Сокрытие улик. Павел Проценко о киевском опыте декоммунизации

Версия для печати

Прошло больше года с момента введения закона №2540 в жизнь. За это время не всплыло ни одного случая, когда в Украине предали бы гласности имена гонителей диссидентов, доносчиков, методы подавления личности, систему поощрения и укрывательства преступлений должностных лиц, назначавшихся в СССР для выжигания инакомыслия.

Писатель и диссидент Павел Проценко, который преследовался КГБ и в 1986 году был приговорен к трем годам общего режима за «клевету на советский государственный и общественный строй» (в 1987-м — освобожден и реабилитирован), рассказывает, как попытался ознакомиться со своим делом по новому украинскому закону о доступе граждан к архивам коммунистических репрессивных органов.

— Братья! Мы присланы просить у вас прощения.

Так полвека назад представлял Александр Солженицын правильное, в его понимании, окончание эпохи сталинских злодеяний. Через жест самоочищения со стороны сильных мира сего. Функционеры ЦК КПСС, прокуроры, судьи, следователи — члены так называемых разгрузочных комиссий, наводнивших ГУЛАГ для проведения массового быстрого освобождения узников 58-й статьи, должны были снять не только шапки перед строем зеков. Прежде всего они должны были сбросить с себя чиновничью спесь и сказать главное. Те слова, после которых меняется атмосфера в стране.

Этого не случилось. Хотя процесс перемен был запущен: с конца 1953-го оклеветанных людей оправдывали и отпускали по домам, но должностные лица делали это словно вынужденно. Давая понять реабилитируемым, что им оказывается снисхождение, что хотя отверженным даруется свобода, но о вине их не забывают. Палачи, доносчики и их вдохновители — всего лишь исполнители воли государства и не подлежат суду.

Так неправедно начиналась послесталинская эпоха.

Через десятилетие (1953–1964) энергия «оттепели» выдохлась, начался накат нового зла.

В тему: Хроники СССР. Как украинские писатели расправлялись с коллегой Виктором Некрасовым

Но времена меняются неожиданно. После январского (1987 г.) пленума ЦК КПСС, признавшего многолетний «застой» в стране, политзаключенных стали внезапно освобождать.

В этот раз процесс шел без всяких надежд на снятие ложных обвинений. Зекам предлагали обращаться в президиум Верховного cовета СССР с обещанием не вести антисоветской деятельности. Реабилитация пришла позже, через годы. И в перестройку, и после «Преображенской революции» речь не шла о возмездии преступникам, которые от лица государства преследовали инакомыслящих.

Радужным диссонансом этому прозвучала новость с Украины. В мае 2015 года Петр Порошенко вводит в действие закон №2540 о свободном доступе граждан к архивам «репрессивных органов коммунистического тоталитарного режима 1917-1991 гг.». Из нашего далека проблема, казалось бы, второстепенная. Но по существу возможность для каждого преследовавшегося в СССР по политическим мотивам проследить, как органы правопорядка (прокуратуры, КГБ и МВД) конструировали фальшивые обвинения в их адрес, — гарантия для всего общества от рецидивов тоталитаризма.

Вводя в действие этот закон, нынешняя украинская власть демонстрировала искренность своих намерений разорвать с тоталитарным советским прошлым. Но людям важны не благие лозунги, а реально действующие процедуры.

До сих пор в Украине нет ни одного случая, когда новым законом удалось воспользоваться бывшим инакомыслящим, преследовавшимся в позднесоветские годы государством и стремящимся получить доступ к документам по своему делу.

Автор статьи такую попытку сделал и считает необходимым изложить собственный опыт.

Фото: Малышев Николай / Фотохроника ТАСС

Главное не справедливость, а участие в перестройке

Советские диссиденты, освобождавшиеся в 1987 году из лагерей и тюрем, в подавляющем большинстве не ставили вопрос о необходимости расследования беззаконий со стороны их гонителей. Как правило, бывшие узники лишь надеялись на участие в политическом процессе перестройки, охватившем страну.

Этот процесс подразумевал расширение перемен и в конце концов принес диссидентам справки о реабилитации и какой-никакой, но закон «О реабилитации жертв политических репрессий» (1991). Одновременно погружение в перестройку означало списание самой проблемы преступлений против человечества и конкретно — каждого из «уголовных дел», по которым человека за убеждения и поступки по совести превращали в мнимого преступника.

Через 27 лет, когда животрепещущая проблема нравственного очищения и возмездия за фальсификации была усилиями всего постсоветского общества похоронена и предана забвению, в Киеве «революция достоинства» провозгласила эру открытых архивов.

