Как Локотская республика воевала против Страны Советов

Версия для печати

В годы Великой Отечественной на Брянщине вместе с партизанскими анклавами, словно инь и ян, существовало Локотское самоуправление – республика размерами больше Бельгии с населением почти шестьсот тысяч человек, управляемая российскими коллаборационистами, которые сражались с Красной Армией на стороне Третьего рейха. Об этом не рассказывается в краеведческих музеях и даже местные жители предпочитают не вспоминать.

Брянский краеведческий музей бетонной громадой высится на площади Партизан в центре города. Большинство посетителей лишь мельком просматривают стенды революции и современных войн. Их интересует Великая Отечественная. Они с гордостью слушают, что во время войны на Брянщине в тылу врага действовали настоящие партизанские республики, где, благодаря густым лесам и плохим дорогам, почти все время держалась Советская власть. Иногда немцы проводили карательные операции, тогда партизаны временно отступали. Нацисты опять ставили свою администрацию, но едва они уходили, подпольщики возвращались из леса и все начиналось сызнова.

Но на одну тему в экспозиции нет и намека. Экскурсоводы обходят ее молчанием. И неудивительно, ведь даже сейчас она кажется скользкой и провокационной. Это место все еще болит, а порой и гноится. Дело не только в досужих вымыслах псевдоисториков и выходках неонацистов. Просто здесь особенно беспощадно высветилась одна из глубочайших проблем России – взаимоотношение человека и власти. А потому еще долго будет волновать людей то, что на Брянщине вместе с партизанскими анклавами, словно инь и ян, существовало Локотское самоуправление – республика размерами больше Бельгии с населением почти шестьсот тысяч человек, управляемая российскими коллаборационистами, которые сражались с Красной Армией на стороне Третьего рейха.

В тему: Игорь Гарин: Русский коллаборационизм во время Второй мировой

Татьяна Семеновна Харитонова, проживавшая в то время в деревне Сныткино, что в часе ходьбы от поселка Локоть, вспоминает:

– Отец наш был заведующим фермой. Когда началась война, ему поручили сдать ее советским войскам в Задонске. Дошел, сдал, получил документы, и вся бригада отправилась в военкомат. Но их не приняли. Сказали, еще успеете на родине. Но возле Орла они попали в окружение. Пришлось вернуться к нам.

Когда мы немцев увидели, даже кричать не могли: пришли военные люди, неизвестно зачем. С оружием. Это жутко, тем более детям. Все окна занавесили. Только слышим – рычат мотоциклы. Хочется посмотреть, а от страха зуб на зуб не попадает. Вот они остановились напротив хаты. Обсудили что-то. Развернулись и уехали на Брасово. А потом нагрянули жить.

Но в некоторых приход немцев вселял не страх, а надежду. В поселке до революции располагались имение и конезавод князя Михаила Романова. Крестьяне процветали, за что и поплатились при раскулачивании. К тому же, в районе осело несколько инакомыслящих, люто ненавидевших большевизм, в том числе Константин Воскобойник. В 1916 году, будучи студентом-юристом, он ушел добровольцем на фронт, затем храбро сражался против белых и интервентов. Однако в двадцатых годах Константин примкнул к крестьянскому восстанию против коллективизации. После поражения бежал с поддельными документами, по ним вторично женился на собственной супруге. Выждав десять лет, добровольно сдался ОГПУ, был выслан и стал преподавателем лесного техникума в поселке Локоть.

Нацистов он встретил радостно, видя в них силу, способную уничтожить ненавистный сталинский режим. Воскобойник надеялся заинтересовать немцев лояльными самоуправлениями на территории славянских государств. И его рвение было замечено.

Он был назначен старостой поселка и набрал отряд из двадцати человек, именуемый народной милицией. Уже через месяц его численность разрешили увеличить в десять раз. В конце ноября Воскобойник опубликовал «Воззвание к населению Локотьской волости о начале новой жизни в освобожденной России» и Манифест Народной Социалистической Партии. Он заявлял, что это движение возникло «в подполье, в сибирских концлагерях». Как впоследствии вспоминала его жена, «главным мотивом всех настроений этого периода была раздвоенность.

