ОУН и «красный фронт»

Версия для печати

85 лет назад боевик ОУН в знак протеста против Голодомора застрелил советского дипломата во Львове. «Удивительна эта полемика и неравны аргументы, когда с одной стороны — целая Россия и Польша, а с другой — 18-летний студент с револьвером в руке. Чтобы понять генезис этого спора, а может и последствий, установим факты ...»

«Удивительна эта полемика и неравны аргументы, когда с одной стороны — целая Россия и Польша, а с другой — 18-летний студент с револьвером в руке. Чтобы понять генезис этого спора, а может и последствий, установим факты.

Есть на Востоке Европы народ в неволе у другого народа. Обманутый, обезоруженный и деморализованный, служит житницей для всей России, а сам умирает от голода. Конец мрачной истории, где люди потеряли чувство человечности, где единственной формой протеста является самоубийство. Это происходит не в средневековье, ни во временах, которые называют варварскими. Это не легенда и даже не история. Это настоящее, это факт.

В тему: „Мета большевицької політики — втопити український народ в морі т. зв. совєтського народу“

Есть молодой человек по фамилии Лемык. Идет один с револьвером в консульство, стреляет по пути во всех встречных. При задержании не сопротивляется, на суде не защищается. Принял решение, что убьет и погибнет. Этот парень был студентом, еще вчера сидел с нами на лекциях. Это не легенда, это не поэзия и не романтизм. Это факт», — с таким информационным сообщением вышел материал в польской газете Bunt młodych за декабрь 1933 г.

Советское консульство во Львове (бывшая вилла художника, сценографа Зигмунта Розвадовского); фото 1930-х гг.

Кто знает, возможно, автором упомянутой неподписанной статьи был Ежи Гедройц — редактор Bunt młodych, который два десятилетия спустя (уже в качестве редактора парижской Kultura) будет налаживать мосты взаимопонимания между поляками и украинцами.

Но кроме этих двух народов была еще советская сторона, и в начале 1930-х точкой их пересечения станет Галичина.

В Польше, против Москвы

В феврале 1929 г. в Вене была основана Организация украинских националистов (ОУН). Из 30 присутствовавших, представлявших целый ряд самостоятельных структур, объединившихся в ОУН, 16 были уроженцами Галичины и 14 — Надднепрянщины. Это фактически — паритет, ведь избранный председателем, бывший командир киевских «Сечевых стрельцов» Евгений Коновалец хотя и родом с Галичины, но как писал о нем Евгений Онацкий, «действительно, все галичане с Коновальцем, но он сам с надднепрянцами».

Выдвигая лозунг борьбы за Украинское государство, в фокусе внимания националистов в основном находились Украина под Советами и оккупированная поляками Галичина. Но реальную деятельность можно было проводить только на территории последней, в том числе и борясь с представленным здесь просоветским элементом.

Как ни странно, «советофильство» имело здесь зачастую не социальную, а национальную подоплеку — ЗУНР потерпела поражение в борьбе с поляками, зато за Збручем была хоть и не свободная, однако Украинская республика. Успехи политики «украинизации» еще больше усиливали просоветские настроения. Едва ли не первой начала с ними бороться Украинская военная организация (УВО), а дальше — ее преемница ОУН.

Но прежде чем бороться с «советофильством», УВО сама должна была очиститься от него. Вслед за руководством ЗУНР в эмиграции, которое во главе с Евгением Петрушевичем перешло на просоветские позиции, эти идеи увлекли и часть членства УВО. Поэтому Коновальцу придется на время оставить председательство в организации, а его оппоненты даже закажут покушение на него. В итоге на съезде УВО в Ужгороде, в 1925 г., произошел раскол, и сторонники «красного» направления создали отдельную структуру — Западно-Украинскую национально-революционную организацию (ЗУНРО).

Неизвестная группа галицкой молодежи с коммунистическим приветом «Rotfront» (нем. — «красный фронт») — поднятыми, полусогнутыми руками со сжатым кулаком, обращенным от себя.

«Нашим идеалом и целью является Соборное независимое государство, а средством к достижению этого является борьба против польской оккупации всякими средствами с террором и саботажами включительно», — читаем в организационном издании ЗУНРО «Украинский революционер». УВО вполне могла бы подписаться под этой декларацией, но «соборность» они рассматривали шире — включая Надднепрянщину, что предполагало и борьбу с большевистским режимом.

