Богдан Пантюшенко: Всем, кто попадет в плен, советовал бы не терять достоинство

Версия для печати

Его задержали 18 января 2015 года во время боев вблизи Донецкого аэропорта. С тех пор мобилизованный программист из Белой Церкви мог попасть на обмен несколько раз, но каждый раз боевики его оставляли. Причины - до сих пор неизвестны. Возможно потому, что был мотивирован и непоколебим, а возможно - потому что террористы понимали: на такого можно выменять не только важных людей, но и привилегии.

29 декабря Украине удалось освободить из плена боевиков на Донбассе 12 военнослужащих. Танкист Богдан Пантюшенко находился в руках террористов дольше - почти пять лет. Его задержали 18 января 2015 года во время боев вблизи Донецкого аэропорта. С тех пор мобилизованный программист из Белой Церкви мог попасть на обмен несколько раз, но каждый раз боевики его оставляли. Причины - до сих пор неизвестны. Возможно потому, что был мотивирован и непоколебим, а возможно - потому что террористы понимали: на такого можно выменять не только важных людей, но и привилегии.

В тему: Ліквідатор Захарченка, журналісти, медсестра, бізнесмен – кого звільнили з полону ОРДЛО (ПЕРЕЛІК)

В конце концов, так и произошло - обмен пленными состоялся только тогда, когда Украина и Россия в "нормандском формате" обсудили газовые вопросы и особый статус для Донбасса, а еще согласовали список боевиков, которых террористы требовали передать в ОРДЛО. В нем оказались фамилии бойцов спецподразделения "Беркут", подозреваемых в массовых убийствах майдановцев 20 февраля 2014 года.

Журналисты Украинской правды встретелись с Пантюшенко в санатории под Киевом. Сейчас военные вместе с женами проходят реабилитацию после пленения.

Вокруг - тишина, слышно, как ветер гуляет среди голых ветвей деревьев. Богдан приветствует у входа. Улыбается и приглашает пройти к корпусу.

Он еще в день освобождения согласился на первое и пока единственное интервью.

Правда, разговор пришлось немного отложить - первые недели ребятам было запрещено общаться с журналистами. Сначала их должны были опросить представители компетентных органов. Затем за военных взялись психологи, которых очень волновал вопрос, как бывшие пленные будут отвечать на вопросы прессы.

"Психологи видят, кто в каком состоянии - кому нужна помощь, а кому - меньше. Я чаще здороваюсь с ними только в коридорах", - смеется Богдан.

У одного из кабинетов встречаем его жену Викторию. Она ждет своего сеанса у психолога. Затем блуждаем галереями и этажами, заходим в комнату, - Богдан садится на стул возле кровати.

Богдан Пантюшенко: "Человек, который попадает в плен, боится, не знает, как себя вести, а ему задают провокационные вопросы. Тогда, чтобы как-то сгладить ситуацию, ребята говорят: воевать идти не хотел, жил мирно, ситуация в стране сложная, его бросили воевать”

"Первые часы не знали, что с нами делать - "замочить" сразу или оставить

"- Богдан, ты мобилизованный?

- Да, летом 2014-го повестки получал несколько раз.

- Почему после первой не пошел в военкомат?

- Почему не пошел? Пошел! Прошел даже медицинскую комиссию, но сказали: надо подождать.

Впоследствии бул а еще одна - явился с вещами, но мобилизацию снова перенесли. В третий раз вызвали уже в начале сентября. Тогда уже забрали. 

Направили в Гончаровск, первый танковый батальон. В нем я служил "срочку". Попал в свою часть на должность командира танка. Я, как и другие ребята, были заряжены защищать свою Родину.

- Какой ты увидел армию, ее оснащение?

- Танки, которые нам передавали, были не в очень хорошем состоянии, мы их доводили до ума - заказывали детали, ремонтировали, на полигоне пристреливались. Они снова ломались.

Впоследствии поехали в харьковский бронетанковый завод. Там нам какой-то генерал говорит: «Вот, ребята, техника, готова на 95%, помогите только привести в порядок".

Смотрю на все это и понимаю - конструктор лего: стоят машины без траков, башен. Собрали, покрасили.

6 мая в Чугуеве в присутствии президента Петра Порошенко состоялся парад. Тот машины нам как бы торжественно вручил. Когда он проходил мимо, все машины заводились, но потом и от них отказались из-за проблем с техническим состоянием. 

