«Иногда больше бойцов погибает после войны, чем во время нее»

Версия для печати

«Когда пересекаешься с системой, порой хочется опустить руки. Но это компенсирует общение с волонтерами. Уважаю их и поражаюсь, как им удается идти вперед, несмотря ни на что.» Как «бостонский москвич» Роман Торговицкий помогает украинским солдатам лечиться от войны.

Роман Торговицкий до последнего не имел никакого отношения к Украине. Родился в Москве, в 17 лет переехал в США. Но именно он в мае прошлого года во время выступления «Виртуозов Москвы» в американском Кембридже вышел на сцену и зачитал петицию в поддержку Украины. За что тогда был арестован.

В тему: На сцене Metropolitan Opera на концерте Нетребко активист протестовал против политики Путина в Украине

Подобный перфоманс он устроил недавно в Нью-Йорке, не дав собрать овации очередным российским артистам. После этих акций о Романе много писали журналисты. Только вот сейчас мало кто знает, каким сложным и важным делом он занимается.

Сразу после Майдана он думал о чем-то подобном, а несколько месяцев назад окончательно решил — нужно помогать украинским военным справляться с «донбасским синдромом». Искал за рубежом специалистов по психологической реабилитации бойцов, собирал средства и вместе с тем объединил вокруг себя команду Wounded Warrior Ukraine. В феврале в Киеве стартовала первая серия тренингов, в рамках которых бойцов АТО учить понимать себя и помогать другим свои товарищам — чтобы по возвращении из зоны боевых действий они могли как можно мягче заново встроиться в мирную реальность.

О том, что заставляет его заниматься украинскими проблемами, об особенностях реализации программы по реабилитации и том, как помочь бойцам не сломаться после пережитого на войне, Роман рассказал в интервью изданию VIDIA.

— Роман, расскажите подробнее о проекте Wounded Warrior Ukraine и системе тренингов для бойцов — что она предусматривает?

— Жизнь показывает, что иногда больше людей погибает во время ротации и после окончания боевых действий, чем во время них. Я общался с несколькими ребятами, которые прошли Афган и другие войны. Говорят, например, так: во время войны в моем подразделении погибли три человека, а в течение пяти последующих мирных лет — 12 человек. Тоже самое происходит с ветеранами иракской и вьетнамской войн. Им сложно приспособиться.

Идея нашего проекта заключается в том, чтобы дать бойцам, которые прошли через шок и травму войны, понимание того, что с ними происходит на эмоциональном уровне. А также научить их методикам и техникам того, как помочь своим собратьям справиться с такой же травмой.

Важный момент — бойцы тяжело идут на контакт с психологами. Им легче довериться людям, которые подвергались тем же испытаниям.

— То есть учить основам реабилитации не профессионалов, а обычных военных?

— Сначала я планировал курсы психологов. Искал специалистов, которых можно привезти в Украину, чтобы они передали свой ​​опыт коллегам. Но чем больше я общался с украинскими психологами, тем более слышал от них, как много времени приходится тратить, чтобы достучаться до бойцов. Поэтому и возникла идея передавать эти знания непосредственно воинам.

Удалось найти человека, который бы за это взялся. Дитти Марчер, датчанка, она уже имела разработанную ранее программу для датских военных, прошедших через Афган. Около 20 лет Дитти занимается лечением психологических травм телесными методами. Традиционная психотерапия базируется на talk-therapy, то есть на разговоре. Но существуют также методы, ориентированные на тело: дыхание и упражнения.

Обучение продлится в общем четыре месяца и будет состоять из четырех блоков-тренингов от двух до пяти дней каждый. После каждый из участников будет иметь в своих руках инструментарий, как работать с боевым шоком и посттравматическим синдромом.

— Сколько бойцов стали участниками проекта? И получат ли по завершению тренингов какие-то сертификаты?

— Из-за обострения ситуации на фронте в последний момент несколько ребят не смогли приехать. Поэтому участие в первом тренинге приняли, кажется, от 15 до 19 бойцов. В течение месяца мы проведем дополнительные занятия для тех, кто пропустил. Следующая серия семинаров запланирована на апрель. И в целом мы хотим провести через тренинг 25 человек.

