскошь иерархов РПЦ становится вызывающей
• «Украинская церковь должна быть единой и независимой от Москвы», — патриарх Филарет
• Любомир Гузар: Право на восстание — это закон природы