В конце концов нам дали другие машины, которые мы также ремонтировали. Наши танки - как советские тракторы: ездят хорошо, но руки механика должны быть постоянно по локоть в мазуте. С последними отправились на Восток.

- Куда именно?

- Под Волноваху. Там было несколько выездов, а дальше - участие в операции по деблокации донецкого аэропорта. 18 января 2015-го три группы должны были зайти с разных сторон, выбить сепаров, разблокировать наших и занять стратегическую точку. 

Но все пошло не так, как планировали в Генштабе. Возможно, думали, что техники будет немного больше, или получили неточные разведданные и не рассчитали силы противника.

- Но вы свою задачу выполнили - взорвали Путиловский мост, стратегический объект, по которому боевики переправляли в аэропорту людей и оружие?

- Когда мы выезжали, не знали, какое именно задачи должны выполнить - у нас был маршрут, указанная точка, где стоять, в какую сторону наблюдать. Наша колонна должна была пройти в аэропорт, а мы - ехать за ней. Но пехота отстала, мы прорывались с боем - выбили тех, кто был под Путиловский мостом, начали возвращаться. По пути у Спартака наш танк подбили боевики.

Наводчику Ивану Лясу дважды попали в голову, но он еще самостоятельно передвигался. Втроем спрятались в маленьком сарайчике. Отходить было некуда: впереди - высокий забор, сзади - заминированное поле. Мы оказались в ловушке. Сначала я надеялся, что сможем ночью отойти к своим, но вскоре услышал шаги и крики с призывом сдаваться.

Я реально оценивал возможности - сопротивляться мы не могли, потому что имели тяжелого раненого. Если бы я был один, возможно, действовал по-другому. А на меня ребята смотрели как на командира - должен был принимать решение.

Говорю: "Держитесь, все будет нормально". Затем забежали сепары с автоматами, начали стрелять. Раненого Ивана забрали сразу, потом нас. Со старта сломали мне нос. Повели дворами-чигирями. Закрыли в вольере ...

- Для собак?

- Да - большой такой во дворе достаточно состоятельного дома. Первые часы не знали, что с нами делать - "замочить" сразу или оставить. Куда-то звонили, им сказали не убивать, ведь было на кого менять. Затем начали водить по домам. В одном на коленях стояли, в другом заставили карты рассматривать - показывать, где позиции.

Все время "отгребали" - подставляли нож то к животу, то под горло, били. Я уже понял, что попали в плен - начал ждать, когда этот активный этап закончится. Понимал, что впереди еще будут трудности, но без этой суеты.

Потом отвезли в Донецк к казакам. Главным был у них "атаман" Сафоненко. "Батя" его называли. Какой он батя - чмо настоящее!

К тому времени в подвале уже были другие наши ребята, а также британец и сепар - боец батальона "Восток". Там над нами издевались больше всего.

Комендант Боцман, например, приводил своих дружков-ополченцев, говорил: "Это у меня танкисты, связисты, разведчики", те начинали стрелять или бить. Больше всего проблем было с теми, кто на ночь оставался - целые "программы" нам устраивали.

Богдан Пантюшенко: "Форма и у россиян, и у сепаров одинаковая - "пикселька"... Но наша лучше ... У нас все лучше ..."

- Гражданин Великобритании был рядом в подвале?

- Эд Коп. Он говорил, что потомок Джона Юза. Того самого, который основал Донецк. Коп приехал посмотреть, что происходит в городе. Был на машине, с фототехникой. Все забрали и держали в подвале.

А потом однажды сказали: "Все, у тебя дембель - вывезем на российскую границу, пусть там разбираются". Что было с ним дальше - не знаю до сих пор, его в подвале больше не видели. Затем нас перевели в здание СБУ в Донецке.

Тогда Захарченко укрепился и решил подчинить себе все вооруженные формирования. Все ушли, а казаки не захотели. 30 апреля утром над головами начался бой, впоследствии нас вывели из подвала. Рядом с домом лежали несколько 200-х. Далее нас привели на "избушку", где в то время базировался "комендантский полк".

- Что такое "избушка"?

- Это подвальные помещения в здании СБУ в Донецке на улице Щорса, 62. Когда-то там были архивы - документы с 1900 года, боевики выбросили их, как варвары. Нас, пленных, дергали, чтобы мы убирали мусор после того, как они там все размародерили, и мы видели эти документы.