Это двойственное отношение к немцам: как к врагам родины, русского народа, и к союзникам против большевиков. Но еще вначале, когда русский народ и Советское правительство для меня были двумя различными полюсами, это явление не было столь болезненным, так как я считала, что все же это делается для народа». Локотская республика расширялась, захватывая даже районы Орловской и Курской областей. Немецким органам власти было запрещено вмешиваться в ее внутренние дела.

Гитлеровцам этот эксперимент позволил убить сразу двух зайцев. Во-первых, он был важен для пропаганды. Кроме того, руководство республики снабжало немецкие войска провиантом и боролось с партизанами.

Слева — Татьяна Семеновна Харитонова (Зябкина), свидетельница Локотского самоуправления. Родилась в 1926 году в деревне Сныткино Брасовского района Орловской, ныне Брянской, области. Закончила БИТМ (Брянский институт транспортного машиностроения), работала на Брянском машиностроительном заводе инженером-конструктором. Была замужем, имела двое детей, четверо внуков, двое правнуков. Скончалась в 2012 году.Фотография 1951 г. из семейного архива Харитоновых

– У нас немцы останавливались, отдыхали, – вспоминает Татьяна Семеновна. – Семью выселяли в погреб, а сами в хате жили. Однажды около месяца пробыли. Постоянно просили яйки и млеко. Правда, чередовались, куда ходить, так что много не забирали. У них самих питание было хорошее. Как-то братишка прибежал к маме – дай мисочку, немцы нальют нам супу. И принес его из полевой кухни. Мама посмотрела, говорит: «Ох, наверное, их не победить. Какой густой красивый суп они едят! Фасолевый».

С немцами мы общались отчужденно. Они никого не обижали, разве что скотину уведут. Однажды увидела, как они поют по-немецки «Волга-Волга, мать родная». Надо сказать, довольно приятно. Но я убежала. Как-то двое ребят молодых в хату зашли. Занавесок-то не было. Увидели, что горит лучина и девушки сидят на сундуке. Не спросясь, влезли. В потолок был ввинчен крюк. На нем висела люлька с младенцем. Они принялись девчатам рисовать, как у них растят детей. Чертили коляски. Тогда мы не знали, что существуют коляски. С колесами, с верхом. Девчонки хмыкали, да и все. Языка не знают, о чем говорить? Посидели те и ушли.

Гуляли мы однажды у реки с подружкой, и парень молодой в немецкой форме подошел. А она ему: «Ду – швайн!» Потом бегала от него по лугу, а я все – «Пан, не надо! Она пошутила!» Но отошел, ничего не сделал. Странная она была. Однажды сидели мы на завалинке. Давай, говорит, споем потихонечку. И затянули советскую песню про Чапаева. Вдруг подходит немец. Остановился, слушает. Я замолчала, ее толкаю, но она еще громче поет. А он вытащил коробку с леденцами, отломил несколько штук и нам кинул.

Отца вечно таскали – то работать, то за подводой, то, чтобы соседей заставить. Выпивать он стал крепко. Особых неприятностей не было, разве что наши побьют, которые немцам служили. Однажды привезли его на телеге, кровью залитого. В Брасово в тюрьму угодил. К счастью, он в тех местах до войны работал, какой-то охранник узнал его и выпустил. Как началось страшно, так и воскресла я лишь, когда наши вернулись.

Партизаны внимательно следили за локотским бургомистром. На Рождество 1942 года они под видом подкреплений проникли в поселок и неожиданно напали. Атаку удалось отбить, но Воскобойник был смертельно ранен. Его место занял ближайший помощник, Бронислав Каминский. Тот немедля развернул кипучую деятельность – принимал новые законы, открывал церкви, единолично карал и миловал. Теперь наравне с партизанами расстреливали и самогонщиков. Колхозные поля разделили между крестьянами. Разумеется, больше всех получили приближенные к новой власти, но не забыли и жертв репрессий, которым возвращалось отобранное имущество. Однажды Каминский послал Геббельсу подарок на день рождения – вагон русской водки.

