Исповедь палача. Часть 1: Как от рук польских подпольщиков гибли украинцы и поляки

Версия для печати

«Что за прелестная девушка! Это длинные волосы и эти большие голубые глаза... В последний момент чувствую определенного рода сожаление. Снижаю прицел и одновременно нажимаю на курок. Чтобы не в голову — думаю — как она будет выглядеть в гробу?»

«Аргумент» предлагает вниманию читателей перевод нескольких отрывков из скандальной книги «Экзекутор» («Палач») — мемуаров боевика диверсионного отряда польского националистического подполья в годы Второй мировой войны.

Предисловие ЖЖ-юзера Joanerges (http://joanerges.livejournal.com/1209653.html).

«В польском издательстве «Ośrodеk KARTA» летом 2011 года вышла книга воспоминаний Стефана Донмбського (Стефан Дембски, Stefan Dąmbski) под названием «Палач» (Egzekutor). Автор вырос в крестьянской семье, окончил школу во Львове, а в 1942 году 17-летним юношей попал к спецподразделения польской Армии Крайовой, задачей которого были казни гитлеровцев и коллаборационистов.

После освобождения Польши подразделение казнило представителей новой, коммунистической, власти, а также этнических украинцев.

Повесть уже вызвала значительное возмущение в польском обществе и СМИ, ведь в ней говорится о темной стороне деятельности польского независимого подполья. О том, на что наложено негласное табу — о жестокости и безжалостности бойцов Армии Крайовой. В современной Польше по этим вопросам действует негласный закон омерты.

Польские историки отмечают уникальность этого издания — это, по сути, первые воспоминания участника карательного подразделения подполья в Европе времен Второй мировой. До сих пор был только голландский документальный фильм о судьбе участника подпольного трибунала, но впервые рассказывается о том, кто непосредственно нажимал на курок.

В социалистической Польше такие воспоминания не могли появиться, потому что в них описаны пытки милиционеров. Но не могли они быть изданы и никакой эмигрантской группировкой — ни лондонской, ни парижской Гедройца, ибо это могло бросить тень на АК...

Автор признает, что выбрал себе роль палача во время войны: «Не отрицаю, что мне и таким, как я, жизнь диверсанта было очень на руку. Я не должен был ходить в школу, которую в молодости не любил, не должен работать физически, не имел никаких родственных обязательств, не должен переживать о том, что завтра поставлю на плиту. Не выносил монотонной жизни, а многообразие эмоций различного рода имел в подразделении вволю».

Донмбський резюмирует свою историю: «Осуществились мои мечты: я стал человеком без сомнений в собственной правоте... Был хуже подлейшего зверя. Был на самом дне человеческого болота. Но я был типичным воином АК. Был героем, на груди которого после войны висел Крест Борцов...» (Крест Борцов — вторая (на то время) по значимости военная польская награда, предоставляемая за «поступки мужества и отваги, сделанные во время боя» — Авт.).

Донмбський писал не о том, каким бесстрашным, белым и пушистым борцом за Отчизну он был, а о том, как понемногу начал получать удовольствие от самого процесса убийства, казни.

О том, как все чаще гибнут и простые поляки — случайные люди: девушка, видевшая казнь коллаборациониста, дети на линии огня...

Собственно, воспоминания, оборванные на полуслове — автор застрелился 13 января 1993 в американском Майами.»

В тему: Мифы о «волынской резне»

НАЧАЛО

[...] К АК меня привлек мой хороший довоенный знакомый [Станислав Дворец], старше меня, который имел в подполье звание подпоручика. Принадлежал не к «Четырнадцятке» [спецподразделение из львовских поляков, созданное в 1943 году; специализировалось на казнях украинцев — Переводчик], которое в мой Жешувский регион пришло значительно позже, а до второго отдела «Юзефа». «Стах» был моим непосредственным руководителем и «контактом». Он принял у меня присягу в маленькой крестьянской избе, при зажженной на Библии свече.