По сертификатам — кажется, так. Но суть, конечно, не в этом. Наша минимальная цель — дать конкретные и максимально практичные знания, чтобы ребята могли помогать друг другу. Сейчас мы обсуждаем с украинскими волонтерами возможность создания каких-нибудь центров (или сотрудничества с уже существующими), где в будущем — может быть, уже после окончания войны — те бойцы, которые пройдут наш тренинг, могли бы работать, оказывая помощь другим. Конечно, если они захотят.

— Каким образом эти 25 бойцов были зачислены в программу — был ли определенный отбор?

— Здесь, в Украине есть несколько волонтеров, которые искали людей по собственным контактам с батальонами, которым помогают. Мы, в свою очередь, сканировали тех, кто изъявлял желание принять участие. Дитти имела несколько требований к кандидатам. Чтобы ребята, во-первых, не сидели на медикаментозном лечении. А во-вторых, пройдя через шок и травмы, они все же должны были иметь внутренние ресурсы работать над собой. Потому что бывают совсем экстремальные случаи, где травма настолько сильна, что человек просто не имеет ресурсов помогать другим. Мы отбирали людей со средним уровнем шока.

Первая сессия продолжалась два дня. Мы еще даже не начинали давать им какие-то методики работы, а просто объясняли, что с ними сейчас происходит. Когда человек понимает природные реакции организма на стресс, это само собой уже снимает определенный уровень этого стресса. Потому что обычно как: человек чувствует, что с ним что-то не то — не спит, имеет флэшбеки и не знает, что это нормальная реакция организма.

— И как бойцы воспринимали эту информацию?

— Меня приятно поразила разница их состояния до и после. Со стороны посмотреть — вроде ничего особенного не происходило. Дитти рассказывала, что такое травма, что такое шок. Многим делилась собственным опытом: как выживала под обстрелами и бомбардировками, как после возвращения с Ближнего Востока инстинктивно бросалась под стол в мирной Дании от звука фейерверка, как не могла водить машину под дождем, потому что свет фар напоминало ей о поездках под пулями снайперов в Сербии и десятках убитых друзей. И это не были просто истории, чтобы развлечь. Это была хорошо продуманная стратегия.

Если в начале тренинга многие ребята всем своим скептическим видом показывали, что лучше сейчас был бы с товарищами на фронте, то в конце они совершенно изменились и были очень заинтересованы. Между ними установилась сильная эмоциональная связь. Такая, какая может быть только между людьми, получившими военную травму.

Мы обсуждали с Дитти, что эти ребята — одни из лучших людей, которые пошли за идею рисковать собственной жизнью — после всего пережитого могут почувствовать себя ненужными обществу и сломаться. Но если дать им эти методы, они могут стать еще более сильными личностями, и тогда будут еще более эффективно продвигать это государство к демократизации, еще более эффективно бороться с коррупцией. И я верю в это, потому что увидел, как изменились эти люди всего за два занятия.

— Вы живете в США — как вам удалось дистанционно организовать все это? И возникали ли какие-то трудности в процессе подготовки проекта?

— Сложности были. Но в целом все удалось уладить благодаря украинским организаторам. Они провели колоссальную работу: нашли место для тренинга, потратили много времени на отбор бойцов и получение разрешений от Минобороны, чтобы людей отпускали с передовой.

Но если говорить в общем, я поражен неадекватностью и неэффективностью украинской системы. И медицинской, и военной. Концепции неэффективности и там, и там одинаковы.

В тему: «Наши солдаты должны больше бояться Украины, чем сепаров». Рассказ канадского добровольца

От ребят я слышал рассказы, например, о том, что им выдают форму, которая расползается на куски после первого же использования, поэтому они ходят в том, что им привозят волонтеры. Или милицейские батальоны, которые должны держать вторую-третью линию обороны, оказываются на первой, еще и без необходимого вооружения, и не имея коммуникации с другими военными батальонами.