Русская освободительная армия (РОНА). Источник: echo.msk.ru

В республике была собственная законодательная и судебная власть. Только с исполнением приговоров возникли проблемы – мало было желающих марать руки кровью соотечественников. И тут появился человек, дело которого позже прогремело на весь Советский Союз.

Осенью 1941 года в котел под Вязьмой попали четыре советские армии. Сотни тысяч погибли, свыше шестисот тысяч человек попали в плен. В тылу у врага оказалась девятнадцатилетняя санитарка Тоня Макарова. Еще недавно она смотрела лихие советские фильмы про войну, воображая себя Анкой-пулеметчицей. Теперь почти все ее однополчане были мертвы. Измученную девушку подобрал незнакомый солдат Николай Федчук, сделал любовницей. Вместе они начали пробираться к своим.

Три месяца санитарка Тоня и Николай уходили по лесам от немцев. Наконец, в январе 1942 года возле деревни Красный Колодец Николай сказал спутнице, что неподалеку у него родное село, где живут жена и дети. И бросил. Несколько дней Тоня скиталась, выпрашивая еду, пока не попалась патрулю коллаборационистов. Ее напоили, потом дали пулемет «Максим» – точно такой же, как у Анки из кино – и приказали расстрелять других пленных. Она согласилась. Потом еще и еще. Всего за годы войны Тонька-пулеметчица, как ее прозвали сельчане, убила около полутора тысяч человек.

– Соглашатели жили отдельно в Локте, Брасове, – вспоминает Татьяна Семеновна. – Ездили к нам доносы проверять. Вышел однажды из леса раненый. Одна женщина приютила. И кто-то сообщил, что чужак живет. Приехали, расстреляли. Ни за что ни про что. Они же пьяные все время были. Какое им дело? Человек жил тихо, мирно, а пронюхали и предали.

Однажды отца взяли вроде понятого в Никольское. Там мужчину забрали, посадили в сани. Те как дали в раскат. Отец помог ему соскочить, и он ушел в лес. Возница обернулся, а отец валяется, будто пьяный. Спал, мол. Ну ничего, хлестанул только плетью и отправил домой пешком.

Это было смутное время – время героев, авантюристов и самозванцев. По лесам бродили отбившиеся от войск солдаты и мародеры, выдававшие себя за партизан. На Смоленщине бывший полицай Семенов, разочаровавшись в новой власти так же, как и в старой, создал подобие собственного княжества, воевавшего и с теми, и с другими. Люди переходили из лагеря в лагерь, всюду были предатели и стукачи, так что понять, кто свой, а кто  чужой, было почти невозможно.

Антисоветская Локотская республика все больше напоминала СССР, только в миниатюре – она возникла благодаря мировой войне, ее основатели призывали брататься с немцами. На смену вождю-основателю пришел вождь с железной рукой, который, по словам местной газеты, круглые сутки трудился на благо общества – днем занимался хозяйством, ночью планировал военные операции. Каминский отличался и сталинской подозрительностью. Поверив партизанской дезинформации, обер-бургомистр расстрелял несколько ближайших соратников. Столицу переименовали в честь убитого основателя республики, несогласных репрессировали, а остальных, как неустанно трубили журналисты, новый вождь вел в светлое будущее, которое надлежало воздвигнуть на обломках старой власти. Начальник следственного отдела пытал заключенных не менее свирепо, чем в НКВД, и даже свои считали его садистом. Валютой оставался советский рубль, обменивавшийся на марку по определенному курсу. Жизнь простых людей была лучше, чем на других оккупированных территориях, но не намного:

– Было тяжело. Вот ваши сотки – и как хотите, так и обрабатывайте. Овес с викой сеяли. Кое-как на зиму хватало, весной по полям колхозную картошку искали. Соль втридорога, платить нечем. А до войны очень хорошее было хозяйство.