Прошло больше года с момента введения закона №2540 в жизнь. За это время не всплыло ни одного случая, когда в Украине предали бы гласности имена гонителей диссидентов, доносчиков, методы подавления личности, систему поощрения и укрывательства преступлений должностных лиц, назначавшихся в СССР для выжигания инакомыслия.

Многие диссиденты уже ушли в иной мир. Оставшиеся среди нас подверглись духовной деформации в общей атмосфере равнодушия. Реальность деклараций о разрыве с наследием советского прошлого в украинском государстве сегодня почти некому проверить.

В тему: Украинское эхо «пражской весны»

«Уголовное дело № 50-1001» и его создатели

Мое «дело» стало одним из последних процессов над инакомыслящими в СССР. Арест в июне 1986 года, освобождение — в феврале 1987-го. Приговор — 3 года лагерей общего режима, вынесенный Киевским городским судом 19 ноября, — уже в декабре 1986-го отменил Верховный суд УССР. Дело вела смешанная следственная группа из сотрудников городских прокуратуры и КГБ (в нее входили, в частности, следователь по особо важным делам прокуратуры Киева В.К. Игнатьев и старший следователь УКГБ капитан В.И. Дашко).

Выйдя на свободу, я узнал, что многие люди, в связи моим арестом попавшие в поле зрения КГБ, подверглись наглому давлению, вплоть до их похищения и незаконного удерживания в течение нескольких дней, как это случилось с регентом Вознесенской церкви на Демиевке Надеждой Могилко. «Сотрудники» не гнушались и грубых провокаций с загримированными под моего отца агентами, пытавшимися подбросить фальшивые документы в целях последующего обвинения в их изготовлении и распространении, как это случилось в истории с бывшим членом Украинской Хельсинкской группы Ольгой Гейко-Матусевич.

Фото: Николай Малышев / Фотохроника ТАСС

Попытки привлечь к ответственности фальсификаторов из «органов» (1987-1997)

Освободившись, я написал большое письмо о незаконных методах КГБ и прокуратуры, которое адресовал члену Политбюро и председателю Комитета партийного контроля М.С. Соломенцеву. В результате в апреле 1987-го меня принял заместитель начальника административного отдела ЦК КПСС Александр Карбаинов (куратора украинских КГБ и прокуратуры). Он заверил, что, если факты подтвердятся, партия примет меры. (А.Н. Карбаинов, как теперь выяснилось, был офицером кадрового резерва КГБ, направленным на работу в ЦК, несколько позже в чине генерал-майора он стал основателем пресс-службы КГБ, нынче известной как Центр общественных связей ФСБ РФ.)

28 августа в Киевском горкоме партии мне сообщили, что «по поручению ЦК КПСС» проведена проверка материалов следствия, факты не подтверждаются и нарушений закона не обнаружено.

В дальнейшем я долго не оставлял усилий добиться того или иного наказания хотя бы для своих официальных преследователей. Правоохранительная система УССР, а затем независимой Украины надежно укрывала их. Достаточно сказать, что Л.М. Абраменко, мой обвинитель на судебном процессе, в конце 1990-х стал «ветераном» органов юстиции Украины, членом комиссии по реабилитации бывших политзеков!

Попытка получить дело по новому украинскому закону

В ноябре 2015 года в заявлении на имя директора Отраслевого государственного архива СБУ (в дальнейшем — ОГА СБУ) я просил предоставить доступ к собственному делу. В том числе и к так называемому ДОУ — «делу оперативной разработки», в которое поступали как все доносы от сексотов, так и секретные распоряжения начальства. Дважды руководство архива сообщало, что никаких документов обо мне там нет.

При этом советуя обратиться в прокуратуру Киева и в Верховный суд Украины. Наконец Владимир Вятрович, директор Украинского института национальной памяти в частном письме пояснил, что моего дела в архивах СБУ может не быть потому, как 16 июля 1990 года союзный КГБ выпустил секретный приказ под №00150 о вывозе материалов на диссидентов в Москву или же об их уничтожении на местах.

Во всех этих ответах, официальных и частных, поражает их гадательность, неопределенность: возможно, «дело» уничтожено или может быть там-то… Если лишь вмешательством «руки Москвы» объясняется скандальное отсутствие в Киеве материалов на диссидентов недавней эпохи, то под вопросом оказывается сам характер перемен в украинских спецслужбах.

Судебно-прокурорские отписки из Киева

Стиль отписок, полученных мной из Верховного суда (в дальнейшем — ВС) и Генеральной прокуратуры Украины (в дальнейшем — ГПУ) совершенно советский. А прокуратура Киева и вовсе равняется в своем поведении на образцы сталинской эпохи. 11 апреля я направил туда запрос, ответа же нет до сих пор (даже после того как при новом генпрокуроре Юрие Луценко вмешалась ГПУ)!

