Капеллан Сергей Дмитриев: священник который не любит свой народ, обречен на очень провальную проповедь

Общаемся с ним в кафе напротив Михайловского, где Падре (так называют отца Сергея) встречается с волонтерами, депутатами, вчерашними бойцами. 

ДЛЯ МЕНЯ ГЛАВНОЕ ДОСТИЖЕНИЕ - УКРАИНСКАЯ ЦЕРКОВЬ 

- Только не пишите, что я – волонтер. Я капеллан. Священник на войне – главное. Я туда ездил как священник, а когда что-то передавали бойцам, то привозил. Я занимаюсь социальной работой, получаю за это деньги в проектах, я штатный капеллан, получаю заработную плату, пусть небольшую, это 5 тысяч гривень в месяц. Да, через меня передают помощь, я коммуницирую, но это не моя цель, я не считаю себя волонтером, – предупреждает отец Сергей. 

- Как за 30 лет в Украине изменились отношения: общество и священник, государство и священник. Чем он стал для Украины, общества? 

- Я все же считаю, что 30 лет - это восстановление независимости. Украина ведь была независима. Есть опыт и Украинской революции, и провозглашения украинской государственности, и борьбы за украинскую автокефалию, которые невозможно забыть или пренебречь. Мы и стоим на этом опыте, и во многом питаемся им. И со времен падения тоталитаризма и восстановления независимости мы консолидируем общество, мы становимся народом, мы возвращаемся к традициям, культуре. И для меня главное достижение – украинская церковь.

Раньше, путешествуя по России, я видел, как мы отличаемся. Архитектурой, уровнем бытовой культуры и культуры в целом. Дома Курской, Белгородской, Ростовской областей выглядят иначе, чем дома украинского приграничья.

Многое осталось от тоталитарной системы, но наше общество лечится.

Если говорить об эволюции отношения именно к священнику. В 1990-х годах к священнику относились лучше. Я служил на Слобожанщине после семинарии, это Полтавская, Харьковская области. Для меня этот период церковного возрождения состоит из таких картинок. Помню, шел по селу, выходили бабушки из домов, плакали от радости, пытались дать какой-нибудь гостинец. Такой был подъем - и трогательный, и величественный. Но бабушки умерли. И отношения со следующими поколениями у церкви складываются по-разному. Секуляризация... Сегодня меня уже спрашивают: Для чего церковь, для чего священник? В европейском обществе таких вопросов не возникает. Это если бы я сейчас спросил: для чего больница, армия, школа? Существует много стереотипов. И это время возрождения, к сожалению, УПЦ Московского патриархата (тогда была одна церковь) не использовала, чтобы построить прочный фундамент.

Мне говорят: вы не похожи на священника. В Польше, Италии, Греции мне такого не скажут, потому что я похож на священника.

Читайте также:Русская православная церковь: много Путина и мало христианства

- И этот стереотип возник из-за Московского патриархата? 

- Можно так сказать, что мы сильно отошли от нормального понимания, каким должен быть священник. Это последствия имперской традиции, их культуры отношений и церковного созидания. Создание Православной церкви Украины - шанс возродить или внедрить другую модель и культуру. Возродим ли мы это, я не знаю, но я буду это делать. Много интересного для меня, например, я вижу в греко-католической церкви. Я думаю: если мы хотим изменить что-то, стоит отправлять наших священников на стажировку в различные социальные инициативы других религиозных организаций в Европе, чтобы они видели просто культуру. В храме, как и в других местах, уровень культуры часто измеряется наличием и качеством туалета. Это говорит об уровне заботы о человеке, потому что это важно. И я хочу, чтобы в наших храмах было все для людей.

- Война как-то повлияла на религиозность?

- Для тех, кто был религиозным, война только обострила эти чувства: он стал понимать, для чего капеллан, в церкви начали больше нуждаться, но почва была готова и просто семена быстрее проросли. Поэтому, когда мне говорят, что война возродила религиозность... Это все было заложено, ведь на Донбассе тоже война, с той стороны. Видим ли мы там возрождение капелланства или еще чего-то, повлияла ли война на это? Нет. Потому что там этого не было заложено. Видим ли мы в российской армии каких-то капелланов известных? Нет. Потому что в том обществе этого нет и не будет.