У нас в деревне были коммунисты, уже пожилые. Прятались в погребах. Никто их не выдал, хотя знали, где они сидят. Рация работала, передавали про Сталинград и Ленинград. Партизаны приходили, забирали скот. Кое-кто на них поэтому зуб имел. Учительницу молоденькую забрали по доносу и расстреляли. Требовали сказать, кто и когда придет, а она – мол, никаких партизан не знаю. Но я ни разу не слышала, чтобы поймали партизана из-за того, что кто-то выдал. А ведь многие их видели. Но чтобы им не к кому было приходить, донесли на учительницу.

К концу 1942 года ополчение молодой республики, теперь именовавшееся Русской Освободительной Народной Армией, насчитывало уже около десяти тысяч бойцов, среди которых были и мобилизованные местные жители, и окруженцы, и перебежчики из партизанских отрядов. У них были артиллерия, бронемашины и даже советские танки. Вместе с немцами РОНА воевала против партизан. Газета «Голос народа», печатный орган республики, славословила: «Уже к осени 1941 года можно было встретить немало народных героев, плечом к плечу с германскими солдатами штурмующих жидовскую крепость».

Полковник РОНА Георгий Белай впоследствии вспоминал: «Были случаи, когда немцы своими тупыми действиями мешали нам бороться с партизанами. Тогда мы по-тихому их приканчивали, а затем списывали все на партизан. <…> Каминский имел своих личных фаворитов и выдвиженцев, как правило, независимо от их компетентности. У него также были собственные сексоты, о некоторых из них мы «позаботились»».

После поражения нацистов под Сталинградом уже не партизаны бежали в РОНА, а наоборот – коллаборационисты спешили, пока не поздно, переметнуться к партизанам.

В последний раз немцы ночевали в доме Татьяны Семеновны летом 1943 года, отправляясь на Курскую дугу:

– В дом их набилось много. Думали, не поместятся. Но они распорядились притащить сено и спали на нем. В этот раз нас не выгнали. Я спряталась на печке за самоваром и просидела всю ночь. Утром немцы уехали, а мама перекрестилась и сказала: «Хоть бы их побили!»

Советские войска вошли в Локоть в конце августа 1943 года. Но освобождение обернулись новыми бедами. На глазах Татьяны Семеновны выступают слезы:

– Дня за три до сентября люди в немецкой форме стали группами выгонять нас из деревни. Посадили на повозку несколько семей и отправили в колхоз имени Ленина, в столыпинские времена там была деревня Скоморошка. Переночевали мы за бугром, утром встали – перестрелка идет. Пули и мины летают. Потом нас охранник снова погнал. Тут встретился велосипедист, что-то ему сказал, и оба уехали. Впереди – огромное пожарище. Большой был урожай, но все спалили. Поднялись мы на поле, спрятались в кустики и, как на ладони, увидели свою деревню. Люди в черной форме подходили с факелами к каждой избе и – под солому… Я смотрела, как горит моя хата. Уцелел только погреб. Вечером со склона спустились наши и сказали потихоньку идти вверх по оврагу. Так мы ушли из-под боя. Лошадь нашу убило, поэтому отец в оглоблях вел, а мы толкали. Потом сообщили, что можно возвращаться в Сныткино, и мы с плачем, с улыбками, пошли домой.

Нам разрешили всей деревней срезать две красивейшие березовые рощи и построить землянки. Голые, раздетые, ведь все сгорело. Лапти были, а ни штанов, ни трусов. Не знаю, как мы это пережили. Возили все на корове. Кто спас корову – тот и остался жив. Еще кот потом вернулся. Отца сразу забрали – был у него друг юности, с которым они постоянно вздорили. Он и сообщил, что отец работал на немцев. Очень долго тех, на кого донесли, гоняли по району. Как опознают, что где-то служил, сразу судили. Незадолго до освобождения старостой поставили молодого парня из пленных. Ему десять лет дали. Всем, кто был в полиции, – тоже. Десять лет – и нет человека. Мало кто вернулся. Но на отца такого нигде не сказали.