Из скупых откликов судейских чиновников вырисовалась картина в стиле гоголевского Ляпкина-Тяпкина. Представитель ВС О.В. Ващенко сообщил 26 апреля, что еще 15 декабря 1986 года «материалы уголовного дела в отношении Вас… направлены в Киевский городской суд». А Киевский городской суд (превратившийся за это время в Апелляционный суд Киева) в лице заместителя его председателя В.П. Глиняного разъяснил (письмо от 24 июля), что мое дело того же 15 декабря «отправлено в Прокуратуру г. Киева». Потому, конечно, у нас для вас ничего нет!

По закону сам приговор и материалы, относящиеся к нему, должны оставаться на «вечном» хранении в Киевском городском (Апелляционном) суде. Но все бумаги моментально переслали в прокуратуру Киева, та через несколько месяцев, 6 февраля 1987 года, дело прекратила «в связи с изменением обстановки». Почему сами материалы не возвращены в суд? Прокуратура молчит не случайно: видно, есть что скрывать.

Наконец, в процесс словесной эквилибристики включился и нынешний «и.о.» председателя ВС Украины В.П. Барбара. 27 июля он направил автору этих строк письмо, в котором сообщил, что по республиканскому Закону «О доступе к архивам репрессивных органов коммунистического тоталитарного режима 1917–1991 годов» доступ этот обеспечивает (в основном) Отраслевой государственный архив Украинского института национальной памяти (ОГА УИНП). Он же должен оцифровывать эти материалы и выкладывать на своем сайте. Итак, виновник нестроения найден.

При этом высокопоставленный судейский чиновник умалчивает о том, что процесс передачи документов советского времени из украинских спецслужб в УИНП только начат, еле движется и когда завершится, Бог весть. При этом украинское государство платит сотрудникам института издевательски нищенские зарплаты, отчего сотрудники оттуда бегут, а полномочиями обладает институт чисто символическими.

Дело же, которое УИНП выполняет, важно для судеб не только украинского, а и всего постсоветского общества. Но при таких условиях институт мало на что годится. У него нет ни сил, ни возможностей вести, к примеру, розыск по поводу якобы утерянных дел диссидентов или, к примеру, вести картотеку на бывших их гонителей.

Фото: Владимир Синдеев / ТАСС

В тему: Жуткое дело

Необходимо расследование

Невнятные сообщения украинских чиновников об уничтожении материалов на диссидентов по указке Москвы похожи на миф. Миф, который снимает с власти обязанность расследования преступлений против человечества, совершенных советскими спецслужбами на территории Украины. Известный украинский журналист, бывший политзек Сергей Набока (1955-2003) выкупил в 1991 году свое «дело» у собственного куратора из КГБ.

Два «уголовных дела» великого поэта и правозащитника Василия Стуса (начала 1970-х и 1980-х годов) также не были уничтожены. Как и «дело» психиатра Семена Глузмана. Резонно предполагать, что и другие подобные дела сохранились. И значит, сотрудники СБУ, судов и прокуратуры дежурными отписками и ссылками на призрачные обстоятельства прикрывают принципиальное нежелание украинского государства обеспечить реальный доступ к следственным делам диссидентов.

Бюрократическая советская традиция выхолащивания благих начинаний по-прежнему побеждает и в Украине. На глянцевой поверхности, обращенной к внешнему миру, обозначено, что архивы бывших спецслужб УССР беспрецедентно открыты. Однако факты, скрытые от посторонних взглядов, опрокидывают столь благостную картину.

Судя по отпискам, пришедшим мне из Киева, для чиновников украинской правоохранительной системы бывшие диссиденты — уголовники. В этих бумагах постоянно подчеркивается, что речь идет об «уголовных делах» из прошлого, и лишь однажды глава Верховного суда упомянул о том, что их нужно рассматривать в рамках процесса декоммунизации.

И так будет до той поры, пока закон Украины (одновременно с решениями судов!) не укажет, что уголовниками были как раз те исполнители из органов, кто фальсифицировал следственные процедуры ради преследования инакомыслящих. А пока этого нет, вся судьба демократических перемен в Украине стоит под вопросом.

—

Опубликовано на сайте Открытая Россия

В тему:

• Диссидент Павел Проценко: Очищения не произошло
• Украине нужна солидарность. Как нужно давить власть воров и диктаторов
• Декоммунизация: враги народа и их преступления
• Комсомольцы и приспособленцы