Факел. Подвиг Яна Палаха

Версия для печати

«Он погиб, потому что хотел закричать как можно громче. Он хотел, чтобы мы осознали то, что с нами происходит, чтобы мы видели, что на самом деле творим, и услышали, что на самом деле говорим в это время уступок, о которых твердили, что они неизбежны ...»

О великом достоинстве человеческой жизни.

16 января 1969 года чешский студент Ян Палах совершил самосожжение в центре Праги в знак протеста против интервенции советских войск в Чехословакию и подавления гражданских свобод в стране. Этот акт самопожертвования вызвал огромный резонанс и в Чехословакии, и во всем мире. Хотя коммунистический режим делал все, чтобы память о Яне Палахе умерла, чехи и словаки хранили ее в своих сердцах на протяжении долгих лет диктатуры и реакции. Демонстрации, начавшиеся в двадцатую годовщину подвига Палаха, стали началом демократической революции, которая вернула стране свободу.

В тему: 6 ноября 1968 года умер «Живой Факел» Украины Василий Макух

Вторжение армий стран Варшавского договора в Чехословакию в 1968 году покончила с реформами «Пражской весны». На первом этапе интервенции народ активно протестовал на улицах. Но к началу 1969 года стало понятно, что советские войска в стране надолго, и власть реакционеров — тоже.

Чехословацкое общество впало в состоянии фрустрации. Мысли о тщетности сопротивления овладели людьми, которые начали уходить во «внутреннюю эмиграцию», посвящая все силы лишь карьере и семье, отгораживаясь от все более отвратительной и безнадежной текущей повестки.

Протестные настроения продолжали жить лишь в студенчестве, самой пассионарной части населения страны. Студенчество и дало нации (точнее, обеим нациям Чехословакии) героя, который своим поступком заставил вспомнить, что свобода и достоинство — главное в человеческой жизни.

Яну Палаху в январе 1969 года было 20 лет. Он учился в Высшей школе экономики в Праге, но за несколько месяцев до гибели перевелся на философский факультет Карлова университета. Палаху суждено было стать символом сопротивления коммунистическому режиму, но сам он антикоммунистом не являлся, разделял марксистские идеи, даже когда это перестало быть популярным в молодежной среде. Знакомые иронично называли его «большевиком». Ян ненавидел не идеологию, а партийных функционеров — серых ничтожеств, насильно, с помощью иностранных солдат удерживавших власть в стране.

В тему: Как душили «Пражскую весну»: Чехословакия, июль 1968-го

Еще до начала «Пражской весны» Палах знал, что его родина застряла в тисках однопартийной системы и историческом тупике. Он участвовал в диссидентской деятельности, распространял оппозиционные печатные материалы. «Пражская весна», давшая Чехословакии шанс на перемены, вдохновила Палаха, а ее гибель под гусеницами советских танков принесла горькое разочарование, граничащее с отчаянием. Вдвойне тяжелее было от того, что молодой человек видел, как народ устает от участия в протестном движении, которое не вело к победе.

Осенью 1968 года Ян Палах начинает размышлять о каком-то радикальном поступке, который прервет тяжелый сон страны, выведет протест на новый уровень. В начале января 1969-го на собрании студентов философского факультета Карлова университета Ян передал студенческому лидеру Любомиру Голечеку свой план действий по раскрутке протестного движения. Группа решительных активистов должна захватить главное здание Чехословацкого радио, выйти в эфир и призвать к всеобщей забастовке. План, вероятно, был сочтен авантюристичным — во всяком случае, ответа на свое предложение Ян не получил.

Тогда юноша решил устроить личную акцию протеста. 15 января Ян написал письмо — ультиматум властям. В нем содержались два требования: отмена цензуры и прекращение распространения в Чехословакии печатного органа оккупационных войск — журнала «Зправа». Ян призывал чехов к забастовке и заявлял, что если требования не будут выполнены к 21 января, его примеру последуют другие люди — члены несуществующей в реальности организации, в которой якобы состоял Палах. Письмо было подписано незамысловато, но угрожающе: «Факел № 1».

Утром 16 января Палах купил бензин. С этими двумя бутылками бензина и письмом-ультиматумом в портфеле он отправился в центр города. На Вацлавской площади Ян поставил на землю портфель с письмом, скинул пальто, облился бензином и поджег себя. Охваченный пламенем, испытывая нестерпимые муки, он побежал через площадь, но вскоре упал. Прохожие накинули на горящего человека свои пальто и потушили пламя.