ДАЖЕ КОГДА Я СЛУЖИЛ В МОСКОВСКОМ ПАТРИАРХАТЕ, МОЙ СЫН ХОДИЛ В КИЕВСКИЙ

- Как, собственно, состоялось ваше окончательное решение о переходе?

- Я служил в Польской православной церкви. Когда вернулся в Украину, в Херсон, мое отношение было таким: главное – служить людям, для которых ты проповедуешь. Священник, который не любит свой народ, он обречен на очень провальную проповедь, миссию в этом обществе. Церковь, которая не со своим народом, обречена на эмиграцию. И еще в 2004 году во время уже Помаранчевой революции – мои богослужения были на украинском языке, у меня была школа бандуристок прекрасная, Союз украинской молодежи, проекты, связанные с украинской книгой.

- Где вы находили прихожан под такие проекты?

- Да они сами приходили, я никого не находил, люди приходили сами, и это были журналисты, преподаватели, интеллигенция, у меня очень крепкий приход был... Он и сейчас очень крепкий. Я просто ошибочно надеялся, что Украинская православная церковь Московского патриархата будет независимой и придет к диалогу и будет работать со свои народом.

И я никогда не разделял верующих разговорами о раскольниках или канонических. Когда начался Майдан, мне была не понятна позиция своих иерархов, священников, церкви из МП. Я ждал, что они солидаризируются с Украиной. Но нет. Дальше, когда началась война, начали убивать людей, наших людей, а мой сын сейчас призывного возраста, они молчали в лучшем случае, в худшем – поддерживали (другую сторону – ред.). Это значит, что мои церковные собратья будут благословлять, чтобы убивали моего ребенка? Убивать меня, моих прихожан, моих друзей? И для меня это просто не церковь, это церковь, которая не несет мир, а несет войну. И для меня это церковь, которая так же виновна в убийстве украинских граждан, и в этой структуре мне нечего делать, и это было ясно и четко…

Читайте также:Конец «русской весны» «московского» православия

КОГДА В ПЕРЕВАЛЬНОМ ЗАХВАТИЛИ ХРАМ КИЕВСКОГО ПАТРИАРХАТА, Я СКАЗАЛ, ЧТО МОСКОВСКИЙ ПАТРИАРХАТ ДОЛЖЕН ОТДАТЬ ТАКОЙ ЖЕ ХРАМ СВЯЩЕННИКУ, КОТОРОГО ВЫГНАЛИ ИЗ КРЫМА

- Это был 2013-й год?

- 2014-й год, это в июле месяце, после смерти Владимира. Я подождал ровно 9 дней, написал пост в Фейсбуке о переходе. Этому способствовало еще одно событие. Когда в Перевальном захватили храм Киевского патриархата, я сказал: если мы действительно братья и мы – церковь, я думаю, что Московский патриархат в Украине должен был отдать такой же храм этому священнику, которого выгнали из Крыма, из Перевального. И если этого не произойдет, я готов свой храм отдать Киевскому патриархату. И прошло 9 дней - и никто ничего. Может, знаете, думали, что я шучу что ли... И я перевел свой приход. Во время захватов храма со стороны МП ничего не было сделано, никто не защитил изгнанников, и я перевел всю общину в Киевский патриархат юридически чисто, без скандала. Местные священники МП меня шантажировали, пугали тоже.

Но у меня были свои рычаги противодействия и очень крепкая община, потому что, когда я вышел после воскресной проповеди и сказал, что мы будем переходить в украинскую церковь, что я дальше так не могу, и кто не согласен, может выйти из храма – то никто не вышел.

КОГДА Я ЕДУ НА ФРОНТ, МНЕ ДЕНЬГИ НА КАРТУ ПЕРЕВОДЯТ ВДОВЫ ПОГИБШИХ

- Люди были готовы... Расскажите о вашем священническом опыте на войне, есть какие-то такие страницы, которые вы никогда не забудете?

- Если об этом говорить, я не забуду тех, кто погиб, и все, их семьи.

- Они на связи сейчас? 