Как человеку, который уже долгое время живет в обществе, где тоже бывают разного рода неэффективности, но совсем не таких масштабов, слышать подобное — дико. То же в медицинской системе. Ребят могут класть в госпиталь, но только на 7-10 дней, а дальше их выписывают, потому что кто-то наверху так решил. И никого не волнует, что у них еще кости не срослись! При этом существуют другие реабилитационные структуры, которые могли бы их принять на более длительный срок, но, опять же, там, наверху, об этом не договариваются. Различные министерства вообще не общаются между собой. Это страшно раздражает.

— А почему Вы вообще решили этим заняться?

— Все началось с Майдана. В январе прошлого года я полетел с другом в Питер — частично по бизнесу, но в основном просто посмотреть город, погулять по музеям. В это же время на Майдане происходили активные события. На Facebook я постоянно читал, что «фашисты в Киеве бьют милицию». Мне стало интересно посмотреть на все это собственными глазами.

В результате в Питере я провел вместо недели два дня — все остальное время был на Майдане. Меня приятно шокировали люди — никогда и нигде я не встречал такого большого количества пожилых людей, которые среди зимы в свои 50-60 лет готовы быть ночевать на Майдане для того, чтобы их дети жили в лучшей системе. Когда такое слышишь, не проникнуться этим невозможно.

Автоматически я начал делать короткие видео-интервью прямо на телефон. Выставлял их у себя на Facebook и видел, как те же люди, которые говорили мне: «Куда ты едешь, московский еврей, к фашистам», стали теперь пересылать деньги на медикаменты и поддержку Майдана.

В тему: Россиянин: Я был поражен до растерянности, а уважение к восставшим стало безмерным

В следующий раз я приехал после 19 февраля, когда с «появились первые известия о погибших. Я сорвался, купил более профессиональную камеру и взял билет в Киев. Меня раздражало то, как подают информацию о Майдане западные СМИ — показывая горящие шины и толпы людей, они дегуманизировали весь процесс. Мне казалось, что именно поэтому американцы и европейцы так спокойно воспринимали эти события, и поэтому продолжали очередной раз выражать свою обеспокоенность. Мне было важно показывать истории конкретных людей.

В тему: Еврей на баррикадах: Стоило жить в этой стране, чтобы дожить до Майдана

Так получилось, что добрался до Киева я уже после расстрелов, буквально за несколько часов. И чувствовал себя двояко. С одной дока, если бы прилетел раньше, скорее всего, бегал бы где-то рядом с Институтской и мог бы оказаться среди погибших, а значит — вроде как должен отмечать второй день рождения. С другой стороны — еще две недели назад я ночевал здесь в палатках с людьми, а теперь все залито кровью, нет палаток и я не знаю, где эти люди и живы ли они. Начал брать интервью у медиков — они рассказывали, как несколько часов назад ребята умирали у них на руках и кричали: «Отпустите нас, нам нужно обратно на Майдан».

Позже нашел своих киевских друзей и пытался рассказать им об увиденном. Но не мог, потому что каждый раз как только начинал, накатывались слезы. Со мной никогда раньше такого не было. Точно так же, как сейчас ребята, возвращающиеся с фронта, я тогда совершенно не понимал, что со мной происходит. Потом были похороны. Народ кричал: «Мы не забудем!»

В тему: 40 дней с момента трагических событий 18-20 февраля. Пиккардийская терция — Пливе кача (неофициальный клип)

И, наверное, в тот момент я дал себе слово не забыть и обязательно помочь тем, кто прошел через это.

Когда я нашел Дитти, оказалось, что она уже 7 или 8 лет преподает в Киеве и имеет своих учеников. Ее расписание забито на год-полтора вперед. Но понимая, что она делает именно то, что я ищу, я убеждал ее, как только мог. Было забавно — мне каждому приходилось говорить, что все остальные проблемы решены: что финансовая часть уже есть, что мы все организуем, найдем бойцов, когда еще было не ясно, кто их будет искать. Трудно было раскрутить эту машину. В том числе, и найти финансы.

— Кстати, о финансах. Очевидно, что этот проект не является дешевым ...