Студент все еще находился в сознании и потребовал, чтобы горожане открыли его портфель и прочли письмо. Через несколько минут машина скорой помощи везла обгоревшего юношу в больницу. В пути Ян твердил, что он не самоубийца, что его акция — это политический протест. В первой больнице пострадавшего не приняли, и его повезли в Клинику пластической хирургии на Виноградах, где имелось ожоговое отделение.

Тем временем на Вацлавской площади стали собираться люди. Письмо и другие личные вещи из портфеля Яна Палаха спецслужбы изъяли, но горожане успели прочесть воззвание «Факела № 1». Кроме того, за несколько часов до самоподжога Ян отправил почтой три копии письма: студенческому вожаку Любомиру Голечеку, одному из одногрупников из Высшей школы экономики и в Союз чехословацких писателей. Стихийного мощного протеста на месте происшествия не началось, но информация об акции Палаха стремительно распространялась по всей стране.

Чехословацкая Социалистическая Республика даже в мрачные времена после подавления «Пражской весны» не была похожа ни на СССР, ни на соседнюю сверхтоталитарную ГДР — порядки там были посвободнее. Через два часа после самоподжога Палаха государственное Чехословацкое телеграфное агенство все же выпустило сообщение об этом происшествии — правда, оно было очень коротким, и в нем фигурировали только инициалы студента. Вечером новость попала на радио, а на следующий день — в чехословацкие СМИ и западную прессу.

Ян Палах находился в критическом состоянии — он получил ожоги 85% тела. У входа в больницу начали собираться иностранные журналисты. Руководство клиники не пускало журналистов в здание, но по решению заведующего ожоговым отделением не были допущены в здание и представители спецслужб. Это тоже свидетельствует об отличии Чехословкаии от Советского Союза.

Следственная группа с первого дня уцепилась за заявление Палаха, что он якобы является представителем какой-то подпольной организации. Пятидневный срок, выдвинутый Палахом в ультиматуме властям, постепенно истекал, и спецслужбы были всерьез напуганы вероятностью новых актов самосожжения и перспективой возобновления массовых антиправительственных демонстраций.

Первые акции протеста — пусть немногочисленные — начались, пока Палах умирал в клинике. В поддержку требований, выдвинутых Яном, группа студентов начала 18 января голодовку. Несмотря на суровый морозный январь голодающие расположились в палатках возле Национального музея в центре столицы.

Демонстранты начали путь от Вацлавской площади, места самосожжения Палаха, а закончили митингом возле здание философского факультета Карлова университета, где Палах учился. Ни власти Чехословакии, ни оккупационные войска не осмелились разгонять эту акцию.

Вацлавская площадь в Праге стала местом постоянного сбора граждан. Памятник святому Вацлаву был оклеен листовками, не гасли свечи, стояли портреты Яна Палаха, национальные флаги и гражданский почетный караул.

Похороны Яна состоялись 25 января. В своих речах на панихиде ректор Карлова университета и декан философского факультета отдали должное жертвенном подвигу Палаха. Также присутствовали министр образования и министр спорта. Это были сравнительно молодые функционеры, назначенные на посты недавно, но подобное было бы немыслимо ни в тогдашнем Советском Союзе, ни даже в нынешней России. Впрочем, остальные высокопоставленные чиновники и партийная номенклатура похороны проигнорировали.

На Ольшанском кладбище перед гробом Палаха с проповедью выступил приходской священник Якуб Троян:

«В этом полном цинизма столетии, в котором мы часто ужасаемся тому, как мал наш внутренний мир, этот человек нас подвел к тому, чтобы задать себе вопрос, способный превратить нас в великих людей: „Что я сделал для других, каково мое сердце, к чему я стремлюсь, чему служу и что для меня представляет наибольшую жизненную ценность?“»

26-27 января в Праге состоялись уличные шествия, посвященные памяти Палаха и одновременно направленные против правительства и советского военного присутствия в стране. В протестах приняли участие не только студенты, но и рабочие. Акции разогнала полиция, а чтобы Вацлавская площадь перестала быть местом сбора протестующих, на ней несмотря на зиму начали разбивать клумбы.