Только через две недели после присяги я впервые встретился с нашими ребятами из подполья. Я был, скорее, удивлен. Они не носили оружия. Не проходили никакого обучения. Их задачей было только доставка сообщений. С этого начал и я.

Вступив в АК, я надеялся на больше акций и эмоций, мечтал о славе. А здесь в течение первых трех недель ничего не происходит. Каждые два дня отправлялся с сообщениями, которые брал из-под одного камня для того, чтобы отнести и положить под камень, находившийся на 15 километров дальше [...]

Я жил тогда в деревне с братом и тетей, стал мечтать о том, чтобы уйти из дома и перейти в диверсионное подразделение. Знал, что меня ждут тяжелые условия в лесу, но чувствовал также, что там будет разнообразная жизнь, полня сильных впечатлений, которых всегда искал.

Принять решение было легко, но попасть в спецподразделения — другое дело. О «Юзефа» я уже слышал, но доступа к нему не имел никакого, а также не знал, где его искать. Мне помог чистый случай.

Имел приятеля Юрка. Парень и к танцу, и к молитве. Интересно, что хотя сам он к АК не принадлежал, но всегда аковцев себе в друзья выбирал. Вдруг взорвалась бомба! Однажды после полудня приходит ко мне «Стах» и говорит, чтобы думал о том, что говорю Юре, поскольку оказалось, что он каждую неделю регулярно общается с Гестапо.

Просил меня, чтобы я временно виделся с Юрком-прежнему, вплоть до прибытия ребят из диверсионного подразделения, которые проведут ликвидацию.

Увидел в этом свой большой шанс. Сказал «Стаху», что имею спрятанный у себя под кроватью польский карабин, и попросил, чтобы разрешил мне покончить с Юрком. Сказал, что предложу ему охоту на косуль, на которых действительно тайком охотился, и дело сделано.

В начале «Стах» не хотел ничего об этом слышать, говоря, что у меня нет опыта, что если Юра что-то почувствует, то это может стать большой проблемой, потому что этот парень «имеет четыре ноги». После часового спора согласился на все, хотя и с неохотой.

После ухода «Стаха» я тяжело вздохнул [...] Мне как-то не пришло в голову, что через несколько часов я должен застрелить человека, что должен лишить жизни не просто человека, а своего друга, с которым не одну бутылку самогона выпил. Считал это нормальным делом, делом, которое следует сделать, считал это выполнением обычного патриотического долга. То, что предложил свои услуги добровольно, не было важно.

На следующий день после моего разговора со «Стахом» пришел Юрек. Тетя пошла в костел. Мы были одни в квартире. Юрко, веселый как всегда, рассказывал новости за последние два дня. Вытащил из шкафа бутылочку, наполнил стаканы и началась пьянка.

Когда уже были достаточно веселые, начал я деликатно признаваться, словно по-пьяному, как сильно люблю охоту, что имею даже спрятанный в доме карабин и, если он желает, с радостью возьму его еще сегодня вечером на охоту [...] согласился сразу. Осмотрел с удивлением мой карабин, похвалил, что он в таком хорошем состоянии, будто только что с фабрики.

Выпили на дорогу «стремянные», я спрятал карабин под полу и за неполные полчаса мы вышли на первую лесную поляну.

Шел первым, с готовым к выстрелу оружием. Вспомнил последние слова «Стаха»: «Не забудь произнести ему приговор, пусть знает, за что гибнет!». Начал вспоминать слова того приговора: «Именем Правительства Польской Республики и именем Командование АК...». Фигня — подумал — вот именно сейчас ему тот приговор для счастья нужен!

Минула вторая лесная поляна. Знал здесь каждый поворот, каждое дерево. Обернулся быстро. Юрко шел улыбающийся. С такого близкого расстояния не надо прицеливаться. Выстрелил молниеносно. Юрек сделал еще один шаг вперед, улыбка погасла на устах, и ​​без слова рухнул, как бревно, на землю. [...]