— Недешевый, да. В целом он стоит около 20 000 долларов. Мы до сих пор не подняли всю сумму. Но сначала денег не было совсем. После года активного волонтерства их сложно было найти. Люди в украинской диаспоре, которые готовы помогать, они и сами постоянно собирают деньги. Диаспора во многом уже исчерпала свои ресурсы, тогда как привлечь американцев или канадцев пока не очень удается.

Я понял, что единственный шанс — это как-то вдохновить людей. В мае, когда к нам приезжал Спиваков (Владимир Спиваков — российский дирижер, руководитель оркестра «Виртуозы Москвы». — Ред.), в конце концерта я вышел на сцену и постарался в очень интеллигентной форме, как мне казалось, выразить свое непонимание, почему он подписал письмо на поддержку политики Путина в отношении Украины. И тогда эта новость совершенно неожиданно для меня взорвалась. Но так я понял, что есть возможность добавить энергии российской и украинской диаспоре.

В тему: Москвичка живущая в Киеве: Я всегда восхищалась умением украинцев не позволять власти борзеть

Когда уже в январе этого года в США приезжали Анна Нетребко и Валерий Гергиев, я воспринял это как шанс. С одной стороны — напомнить музыкантам, что негоже, в то время как российские войска находятся на территории Украины, пользоваться своим статусом и промывать мозги американцам, дублируя для них искаженную информацию российской пропаганды. С другой — это был шанс всколыхнуть диаспору и собрать деньги на проект.

— Удалось?

— Да. Плакат, с которым я вышел на сцену, содержал три месседжа: о недопустимых действий Гергиева и Нетребко, о незаконном заключении Надежды Савченко и в самом низу я дописал название нашей организации. Я надеялся, что даже само название — Wounded Warrior Ukraine — даст американцам понимание проблематики солдат, возвращающихся с войны. В США есть похожий проект, который называется Wounded Warrior Project. Поэтому хотя бы на ассоциативном уровне это должно было сработать. И слава Богу, сработало. В течение пяти дней нам удалось поднять те средства, которые были необходимы для старта.

В марте к нам в Америку приезжает певица Настя Приходько. Два ее концерта — в Бостоне и Нью-Йорке — будут в поддержку проекта. Кроме того, постепенно к нам стали присоединяться волонтеры. Сейчас у меня уже есть ощущение, что я не один. И это гораздо приятнее.

— Кроме денег, какие у проекта есть потребности сейчас?

— Люди. Мы активно ищем людей двух категорий. Первая — врачи-реабилитологи, физиотерапевты, арт-терапевты, психологи, имеющие опыт работы с подобного рода травмами. У нас есть идея отправить в Украину укомплектованную команду реабилитологов, которые бы передали свой ​​опыт украинским врачам. Мы уже встречались с главой Украинской ассоциации физиотерапии, и там заинтересованы в сотрудничестве с западными коллегами. Разумеется, было бы проще, если бы эти специалисты были бы еще и украино- или русскоязычными. Вторая категория людей, в которых мы заинтересованы, это те, кто имеет опыт работы в некоммерческих организациях и фандрейзинге.

— Откуда находите силы делать свое, несмотря на несовершенство и сопротивление украинской системы?

— Честно скажу, когда пересекаешься с системой, порой хочется опустить руки. Но это компенсирует общение с волонтерами. Уважаю их и поражаюсь, как им удается идти вперед, несмотря ни на что. Это при том, что я хотя бы живу в другой стране, где нет войны. Они же все время находятся здесь. И многие выкладываются еще со времен Майдана. Откуда у них столько внутренних ресурсов?! Но когда я нахожусь в их среде, чувствую — прорвемся!

—

Маричка Паплаускайте, опубликовано на сайте  VIDIA

Перевод: Аргумент

В тему:

• Война на Донбассе глазами украинского военного
• Оксана Пахлевская: Ave, Mater Dolorosa
• Черный снег Донецка. Жизнь в оккупации
• С прицелом на победу: как IT-волонтеры помогают армии метко стрелять
• Оружейник
• Спецрепортаж из зоны АТО: «Героям - свято!»
• Артиллеристам закупают высокотехнологические приборы. Необходима помощь