- Конечно. Я поддерживаю настолько, насколько могу, насколько мне хватает любви и сил, насколько это приносит пользу. По-разному. Ведь это боль человека. Насколько эта боль бывает разной и насколько моей любви хватит эту боль притупить – с каждым по-разному.

Сегодня (на момент проведения интервью – ред.) день рождения у Алены Буслаевой, у нее осталось двое детей, мы очень близки. Вообще, я вчера написал статус, что еду на фронт, и я увидел, кто мне переводит деньги на карту: между нами, из 70-ти человек – 16 это вдовы, и они перечисляли больше всего. И я знаю, как им тяжело, мне очень неудобно получать у них деньги, ну, вот так.

- Понятно. Ну, а есть запрос на духовную жизнь на фронте?

- Вы знаете, когда приезжает священник (а война – она страшная, о ней нельзя говорить положительно), священник же – это представитель высшей силы, той высшей силы, которая не спросит у тебя, стоишь ли ты смирно, это не генеральская проверка, или там еще что-то, а это представитель той силы, которая с ними просто выпьет чаю, поговорит с ними. Конечно, ребята тебя ждут, я не знаю, как у других, что другие об этом говорят, а для меня это так, для меня – это семья, я езжу в одну и ту же тридцатую бригаду.

- Это оттуда ваша фотография «Тайная вечеря»? Я поклонница документалистики, но это фото...

- Это не постановочное фото, это фото было сделано случайно.

Это на Светлодарской дуге, под Дебальцево. Была Пасха, мы сели за стол, это было в 5 утра, по-моему. После службы ночной все причастились. Мы сидели, и фотограф, который забыл фотоаппарат, и на улицу нельзя было выходить, он делал фотографии на Polaroid. Он говорит: вы сидите как на тайной вечере, вы могли бы развернуться немножко? Мы развернулись, и они потом фотошопом качество дотянули. Фотограф говорит: вас 12, а не 13. Я говорю – нет, пусть нас остается 12, потому что будут говорить, что кто-то из офицеров Иуда, а в украинской армии Иуды быть не может. Второе, у меня был вопрос, ну, я же священник, и я могу быть на месте Христа, и это логично так есть, и для меня это хорошо. А третье, я знал, что брат фотографа является одним из фундаторов греко-католической церкви и автокефальной церкви Киевского патриархата, – я думаю, что никто человека, который помогает деньгами церкви, не будет троллить. И я говорю - фотографируй, и была сделана эта фотография. Да, мы ее зафотошопили, художественно оформили, поработали над ней, лица там такие некачественные, потому что она вытянута с компьютера.

Читайте также:  Евстратий Зоря: «Все время впереди - это время для украинской церкви»

МЫ ГОВОРИМ О БОГЕ ВСЮДУ: В КОФЕЙНЕ, БАРЕ, АЭРОПОРТУ, БОЛЬНИЦЕ, В ДОМЕ МАРФЫ И МАРИИ, ЦЕНТРЕ ДЛЯ ВИЧ-ПОЗИТИВНЫХ ЛЮДЕЙ

- Скажите, а как сейчас совершаются ваши служения, есть какая-то периодичность, вы приезжаете и служите...

- Я написал в Фейсбуке, где мой храм. Локации моего храма – в военных палатках, на опорном пункте, где-то в донецких и луганских степях, где ребята несут службу, в дороге. Мой храм может быть на трассе Одесса–Чоп, где на заправке я исповедую бездомного, потом мы пьем чай с пирожками, я отдаю ему свою куртку, чтобы он не замерз, и еду дальше. А иногда мой храм – на Крещатике, где я встречаю знакомых, и наш разговор переходит в искреннюю исповедь. Мой храм – в курилке Veterano Pizza, где собираются все свои, побратимы. Мы говорим о Боге всюду: в кафе, баре, аэропорту, больнице, в Доме Марфы и Марии, центре для ВИЧ-позитивных людей, которые до сих пор страдают от стигмы и дискриминации, в шелтере Святой Ольги, где живут пострадавшие от насилия женщины.