Спали мы на железных стеллажах. В одном крыле были украинские военные, в другом - сепары, которые попали на гауптвахту или совершили какие-то преступления.

- Другие пленные рассказывали, что их водили на работы ...

- Всех нас водили в 2015-2016 годах подметать, выщипывать траву, красить, загружать-разгружать. Был майор, который рассказывал о Женевской конвенции, что мы можем отказаться (работать - УП), но он всегда найдет способ переубедить.

"У боевиков есть кураторы из РФ"

- Ты видел в Донецке граждан РФ, особенно кадровых военных?

- Когда мы сидели у казаков, заходили люди в форме, называли себя кадровыми российскими военными, говорили, что приехали помогать "братьям". Но документы никто не показывал.

А вот на "избушке" в течение 2015-2016 годов такие точно были. Именно тогда я понял, что все их структуры функционируют по одной модели.

К примеру, есть командир полка - местный хохол, скажем так, сражающийся за террористов. И у него есть дублер из России - кадровый военный. Именно он учит, консультирует и принимает окончательное решение.

Также есть дублеры командиров батальонов и рот. В большинстве ротация происходит раз в полгода. При желании можно остаться в год.

А вот воины в окопах - местные. Кроме того, в каждой части есть кураторы, которые отвечают за политико-социальные вопросы.

Однажды, когда пленных привезли на работы, я видел, как наши наблюдатели встречались с куратором. И он им рассказывал, как надо работать. Это было накануне 9 мая. 

По его словам, боевики должны были организовать массовое мероприятие - поставить в центре города технику, военных, чтобы местные приходили - фотографировались, могли залезть внутрь танка. Но этот куратор объяснял, что мало организовать, надо распространить информацию - пригласить прессу, сделать посты в соцсетях, записать видео.

- Россияне допрашивали?

- Мы говорим же о кадровых российских военных? Когда переводили на "избушку", нам сказали, мол, ребята все уже хорошо - вы были у бандитов, а сейчас - в "республике".

Дали позвонить домой. Подкупали своей "добротой". Ребята звонили - плакали, после подвала было эмоционально тяжело.

Но в тот же день нас допросили каждого отдельно: в комнате было четыре человека, записывали разговор на видео. И это были русские - их можно узнать и по говору, и по манере говорить.

- В форме?

- Да. Но форма и у россиян, и у сепаров одинаковая - "пикселька" ... но наша лучше ... У нас все лучше ...

А еще приезжали российские журналисты. Я всегда с ними общался. 

Первые два года у нас телевизора не было. Затем в колонии появился, включали на часок. По местному можно было увидеть, как они водят наших военных по Донецку - к "памятнику погибшим детям Донбасса", заставляют просить прощения, передавать просьбы побратимам не стрелять. 

Человек, который попадает в плен, боится, не знает, как себя вести, а ему задают провокационные вопросы. Тогда, чтобы как-то сгладить ситуацию, ребята говорят: воевать идти не хотел, жил мирно, ситуация в стране сложная, его бросили воевать. 

В противовес этим "акциям" всегда пытался сказать, что Россия - страна-агрессор, а местные, взявшие оружие - ее пособники и предатели. Конечно, понимал, что Киселев такое видео с "карателем" завернет, но все равно не молчал. Я не говорил того, что можно было подавать как слабую позицию - хотел показать, что не все мы такие: жили мирно и нас без нашего желания бросили на войну.

- Помню, как год назад в сюжете российского канала ты спокойно сказал: "Я - командир танка". Такое безопасно было говорить?

- Мы уже жили в тех обстоятельствах не один год - переезжали из колонии в СИЗО и наоборот, поэтому бояться смысла не было.

Всем, кто попадет в плен, советовал бы не терять достоинство. Хамить или выпендриваться не надо, но и не показывать себя нищим и несчастным. 

Если пошел по собственному желанию - так и говори. Возможно, первый раз за это получишь, но на том сепары и остановятся. Некоторые приходят - говорят, что повара, связисты или вообще мимо проходили. Это вызывает неуважение, а неуважение влечет за собой другие последствия.