Была в соседнем селе коммунистка. Ее оберегал их староста. Всегда сообщал, что приедут, и она пряталась. Когда я разыскивала отца, она пыталась найти этого старосту, Ивана Иваныча. Он работал на немцев, а своих защищал.

В последний раз я видела отца за Локтем. Прихожу – там охрана стоит. Вывели его. Он сказал: «Завтра нас будут угонять. Пусть мать придет, только пораньше». Простились, и сразу их, почти без обучения, под самые пули. Слал потом с фронта треугольнички – вплоть до начала 1944 года. Это были большие бои за Белоруссию.

Армия Каминского тем временем отступала на запад вместе с гитлеровцами. Большинству уже нечего было терять. В июле 1944 года РОНА вошла в состав войск СС. Каминскому присвоили звание бригаденфюрера и генерал-майора.

21 марта 1944 года, Белоруссия. Антипартизанская карательная операция. Каминский с группой членов своего штаба и сотрудников полиции порядка.Bundesarchiv. Bild 101I-280-1075-15A / Wehmeyer / CC-BY-SA 3.0

1 августа началось Варшавское восстание. Сводный полк под командованием оберштурмбанфюрера СС Ивана Фролова участвовал в его подавлении и ужасал жестокостью даже гитлеровцев. Каминского вызвали в Лодзь, где он предстал перед трибуналом. Среди улик фигурировал конфискованный немцами грузовик, набитый награбленными ценностями. 19 августа Бронислава Каминского расстреляли. Солдатам РОНА объявили, что он погиб в стычке с партизанами. Затем остатки армии влились во власовскую РОА и разделили ее участь.

Тоньку-пулеметчицу незадолго до освобождения области отправили на запад. Там она попала в концлагерь под Кенигсбергом, из которого ее вызволила Красная Армия. В госпитале она познакомилась с молодым раненым солдатом по имени Виктор Гинзбург. Через неделю они поженились, и Антонина взяла фамилию мужа. Она родила двух дочерей, со временем стала ветераном труда. Учителя приглашали уважаемую фронтовичку выступать на школьных линейках. Нашли ее только в 1978 году. Она стала последней женщиной, расстрелянной в Советском Союзе.

В тему: Игорь Гарин: Русский коллаборационизм во время Второй мировой. Часть 2

Идеалист, ненавидевший сталинизм до такой степени, что даже нацистов счел избавлением. Молодая девчонка, из-за множества смертей и предательств переставшая различать добро и зло. Работники, служившие оккупантам, чтобы спасти себя и семью от гибели. Мародеры и убийцы, решившие, что война все спишет. Крестьяне, просто оказавшиеся заложниками обстоятельств. На всех власть повесила один ярлык. Проще всего было бы посетовать на многократно изобличенный режим.

Ведь мы живем в другое время, и в конюшне, где когда-то держали пленных партизан, теперь гарцует белоснежный красавец-першерон. Но и сейчас многие презрительно клеймят оппонентов за сотрудничество с государственной машиной. А те в ответ обвиняют их в получении денег от коварного Запада. Ведь наградить ярлыком легче и безопасней, чем понять друг друга. И чем бы ни занимался любой из нас, обязательно найдется тот, кто сочтет его коллаборационистом.

—

Опубликовано в издании «Уроки истории»

В тему:

• Российские казаки на службе у германских нацистов
• Чем дальше в лес, тем толще партизаны
• Нацисты и коммунисты убили 14 миллионов. Русские и немцы пострадали меньше всех
• Россия больна. Диагноз — День победы
• «Предатели России» на самом деле уважаемые люди. Почему измена родине — вещь относительная
• Русский нацизм: фашисты, власовцы и белогвардейцы на службе ДНР