Мы имели источники в Гестапо и польской полиции. В большинстве случаев нас предупреждали паны о предстоящих облавах и арестах. Эти люди были для нас на вес золота. Их было много [...] Одним из таких драгоценных источников был никто иной, как комендант польской полиции в Тычине, мелком городке, расположенном в 8 километрах юго-восточнее Жешува.

Пех хотел, чтобы, когда я уйду с «Вилком» [Яном Гонсьорем] и «Маеранеком» на работу [выделение мои — Переводчик] в Жешув, мы зашли на завтрак в один открытый в том месте ресторан, где мы заказали хлеб с маслом и взялись за еду и кофе. И тут двери открываются, и входят трое полицейских в синих мундирах польской полиции. Одним из них (о чем мы не знали), был сам комендант, который — увидев чужие лица — решил попросить у нас документы.

Видя, что один из полицейских положил руку на пистолет, мы все трое одновременно вырвали пистолеты из-за поясов. «Маераник» одним выстрелом положил коменданта, а я с «Вилком» падаем на пол и открываем огонь по двум другим. Вся приключение длилась не дольше пяти секунд. Только за две недели, после возвращения в отдел, я узнал, что один из убитых полицаев работал на АК [...]

Командир Управление диверсий (Kierownictwo dywersjami, сокращенно Кедив) Главного командования АК подполковник Ян Мазуркевич-«Радослав» (стоит боком) во время Варшавского восстания. В кресле сидит его жена — капитан Анна Мазуркевич-«Ирма», комендант связистов штаба Кедива. Фото: Национальный цифровой архив Польши

В тему: Национальная борьба в Западной Украине — краткий курс ОУН-УПА. Часть 3: война с СССР

РАБОТА

30 километров южнее Жешува находилось небольшое село, которое называлось Гарта. Местное население состояло преимущественно из мелких землевладельцев, главной проблемой которых было прокормить семьи.

Политикой не занимались, еженедельно ходили в костел и ожидали лучшего завтра. В этом же селе родилась и выросла замечательная девушка, Ядзя Перожанська. Окончила 7-классную школу, поэтому на уровне села имела так называемое будущее перед собой.

Имела светлые волосы, голубые глаза и внеземную фигуру. После смерти отца, погибшего в результате несчастного случая на лисопилке, жила с матерью и младшей сестрой. Было ясно, что за благосклонностью очаровательной Ядзи соревновались ребята не только из Гарты, но и со всех окрестных сел.

Ядзя любила развлечения, поэтому ходила на все местные забавы, где не все заканчивались счастливо. Не раз случалось, что кто-то из более слабых претендентов возвращался домой с разбитой головой, в которую попал более сильный. Ядзя однако любила представительных мужчин. Одним из них был Бронек Пеньовський [...]

Он любил петь, и это Ядзи нравилось больше всего. Но окончательно потеряла от Бронко голову, когда на свадьбе у знакомых, окруженная, как всегда, роем поклонников, увидела, как Бронек, пораженный недостатком места для себя у возлюбленной, поднялся с кресла и, став перед оркестром, сказал крепким, чистым голосом: «Отойдите деды, отойдите фраера, ибо погоню к ясной холере! Как вы танцевали, то я вам не мешал, а теперь буду вами окна выбивать».

Закончив, подошел торжественно в угол избы, из которого извлек хорошо спрятанную оглоблю, оббитую железом. Эта картина дала всем понять, что это конец забавы, и следующие танцы пройдут только на поправинах [обед для близких родственников на следующий день после свадьбы — Переводчик]. В течение минуты в доме было пусто, потому что те, кто не вышел за дверь, сбежал через окно.

Почалався большой роман между Бронко и очаровательной Ядзею. [...] Бронек считал, однако, что не только любовью живет человек [...] Что свадьбу можно перенести на потом, а Отечество нуждается в нем сейчас, потому что войну отложить нельзя.