Богдан Пантюшенко: "Вопрос, на кого именно нас могут поменять, приобрел актуальность лишь несколько недель назад. Таких клинчей, как с "Беркутом", раньше не было. Никто особо не афишировал, кого отдавали в ОРДЛО"

- Как относились к пленным украинским военным?

- В этой карательной системе мы были примерно, как и все зеки, лишь с небольшим «но» - к нам немного более пристальное было внимание, и мы не участвовали в коррупционных схемах, которые происходят между администрацией и заключенными. Найти телефон, протащить запрещенные продукты - нет. Всех надзирателей об этом предупредили.

Те, кого держали рядом, относились нормально. Никто не кричал: "Вы - укропы, резать вас буду". Да и все стены в СИЗО расписаны впечатлениями о "республике": "Спасибо Захарке за теплые нарки", "дырявая республика".

- Кого держали рядом с вами в СИЗО?

- СИЗО набито бывшими сепарами. Около 50% содержащихся - те, кто воевал. И они там не просто так. Когда Захар упорядочил все под себя, начал сажать. За мародерство, убийства. Напился-подрался, кого-то пристрелил - обычное дело.

В 2014-м это могло быть безнаказанно, потому что "укропов" били, потом за это начали арестовывать и судить.

"Сепары чувствуют, что Россия их может продать"

- Как думаешь, какова численность "армии" террористов?

- Тысяч пятнадцать. С тыловиками - до пятидесяти.

- Какая идея людей держит вместе?

- Сепары ощущают российскую поддержку. Но при этом понимают, что Россия их может продать.

Если Владимир Александрович договорится с Владимиром Владимировичем об определенных перспективах, Россия скажет: "Забирайте свой Донбасс", выведет своих кадровиков и обозначит эту территорию как нероссийскую, тогда Украина быстро заберет ее себе - и это будет конец "республики".

Сепаратисты осознают, что тогда они окажутся бессильными. Долго сопротивляться не будут. Но все-таки надеются, что Россия настраивается продвинуться на дальние рубежи по территории Украины - недаром же держат под Ростовом 200 000 армии.

Эта мысль их греет. Именно об этом говорят по их ТВ. А еще смеются иногда с украинского телевидения.

- Почему?

- Оно иногда транслирует откровенную пропаганду. Надо как-то ее тормозить. Лучше сказать правду.

Когда хотят, чтобы репортаж был эмоционален, добавляют лишнего. В общем звучит жестоко, но получается искаженная картинка. Когда мы говорим о сепарах ложь, они видят это, смеются над нами.

Наши журналисты часто говорят: стреляют прицельно по украинским позициям только кадровые российские военные, так как шахтер не может так научиться. А почему не может? Может. А эти шахтеры слушают, сравнивают информацию.

Тогда и в других вопросах не верят.

- Чего хотят люди, живущие в ОРДЛО?

- Есть русскоязычные украинцы, они не говорят на украинском, но никогда не считали, что русский язык ограничивают. Предпочтение отдается тому, чтобы Украина наконец вернулась. Есть те, кто хочет видеть Россию. А вот "республику" никто не хочет. Некоторые могут показательно выступать за "республику", а на самом деле ждать Украину. У них так часто. Видимо, так проявляются симптомы тирании.

Там реально 1937-й год. Люди боятся говорить. Местных соседи сдают в "МГБ" ("министерство госбезопасности”). 

Так в заложники попадают некоторые гражданские. Не только те, кто сотрудничает с СБУ, но и те, кто не совершал никаких действий, а, возможно, в начале конфликта служил где-то на территории нынешней свободной Украины или в полиции работал, уволился в процессе "становления" квазиреспублики.

- Как менялись взгляды местных, которых пришлось встретить за пять лет в Донецке?

- Большинство - разочаровывались. Они жили в Украине, но им все время чего-то не хватало.

Россию же большинство видело только по телевизору. В лучшем случае были в Ростове. 

В начале весны 2014-го некоторые думали, что у них будет хорошая жизнь, все получится. Но не тут то было. 

Теперь хотят все, как до войны. Небольшой процент кричат: "Россия, приди". Таковых не убедишь уже. И стоит ли? Можно выслать просто в Россию, ее там легче любить. "Чемодан, вокзал, Россия" - это выражение не сейчас придумали, но оно для таких убежденных людей.

За пять лет я наработал схему общения с сепарами. Мне всегда было интересно по-человечески, как они видят настоящее время, представляют будущее. 