Последний тоже не был пассивным наблюдателем. В свои достижения он мог вписать не только просоветскую ориентацию лидеров ЗУНРа и раскол в УВО, но и активную деятельность в Галичине. Так, советский консул во Львове Лапчинский регулярно организовывал приемы для украинской интеллигенции, которые общественность назвала «хождением на икру», а для различных профессиональных групп — туры в УССР. Коммунистическая партия Западной Украины (КПЗУ) имела свои боевые группы, которые не только вступали в борьбу с националистическими, но и пытались конкурировать за низовое членство, выступая под лозунгом: «Долой Коновальца — пусть живут низы ОУН!».

Словесные баталии перешли в силовое противостояние уже в конце 1920-х, когда были выбиты стекла в советском консульстве и других зданиях. Но переломным стал 1930 г. и харьковский процесс над «Спілкою визволення України» — СВУ. Председатель «Наукового Товариства Шевченка» (НТШ) профессор Кирилл Студинский позволил себе некорректно высказаться в отношении арестованного Сергея Ефремова. После этого два члена ОУН пришли в НТШ и публично избили Студинского. «Это некультурное выступление двух единиц все единодушно осудили, однако одновременно украинское публичное общественное мнение возмутилось упомянутым поступком проф. Студинского», — напишет газета «Діло».

Дело Студинского было лишь мелким инцидентом. Провод готовился к серьезной акции — покушениям на руководство советских дипломатических миссий: Антонова-Овсеенко в Варшаве и Лапчинского во Львове. Впрочем, эти акции провалились, что серьезно сказалось на общем настроении руководства подполья.

«Меня просто отчаяние охватывает, когда вижу, насколько мы не способны к какой-либо акции, — писал разочарованный Коновалец секретарю Провода 28 апреля 1930 г. — Неспособность Союза (УВО. — С.Л.) становится типичной, и вину искать надо, пожалуй, не в лидерах и не в отдельно взятых людях, а в том обстоятельстве, что мы вообще сейчас не имеем людей, способных на такого рода акции. И для этого тоже в свое время я стоял на позиции, что в Союзе сразу нечего начинать акты, а прежде всего заниматься выучкой людей».

В тему: Степан Бандера: реальная личность и миф

«Выстрел в защиту миллионов»

За небольшой период — всего три года — общество сделало значительный прогресс в радикализации. Вместо того чтобы бить стекла, оуновцы принесут в офис газеты «Праця» пакет со взрывным механизмом. Другого советофила — Антона Крушельницкого не будут бить по лицу, а вынесут смертный приговор. Правда, его отменят, когда станет известно об отъезде Крушельницких в УССР. Предсказание националистов будет безошибочным — советские спецслужбы сами уничтожат эту интеллигентную семью.

До наибольшего обострения дошло в 1933 г., когда о Голодоморе уже было известно из различных источников. Но усилия, которые могли бы помочь жертвам Голодомора, были напрасны, как и сомнительными оказались успехи по информированию об этом западного мира. Прорвать информационную блокаду будет пытаться «Украинский общественный комитет спасения Украины».

«Комитет известил всех украинских граждан за пределами Советского Союза, что день 29 октября назначил днем ​​национального траура и протеста против голода и других ужасных событий в Советском Союзе», — напишет газета «Діло» и опубликует упоминания о поддержке акции в Чехословакии, Бельгии, Франции и Северной Америке.

На «день траура» националисты отреагировали по-разному — если в эмиграции активно присоединились к проведению мероприятия, то Краевой провод занял пассивную позицию. «Не повредит единому фронту и отрицательное отношение к акции краевых националистов, только окончательно дискредитирует их в глазах широких народных масс», — звучало в «Ділі».

Тема «дискредитации» националистов была не случайна — в эти дни в Самборе завершился один из самых скандальных политических процессов над украинским подпольем. На скамье подсудимых оказался бывший боевой референт УВО Роман Барановский. Оказалось, что он работал на польскую полицию. ОУН оказалась под шквалом критики не только традиционно враждебного окружения, но и сторонников.

Спасет репутацию организации покушение на советского дипломата, запланированное еще в июне 1933 г. Это был повод, чтобы привлечь внимание к Голодомору, поэтому боевик должен был сдаться в руки полиции и выступить на открытом судебном процессе.

Готовили покушение краевой проводник Степан Бандера и боевые референты — Роман Шухевич и Богдан Пидгайный. Один из членов ОУН, обладавший художественным даром, после приема у консула нарисует портрет дипломата и карту здания. Дополнительно изучат распорядок консульства, охрану и сотрудников. Во внутренне-организационной сети начат поиск боевика, который бы согласился выполнить «мокрое дело» , из которого «нет выхода». В итоге выбор пал на 18-летнего студента Львовского университета Николая Лемыка — по польскому законодательству высшей мерой наказания для лиц младше 20 лет было пожизненное заключение.