Не помогли Ядзи просьбы, слезы и соблазняющие улыбки [...] Бронек принял решение. Любил свою девушку и рассказал ей все. Сказал, что идет в диверсионное подразделение воевать за Отечество.

Бронек Пеньовський попал в наш отдел осенью 1943 года. Полюбил его за искренность, открытость, обучал его в свободное время многим партизанским хитростям [...] О Ядзе рассказал мне все. Я отдавал дань его любви.

После ухода Бронко Ядзю охватило отчаяние. Не видела цели в жизни [...] Начала искать мести для жениха [...] Пошла в местный Гестапо и все рассказала. Что Бронек ушел в партизаны, имея оружие...

Гестапо сразу выслало карательную экспедицию, которая ликвидировала всю семью Бронко. Расстреляли его мать, отца, двух братьев и сестру, даже дядю, приехавшего в гости и ночевавшего у родителей Бронко.

Через две недели после трагедии судьба Ядзи была решена. Выхожу из квартиры перед восходом солнца, автомат под плащом. Захожу на пути к «Маеранку». Идем к Гарт. Целый день в дороге, на месте — около шести вечера. Сейчас помню, как по дороге думал о Бронко. Парень даже не знал, что это я пошел на эту работу.

На месте находим парня из местного подполья. Уже темно. Приводит нас под дом Ядзи и уходит. Мы под окнами. Видим три силуэта... Она дома — думаю. Стучим и, не дожидаясь ответа, входим внутрь. Ядзю узнаю сразу. Столько слышал о ней от Бронко. Что за прелестная девушка! Это длинные волосы и эти большие голубые глаза... Увидела нас и сделалась белая, как бумага.

— Ядзя Перожанка? — Спрашиваю, глядя ей прямо в глаза.

— Да, это я [...]

Слышу, как дрожит ее голос; пробует владеть собой до конца. Ее младшая сестра стоит, как окаменелая, мать падает в обморок на пол. Читаю приговор.

— Вы осуждены на смерть за измену Польскому государству, приговор будет исполнен немедленно. Даю Вам десять минут на молитву и прощание с семьей.

Крупные, как горох, слезы появились на глазах Ядзи. Сестра со спазматическим плачем виснет у нее на шее, они поднимают мать с пола и кладут на кровать. Вижу, как Ядзя делает знак креста на груди, и слышу, как шепчет молитву. Так проходит несколько минут.

Беру Ядзю за руку и веду ее к двери, прохожу «Маеранка», который стоит в дверях, как окаменелый. Вижу, что у него слезы на глазах. Еще несколько шагов — и сарай. Ставлю под него полубеспамятную от страха Ядзю, лицом к себе, делаю один шаг назад и поднимаю автомат. Прицеливаюсь в голову.

Ночь лунная, вижу это волшебное тело перед собой и в последний момент чувствую определенного рода сожаление. Снижаю прицел и одновременно нажимаю на курок. Чтобы не в голову — думаю — как она будет выглядеть в гробу. Вторая серия... и конец всему! Ядзя Перожанка перестала существовать... И почему? Это был вопрос, который будоражил меня потом неделями.

В тему: Альфред Рибер. Гражданские войны в Советском Союзе. Часть 2

Автор [судя по униформе — в американской армии в западной оккупационной зоне Германии — Joanerges]

(Окончание следует)

Источник: Історична правда

Перевод: Аргумент

В тему:

• Украина — Польша: непростой Счет
• «Волынская резня»: Существовал ли приказ УПА об истреблении поляков на Волыни?
• Кто запустил «Вислу», или «Окончательное решение украинской проблемы в Польше»
• Уроки смерти: училки и Бандерштадт. С фронтов украинской гражданской 1914-1959 гг
• Непокоренные. Почему украинские повстанцы не стали нацистскими и советскими пособниками