К примеру, говорил с другом - оказывается, у него родственники в Харьковской области. Спрашиваю: чего не поедешь к ним? "Да я уже взял оружие в руки, все - пути назад нет", - отвечает. А в Россию что не едешь? "Да кому мы там нужны, у нас там никого нет", - говорит тот.

Тогда я уже предлагал воспользоваться программой СБУ "Тебя ждут дома". "Но это ложь, - говорит, - заманивают, чтобы в тюрьму посадить". Я говорю: не спеши с выводами, зайди на сайт - почитай, какие критерии участия в программе, позвони со случайного телефона - спроси ...

- Есть те, кто за Украину?

- Да, но молчат. Потому что если кто-то заподозрит такие взгляды, будет тяжело. 

Мы с ребятами сидели в СИЗО ... Подходит "вертухай" - дежурный по коридору, спрашивает, откуда мы. Мы же привыкли, если спрашивают, то или просто интересно, или поддерживают, пытались говорить со всеми - если не навязать свою точку зрения, то показать, за что боролись, спросить, за что они - сравнить.

Говорили-говорили, а потом тот говорит: "Я уже жду, когда тот "русский мир” уйдет отсюда, я и сам работать сюда идти не хотел, но работы нет, а здесь платят 10 000 рублей (4000 гривен).

Для Донецка это хорошая зарплата. Больше получают только в "армии" на контракте - 19 000 рублей (7500 гривен). а если устроиться на почту, то зарплата будет 3,5 тысячи (1000 гривен).

Люди не живут, а выживают. они друг другу пытаются доказывать, что школы, университеты работают - молодежь учится. Да, учится, но их количество сократилось в пять раз.

– Українську мову чув?

- От сокамерников (смеется). Но за пять лет уже даже мне стало трудно говорить, заметил, что выражаюсь на суржике. Ранее сложнее подбирал русское слово, а сейчас - украинское.

Также говорили некоторые сепары, которые воевали за "республику", подписывали контракты с "военными частями". Ни имен их не знаю, ни позывных, только откуда - из Запорожской и Полтавской областей.

Но я думал, если человек уже говорит на украинском языке, то он для себя решил, что украинец, а не русский холуй. Но оказалось, это не так ...

- А при каких условиях террористы готовы сложить оружие? Что Украина может пообещать им - автономию, амнистию?

- Их бы устроило, если бы большинство тех, кто воевал, избежали наказания. Но амнистия не может быть общая, а выборочная. Весь рядовой состав дураков можно амнистировать. Но, разумеется, поставить на контроль.

Наказать в соответствии с действующим законодательством нужно командиров, тех, кто совершал военные преступления.

- А что делать, к примеру, с "чиновниками", такими как известная тебе "правозащитница" Дарья Морозова?

- Не знаю. Думаю, к пыткам она не причастна. Я с ней знаком лично - общались время от времени все пять лет. Раз в полгода она приезжала к нам с журналистами или ОБСЕ. Каждый раз мы спрашивали об обмене, она отвечала, что готова менять хоть за два дня, это "ваше Украина тормозит все".

Очень не любила Ирину Геращенко. По ее словам, все беды и нестыковки именно из-за нее.

Сейчас я понимаю, как трудно было Зеленскому принять решение об обмене. И догадываюсь, почему предыдущая власть не принимала решения об обмене. И если бы меня накануне обмена спросили, как надо поступить тогда или сейчас - не сказал бы.

"В нашей демократической стране "Беркут” могли посадить на семь лет, а мне в Донецке дали 18-ть"

- В декабре 2017 года тебя не отдали на обмен. Можешь вспомнить, как это было?

- Накануне к нам в Макеевскую колонию, где мы в то время были, приезжала Надежда Савченко - привезла спортивные костюмы, шапки, перчатки. Говорила, что всех, кого удерживают в колонии №97, поменяют. Радовались. Но в последние дни накануне освобождения мы узнали, что втроем (Сергей Глондар, Александр Кориньков и Богдан Пантюшенко) остаемся ... 

В 2018-м обещали второй этап, просили время до конца зимы. А там уже выборы президента в России были, к ним могли поменять, но нет ... Все затянулось.

- И вас первыми из военных боевики решили осудить, потому что на обмен должны идти люди с "приговорами", почему?