Была также история из Дебальцево. Со мной ехал военный врач, и он был прихожанином Московского патриархата, и говорит: знаете, я год не причащался, я стеснялся к вам приходить, потому что вы из Киевского. И теперь, мол, сожалею об этом. А я говорю: а что, я же вижу, что не причастился. И останавливаем машину, и прямо в поле я для него служу короткую службу, он причащается. А потом прослезился, обнял меня: спасибо, я рад, что увидел вас, потому что родная церковь меня предала. Он из Житомира, этот врач. Сейчас ходит в наш храм.

В АРМИИ ПЕРВЫЙ ВОПРОС К СВЯЩЕННИКУ: ИЗ КАКОЙ ВЫ ЦЕРКВИ, ТО ЕСТЬ ПАТРИАРХАТА

- Из Моспатриархата сейчас хотят быть капелланами, в 2014-м не очень хотели. А на них есть спрос в армии?

- Нет. Я вам хочу сказать, что, например, если взять мою бригаду, то первым вопросом к священнику будет – из какой он церкви? Если это будет священник из Московского патриархата, его просто не примут. Сейчас ребята все осведомлены, они знают, что, скажем так, мы страдали от московских священников.

- Это уже во время войны?

- Во время войны. Они брали в плен священника с автоматом, местного.

- Как они поняли, что он священник?

- Ну, когда он попал в плен, он кричал: не бейте меня, я священник.

- И его не отлучили от церкви, не запретили за автомат?

- Мы не знаем.

- Понятно. Скажите, после Томоса на Херсонщине, где вы жили, что-то изменилось в отношении к церкви?

- Я не знаю, я уехал из Херсонщины после перехода, и меня пригласил тогда патриарх Филарет основать и возглавить Синодальное управление социального служения Елеос, сейчас оно так и называется. Я хотел создать что-то вроде миссии, как у католиков Каритас. И у меня, кажется, получилось. Я задумываю проекты, начинаю их делать, а потом под это находятся ресурсы.

То, что обществу важно, – то церковь должна сделать. Я хотел, чтобы церковь открыла шелтер еще пять-десять лет назад. Адвокатировал это в Фонде Возрождения со своими друзьями где-то три-четыре года - что именно в религиозных организациях должно быть более качественное прибежище для женщин, которое будет соответствовать всем международным стандартам, всем правилам, нормам. Которое будет абсолютно безбарьерным, оно будет лучше государственного и там будут принимать любых женщин. У нас в шелтер может женщина попасть в состоянии алкогольного опьянения или наркотического, потому что к этому может привести насилие. По крайней мере, первый раз можно принять. Потому что мы - это церковь открытая, которая является настоящим прибежищем.

В тему: Капеллан Константин Холодов: Священник идет на войну, чтобы человек не оскотинился

НАША ЦЕРКОВЬ БУДЕТ РАСТИ ЗА СЧЕТ МИЛОСЕРДИЯ И ДОБРЫХ ДЕЛ

- Как в шелтере обстоят дела?

- Сейчас у нас там проживает 9 женщин, 11 детей, около 8 женщин уже выпустились с хорошими историями.

- Куда они выпустились?

- Ушли в жизнь. То есть они у нас побыли, их жизнь изменилась, и они сейчас живут. Для меня важно даже, если бы мы одной только помогли. Но за такое короткое время восемь – для меня это большая цифра.

- Сегодняшняя ситуация с УПЦ МП. Мы все надеялись, что они, условно говоря, перебесятся, после этого привыкнут, что мы все равно рядом служим. Но ведь вы видите, что пока ничего не получается. Каким вы видите наш процесс диалога?

- Я понимаю, что это процесс долгий. Потому что Москва будет сопротивляться до последнего, она будет покупать архиереев, священников, влиятельных людей, местных бизнесменов. Я просто помню слова, когда переходил в украинскую церковь, своего благочинного. Он мне говорил: все вернется, ты совершаешь ошибку. А я понимал, что ошибка – оставаться. Но тогда у них был расчет на старую жизнь, а сейчас – есть страх, страх признать свои ошибки. Потому что на протяжении независимости Украины московская церковь обвинила клир и верующих автокефальных церквей во всех грехах, мыслимых и немыслимых. Поэтому сегодня принять нас – это признать в себе свои ошибки, и проявить христианскую любовь и братство. А это тоже испытание.