«У Николая был еще тот наряд, в котором сдавал матуру (выпускной экзамен в гимназии. — С.Л.), действительно очень дешевенький, но черный, в нем он мог выступать на расправе, — вспоминал спустя многие годы Пидгайный, — Башмаки у него были совершенно рваные, и он, покраснев, спросил робко, не мог ли бы где-то одолжить получше, ведь если умрет, будет позор для Организации, что пальцы вылезают. Мы купили ему башмаки и носки, а он, переобувшись, попросил еще, чтобы те башмаки его, хоть рваные, отправить ему домой, потому что отец, когда починит, сможет еще ходить...».

Накануне покушения Лемык получил инструкции от Бандеры относительно выступления на судебном процессе, а дальше боевика поселят в гостиницу. «Перед ужином в Народной гостинице Роман (Шухевич. — С.Л.) хотел сделать Николаю еще последнюю, может, приятность и предложил ему что-то вкусное съесть, чтобы у Николая, дескать, была сила. А Николай, подумав минуту, неловко попросил гречневой каши и кислого молока», — описывал последнюю встречу с боевиком Пидгайный.

Под предлогом выезда в СССР 21 октября Лемык пришел на аудиенцию к дипломату и двумя выстрелами застрелил его. Оказалось, что вместо консула прием вел Алексей Майлов — сотрудник внешней разведки, который с инспекцией посещал советские дипломатические учреждения.

Покушение стало сенсацией, и уже в последующие дни о нем будет писать европейская пресса. Новость особенно ободрила зарубежный Провод. «Именно сегодня узнаю я из журналов о стрельбе в советском консульстве во Львове, — пишет Коновальцу из Рима Евгений Онацкий. — Когда все украинское общество выступает против советского террора с бумажными резолюциями, украинская революционная организация должна выступить с соответствующими революционными средствами борьбы. Думаю, что эта стрельба окупит полностью Самборский процесс. Несмотря на то, что я, в общем-то, против индивидуального террора, все же думаю, что этот акт оказался чрезвычайно своевременным и приведет к подъему духа нашей молодежи, да и в целом наших граждан, — не обращая внимания на возможные отклики на него в Советской Украине».

В тему: Микола Сціборський: дворянин, який стояв біля витоків ОУН

Сам Коновалец переживет очередную волну нападок со стороны швейцарских властей — тут у власти находились левоцентристы, и спустя некоторое время ему все-таки придется уехать из Швейцарии в Италию.

Выстрел Лемыка, который в украинских СМИ назвали «выстрелом в защиту миллионов», не только привлек внимание к Голодомору и «исправил» репутацию ОУН после «самборского процесса», но и попал в еще одну цель — польско-советское взаимопонимание, которое было закреплено пактом о ненападении от 1932 г.

Судьи на судебном процессе над Николаем Лемыком

«Как и на все сенсационные приговоры, так и на этот прибыли различные делегаты высших правительственных учреждений из Варшавы, приехали тамошние корреспонденты и т.д., — вспоминал адвокат Лемыка Степан Шухевич. — Но в этот раз нечто большее. На первой скамейке „дневникарів“ (журналистов ежедневных газет. — С.Л.) занял место корреспондент ТАСС, а рядом с ним село какое-то высокопоставленное лицо из советского посольства в Варшаве. За ним и вокруг них уселись полицейские агенты и стерегли, чтобы с ними чего-то худого не случилось, поскольку снова был пущен слух, что члены ОУН „планируют покушение“, но с тем отличием, что на этот раз не на суд, а на советских высокопоставленных лиц, хотя никто из украинцев не знал, что при вынесении приговора будут такие высокопоставленные лица».

Вице-консул советского консульства во Львове Михаил Голуб на судебном процессе над Николаем Лемыком

— Вину чувствуете? — первое, что спросил судья Николая.

— Нет, только исполнение долга. По приказу ОУН я пришел в консульство с целью убить представителя московской власти, которая силой захватила украинское государство, уничтожает украинскую культуру и террором, и голодом уничтожает украинскую нацию, — ответил Лемык.

Подсудимый получит пожизненное заключение, но с началом Второй мировой войны окажется на свободе и вернется к подпольной деятельности. Он погибнет в октябре 1941-го в Миргороде на Полтавщине от рук гестапо.

—

Святослав Липовецкий, опубликовано в издании  «Зеркало недели. Украина»

В тему:

• Злодейства большевиков в Западной Украине: как это было
• Бандера и бандеровцы. Разоблачение кремлевских мифов
• Профессор Лев Ребет: «более опасен для СССР, чем Бандера»
• Юрій Винничук: Наша бандерівська карма
• СССР — террористическое государство. Как советизация осуществлялась руками фашистов