Чехословацкие власти считали, что проводят взвешенную политику в отношении и самой акции Палаха, и начавшихся из-за нее протестов. Они с самого начала понимали, что блокировать информацию об акте самосожжения бессмысленно, а делать вид, что ничего важного не произошло, или целенаправленно очернять личность Палаха просто опасно. Поэтому высокопоставленные чиновники на словах выражали скорбь из-за гибели студента, но всячески подчеркивали мысль о неприемлемости таких форм протеста. Партноменклатура даже пошла на переговоры с лидерами студенческих организаций, требовавших выполнения ультиматума Палаха, но переговоры, естественно, закончились безрезультатно.

Руководство государства осознавало, что бездействие силовиков на улицах приведет к эскалации протеста. На официальную Прагу давили из Москвы, где были встревожены перспективой срыва «нормализации обстановки в ЧССР». «Мы хотим надеяться, что ЦК КПЧ, правительство ЧССР сделают все необходимые с точки зрения политики выводы и правильно сориентируют партию, трудящихся, по-партийному принципиально оценят деятельность антисоциалистических и антисоветских сил в связи с начавшейся провокационной кампанией вокруг случая на Вацлавской площади», — писали Брежнев и Косыгин в Прагу.

В тему: Россия — это ложь

Не осмелившись разгонять траурные шествия в чехословацких городах сразу после смерти Палаха и в день его похорон, в дальнейшем власти изменили тактику.

Но целенаправленного и централизованного шельмования Палаха все же не было. Память погибшего студента подвергалась нападкам только в совсем уж реакционных кругах компартии. Приемы использовались хорошо знакомые даже нам, россиянам XXI века. Люди системы не способны понять, что такое подвиг, что такое самостоятельно принятое решение пожертвовать собой ради идеалов. Поэтому идет в ход утверждение, что никакого подвига и не было, а герой — и не герой вовсе, а глупыш, «жертва кукловодов».

Один из лидеров консервативного крыла КПЧ Вилем Новы в интервью «Франс-Пресс» заявил, что Палах был убежден каким-то своим закулисным руководством, что его польют средством, которое горит, но не дает ожогов. Позднее Новы неоднократно повторял этот тезис с новыми деталями: вдохновителями Палаха он назвал писателей Владимира Шкутина и Павла Когоута, студенческого лидера Любомира Голечека и известного шахматиста Людека Пахмана.

Оболганные Вилемом Новы люди подали на него в суд. Тяжба длилась до 1970 года. Суд встал на сторону Вилема Новы, отклонил иск и обязал истцов выплатить партфункционеру судебные издержки. Позднее судья, выносившая решение, и вовсе назвала истцов «врагами социализма».

С января по апрель 1969 года в Чехословакии произошло 29 попыток самосожжения. Впрочем, нужно учитывать, что, вероятно, только три акции были связаны исключительно с политическим протестом: это случаи самого Яна Палаха, а также Яна Зайица и Эвжена Плоцека. Ян Зайиц в заявлении написал: «Я делаю это не для того, чтобы меня оплакивали, и не для того, чтобы прославиться, и даже не потому, что я сошел с ума. На этот поступок я решился лишь для того, чтобы вы наконец-то воспряли и сбросили с себя иго горстки диктаторов».

В городе Пльзень молодой рабочий Йозеф Главаты поджог себя в знак протеста против советской оккупации. Но Главаты и еще несколько человек, совершивших попытки самосожжения, как было установлено, имели проблемы в личной жизни, которые могли быть подлинной причиной их поступков, поэтому чехословацкое общество осудило их суицидальные действия.

Расследование по факту гибели Палаха не привело силовиков к какой-то группе подпольщиков. Летом 1969 года уличные протесты в республике усилились — как из-за акций Палаха и его последователей, так и из-за годовщины интервенции армий Варшавского договора в страну. Правоохранителям «государства рабочих и крестьян» стало совсем не до следствия по январскому уголовному делу.

В дальнейшем спецслужбы старались не допустить массовых акций памяти Палаха в годовщины его гибели — была даже ликвидирована его могила на Ольшанском кладбище. На протяжении последующих двадцати лет чешские чекисты и полиция каждый январь с 16 по 25 число находились в повышенной готовности.