Читайте также: Томос для Украины: анализ некоторых его особенностей

Но Бог – он лучший шутник. Когда они говорили, что вот, вы – раскольники, вы такие-сякие, и если вас хотя бы одна церковь признает, мы тогда с вами будем общаться. Но ведь признала церковь, и не одна, и каноническое право позволяет, и народ... Но люди не умеют признавать свои ошибки. Это во-первых. А во-вторых, я считаю, что церковь нужно называть ее именем. Я не вижу политической воли власти на переименование – а оно необходимо, чтобы верующие понимали, в какую церковь они ходят и для чего именно эта церковь. И если бы не было Украинской церкви, не было бы проукранских религиозных организаций, мы были бы полностью уже оккупированы. Сегодня церковь как институт – это душа, это то, что оберегает нашу традицию и культуру, то, что дает прибежище. И надо просто это понимать, понимать каждому читателю, который вас читает, каждому политику, каждому чиновнику. Церковь будет расти за счет нашей веры, добрых дел.

- Вы верите, что будут еще священники?

- Да, постепенно будут. Знаете, на сегодня я бы далеко не всех архиереев из МП хотел бы видеть в новой церкви. Я бы не хотел, чтобы владыка Павел был нашим архиереем. Я бы не хотел (я честно это говорю) видеть там многих епископов Московского патриархата и священников. Если они настолько глубоко не воспринимают ни нашу церковь, ни украинскую идею, то пусть они остаются так как есть.

(...В кафе заходит и здоровается мужчина в камуфляжной форме – это имам Саид Исмагилов. Отец Сергей просит его несколько минут подождать – у них дальше встреча в Михайловском).

- Скажите, как вы сотрудничаете с имамом Саидом?

- Мы вместе ходили на бездомных, мы ездим на фронт, участвуем в социальных проектах. Когда я приехал в Киев, примерно, наверное, год – именно Арабский культурный центр на Дегтяревской, Саид Исмагилов и его мечеть каждый месяц перечисляли мне 5 тыс. грн на развитие социального служения Киевского патриархата. Я ему очень за это благодарен.

- Как говорил покойный Гузар: люди делятся не на конфессии, а на тех, кто любит Украину, и кому она безразлична. Ваши бойцы часто причащаются?

- Когда я служил, то у меня в приходе причащались все. Я всегда говорил: если кто-то не причащается, значит он не из нашего прихода. У меня был, я так шучу, шмемновский кружок, где была необязательной исповедь, если ты приходишь на литургии – ты причащаешься. Апостол и Евангелие у меня читали прихожане. И сейчас так. Сейчас офицеры читают. Благодарственные молитвы мы читаем вместе. В Херсоне у меня была служба под бандуру, под волынку даже когда-то.

- Когда-то говорили, что Киевский патриархат, куда вы сначала переходили, он, мол, отсталый, не очень образованный... Вы этого не чувствовали, что у них нехватка образования?

- Знаете, нехватка образования в обществе – это по-разному бывает. Есть образованные священники, есть невежественные. Для меня главное, что тогда в Киевском патриархате были верующие люди. (Апостолы тоже были невежественными). Они верующие, они служат своим людям, они жертвенные, и я чувствую здесь духовное братство. Это мои братья.

- Вы ждали Томос?

- Я знал, что это произойдет. Я принял это как то, что должно было произойти и произошло. Я даже не был тогда на площади Софийской. Я видел это в онлайн-режиме и делал какой-то там очередной проект. Для меня главное – признание нашего народа. 

—

Лана Самохвалова, Киев,  опубликовано в агентстве Укринформ

Фото: Евгений Любимов

В тему:

• Автокефалии и параллели с Украиной
• Смена названия УПЦ: “подарок” к Рождеству
• Побойтесь Бога! С каким бизнесом связана УПЦ МП
• Русская православная Церковь: на службе КГБ/ФСБ
• За что раб Божий Кирилл благодарен «рабу на галерах». Чем занимался в «лихие 90-е» предстоятель РПЦ