- Местных "шпионов" судили еще и в 2017-м. Нас долго не вызывали. Мы были просто как пленные. А потом пришла делегация - "прокуроры", "следователи", начали с каждым работать. Сообщили, что мы "в статусе подозреваемых". 

Я сначала давал "показания" - обманывал, играл с ними. Говорил, что мы с ребятами должны были заехать в аэропорт, забрать раненых.

А однажды "следователь" говорит, мол, давай ты о раненых не будешь говорить, и показал мне программу журналиста Бутусова. В ней мой комбат, хлопцы, рассказывают об операции.

"Следователь" даже уже подготовил текст моих якобы показаний. Оставалось только подписать. Говорит: "Подписывай - ты хочешь идти на обмен, избавь меня от лишней работы - доказывать". Я подумал и согласился. Свидетелей не было, все только "с моих слов".

Самое главное: я вину не признавал в полном объеме. Как и другие ребята, сказал: военнослужащий, был в зоне АТО, выполнял боевые приказы, защищал целостность страны.

Потом - "суд". Первый не состоялся - «адвокат» не приехал. На втором "заседании" - осудили. Заседание длилось 20 минут. Сначала хотел с судьей нормально поговорить - лекцию устроить, а потом решил, что оно мне не надо.

Когда "прокурор" зачитывал "обвинение", она с секретарем говорила о ногтях. Затем «судья» получила два тома "дела": "Что, будем все читать"? Говорю, не стоит. Она согласилась: "Если адвокат, прокурор не против, пропустим". Далее - дебаты. 

Тогда уже с "прокурором" мы немного "покусались". Я ему говорю, что обязанность выполнял - защищать государство, а он мне про "межнациональную ненависть". В конце концов тот попросил для меня по двум статьям пожизненно, а по одной - 15 лет. Адвокат сказал, что если не признаю вины, надо "как-то смягчить". От последнего слова отказался. Опять не хотел включаться в этот цирк.

"Судья" ушла в совещательную комнату. Вышла и "присудила" 18 лет за диверсию - подрыв Путиловского моста, попытку свержения власти и подготовку к террористической деятельности. Впоследствии долгое время не хотели давать копию "приговора", но уже в колонии мы добились - привез бумаги для истории.

Богдан Пантюшенко: "Я шел воевать за идею, а не за деньги. Это мне очень помогло в плену. Постоянно помнил, что в плену нахожусь за свою страну. И с этим прошел все пять лет"

- Ты написал прошение о помиловании на имя председателя "республики"?

- Нас всех собрали и сказали писать. Кто-то спросил: а если не писать? Не писать - на обмен не пойдешь. Решили не рисковать. Написали. Это - формальность.

- В одном из писем к жене ты упоминал, что не хотел бы, чтобы тебя вернули в обмен на сдачу национальных интересов. На какие условия Украина не должна была бы соглашаться?

- Когда появился официальный список на обмен и его начали рассматривать в Минске, людей перестали менять. До того сепары отдавали их по нескольку волонтерам. Можно было выменять кого-то даже на сало, потому что в "дыре" (так называют "ДНР") вечно голодные. 

А уж когда списки попали к дипломатам, обмены стали другими - постепенно приобщались экономические и политические вопросы: блокада ОРДЛО, особый статус ...

Вопрос, на кого именно нас могут обменять, приобрел актуальность лишь несколько недель назад. Таких клинчей, как с "Беркутом», раньше не было. Никто особо не афишировал, кого отдавали в ОРДЛО.

- Ты сказал о бойцах спецподразделения "Беркут", которых передали в ОРДЛО. То есть вы, находясь в плену, понимали, что Украина должна отдать за вас людей, подозреваемых в массовых убийствах на Майдане? 

- После обмена психологи беспокоились, что журналисты будут спрашивать военных о неравноценном обмене ...

... На все вопросы по неравноценному обмену у нас отвечает жена (Богдан смотрит на жену Викторию, которая сидит рядом, она улыбается: "Может, ты сам?»).

- Ты являешься участником Революции Достоинства, понимаешь, какая роль "Беркута" в тех событиях ...

- Когда меня не поменяли в декабре 2017 года, я мобилизовался и перенес это спокойно. Без депрессии. Как Бог дал.