Слева направо: могила Яна Палаха; Ян Зайиц; чемодан со вспомогательными средствами для самоподжога, который Ян Зайиц оставил на Главном вокзале для одного из отважившихся

В двадцатую годовщину самосожжения студента кошмар коммунистического режима стал реальностью. Горбачевский СССР превратился из жандарма Восточной Европы в законодателя политических мод, был примером постепенного, но неуклонного демонтажа тоталитаризма. Попытки восточноевропейских диктатур не замечать стремительно меняющегося мира и продолжать жить в брежневской вселенной были обречены на провал. Чехословакия, Венгрия, ГДР, Польша были на грани революции. В январе 1989 года толчком к переменам в Праге послужила именно память о Яне Палахе и его подвиге.

9 января 1989 года один из лидеров чешской оппозиции Вацлав Гавел получил анонимное письмо. Автор сообщал, что в середине января по примеру Палаха подожжет себя на Вацлавской площади в знак протеста против господствующего строя. Гавел попытался договориться с чехословацким телевидением, чтобы выйти в эфир и отговорить этого человека от самоубийства. Но государственное телевидение, на котором господствовала цензура, отказало диссиденту. Тогда Гавел обратился к автору письма через западные радиостанции.

В тему: Интересные книги: «Диссидент Вацлав Гавел»

Ян Палах повлиял на чехословацкое общество с удивительной, неожиданной стороны. Сам факт самосожжения — добровольно причиненной самому себе крайне мучительной смерти — далеко выходит за рамки европейской протестной культуры XX века. Да, есть жертвенность в бою, безнадежное сопротивление в полном окружении до последнего патрона, а этот последний патрон — себе. «Победа павших и радость обреченных», как пел один русский рок-музыкант. Это вполне по-европейски, это и есть героика Европы.

Но пламя, несущее смерть, было для Европы символом не борьбы за свободу, а тирании и мракобесия (костры инквизиции) или стихийного кровавого бунта, погромов (имения феодалов, подожженные в стихии крестьянских восстаний). Однако акция Палаха хотя и ужаснула чехов, но одновременно показала им, на дно какой ямы упала страна. Если молодой искренний парень решился на такой шаг, если даже оптимизм и жизнелюбие молодости умирают сегодня в Праге, если даже к таким методам пришлось прибегнуть, чтобы прервать начинающуюся летаргию страны, — значит, нам позорно сидеть по домам, заниматься «внутренней эмиграцией» и «личным спасением».

Именем мученически погибшего чешского студента назовут площадь, про него расскажут в стихах чешские и русские поэты, Егор Летов прохрипит его имя в своей песне.

Не дай бог нам увидеть именно такой, как у Палаха, героизм здесь, в России. Не дай бог путь к свободе для нашей Родины будет освещен такими страшными факелами. Но когда смотришь пресс-конференции Владимира Путина или выступления Рамзана Кадырова, складывается ощущение, что они ровно этого от нас и хотят, ровно этого и добиваются. Мы, как говорится, пойдем другим путем, но в наших сердцах должна жить память о Яне Палахе, о тираноборцах Центральной Европы, Украины, России, о людях, пожертвовавших ради свободы своих народов самым ценным — собственной жизнью.

В заявлении чешской «Хартии 77», выпущенном в революционные дни 1989 года, о Яне Палахе и его времени было сказано:

«Он погиб, потому что хотел закричать как можно громче. Он хотел, чтобы мы осознали то, что с нами происходит, чтобы мы видели, что на самом деле творим, и услышали, что на самом деле говорим в это время уступок, о которых твердили, что они неизбежны, в это время компромиссов, которые выдавались за разумные, и в это время тактических игр, в рациональность которых хотелось верить многим. В те времена рассеивалось сознание того, что и при самом сильном давлении все же должно что-то оставаться, нечто главное, нечто неотъемлемое, без чего человеческая жизнь теряет свое великое достоинство».

—

Роман Попков, опубликовано в издании Открытая Россия

В тему:

• Украина в 2013-м — как Прага в 1968-м
• Русские в Чехии: «Все в Чехии хорошо, только чехи тут лишние, мешают жить»
• «Либо назначьте власть, которой доверяете, либо закончите в тюрьме» — Вацлав Бартушка
• Мирослав Попович: Очень плохо, что нас заставляют выбирать свое будущее на краю могилы