Да, этого я Вике в письмах писал, что если меня собираются поменять на какие-то национальные интересы, то лучше я немного посижу. Я так думал до последнего. Но честно скажу: уже не было сил (смеется). И хорошо, что меня поменяли на "беркутовца" или деньги, а не национальные интересы.

Я не хотел, чтобы за меня или других ребят отдали кусок земли или позволили развивать как региональный или, не дай Бог, государственный русский язык! 

Каждая собака рано или поздно умрет своей смертью, Бог им судья. Вика говорит, что лучше, чтобы живыми были здесь ...

В нашей демократической стране "Беркут" могли посадить на семь лет, а по "закону Савченко" они бы вышли раньше. А мне в Донецке дали 18-ть.

Пять лет я просидел, осталось тринадцать. Бойцы "Беркута" вышли бы на свободу, а мне еще сидеть и сидеть.

"Постоянно помнил, что в плену нахожусь за свою страну"

- Ты, когда шел служить, уже знал, что ребята попадают в плен, понимал, что это может произойти и с тобой?

- Когда уже взял оружие в руки, подписался на все - от увечья до смерти. Но о плену-то не думал. Важно, что я шел воевать за идею, а не за деньги. Это мне очень помогло в плену. Постоянно помнил, что в плену нахожусь за свою страну. И с этим прошел все пять лет.

Были моменты депрессии, но подобные мысли отгонял. Думаю, научился быстро выходить из этого состояния. Если немножко заскучал, то есть два пути: либо продолжать, или выйти из депрессии. А если пропустишь момент - будет хуже, важно вовремя переключиться.

- После возвращения Олег Сенцов сказал,что его незаконное заключение - это опыт, и он ни о чем не жалеет. Что думаешь ты?

- У меня же есть первое образование, я - социальный педагог. Не работал по специальности, но учился. А в Донецке имел "практику".

В замкнутом пространстве - тюрьме, камерах, бараках очень хорошо видно людей. Учишься их понимать. Не с первого взгляда, а с третьей беседы. 

За все годы мировосприятие менялось. Прошел несколько уровней. Менялось отношение к жизни, своим поступкам, к прошлому, будущему. Увидел себя по-другому. Если отбросить негатив, то опыт интересен.

Богдан Пантюшенко: "Я вину не признавал в полном объеме. Как и другие ребята, сказал: военнослужащий, был в зоне АТО, выполнял боевые приказы, защищал целостность страны»

В тему: «На расстрел вывозили дважды. В какой-то момент стало безразлично»

- Кому в плену тяжелее всего?

- Все зависит от нескольких составляющих. Во-первых, характера. Во-вторых, обстоятельств попадания в плен. Когда тебя дома ждут как героя - это одно, а если как дезертира - другое.

В-третьих, мотивации. Я знал, за что я сижу. Если кто-то мимо проходил, его хапнули - посадили, он не понимает, почему на его долю выпало такое испытание. Таким людям было трудно.

Трудно, когда твоя семья на свободе в чем-то нуждается. Нам, военным, платили зарплату, я знал, что Вика не нуждается, что у родителей все нормально. Если же такой поддержки нет, - сложно. Трудно, когда понимаешь, что нет, кому бороться, или что тебя не отдают. Летом к нам приезжала Морозова, говорила: обмен откладывается, но вы в нем есть.

Однако месяц назад в колонии я услышал, что Пантюшенко, а еще Матюшенко (гражданский заложник) отдавать не собираются - вычеркивают из списка. Скажу честно, эта новость меня подкосила. Старался не обращать на нее внимания, списывал на слухи, которых были за пять лет много.

Но все равно с этой мыслью жил, она угнетала. И, если бы я остался, честно, по-видимому, было бы трудно. Но пережил бы и это - через неделю-другую вышел бы из депрессии, и зажил бы своими бытовыми проблемами.

—

Татьяна Катриченко, журналист, координатор "Медійної ініціативи за права людини", фото – Виктор Ковальчук,  опубликовано в издании  Украинская правда

В тему:

• Владимир Жемчугов: «Надеюсь, у меня снова получится жить»
• Как выжить в плену и после него
• «Разочарование бойцов усложняет адаптацию к мирной жизни»
• В подвале. Добровольцы — об Иловайске и плене
• Игорь Козловский: Я простил даже тех, кого, казалось бы, простить невозможно
• Олег Кузьминых: «В плену себя не потерял»