Уроки смерти: училки и Бандерштадт. С фронтов украинской гражданской 1914-1959 гг

Версия для печати

Засылаемых на пребывающую в состоянии гражданской войны Западную Украину учителей из восточных областей украинские подпольщики относили к потенциальным и реальным врагам. Часто завербованные органами госбезопасности учителя такими и являлись.

«На большом чемодане сидит Таня. Ее маленький носик едва виден из-под грубой шерстяной шали, которой она еще в пути закуталась, а ее красный беретик на седых от пыли волосах подъехал кверху, даже не понять было, как он там держится. Тане очень интересно, как будет ей здесь, „в западной“. Она сверлит глазами все вокруг себя. И каменные дома, и высокие башни, прохожих. Хотя ей все чуждо, но не страшно.

В ее Харьковщине было голодно и бедно. Немного свертков у нее с собой, но немного и оставила. Таня труда не боится и, вероятно, здесь скорее добьется чего-то. При этом интересно как!.. А еще Таня — комсомолка. Она страшно торопится и сюда привнести свет их науки, рассказать здешним людям, что дал большевизм, пожалеть их за их прежнюю жизнь и классовую несознательность, научить думать и работать по-большевистски [...]».

В произведении рассказывается об учительнице Тане, которую назначали в с. Грынивку. Она проживала у местной жительницы тетки Насти. Молодому педагогу одиноко и тяжело в школе, между ней и учениками «словно стена». Однажды во время облавы к ней забежал раненый повстанец, за которым она и тетя Настя начали выхаживать. Таня симпатизирует повстанцу, хотя одновременно сочувствует его неосведомленности и неразумности: «Вся история вашей работы ясно показывает, что вас немцы обманули. Вы были у них на службе. Они обманывали вас какой-то Украиной: это же политическая фата моргана».

Окончательный перелом происходит с приездом матери с Востока. Трагическая судьба отца, который воевал в армии С. Петлюры, голодные будни матери ломают мировоззрение Тани, она превращается из «чужачки с Востока» в «свою».

Произведение «Учительница» Богданы Свитлык, известной в подполье как Мария Дмитренко («Светлана»), написанное в середине 1940-х гг, должно был символизировать перелом недоверия между Востоком и Западом Украины, что влекло бы за собой дальнейшее включение «схидняков» в борьбу против коммунистической власти.

Однако, учитывая длинный ряд учетно-статистических документов советских органов госбезопасности по казням СБ ОУН (Б) активистов комсомола, сторонников власти, председателей колхозов, и, наконец, профессиональных специалистов с Востока и, собственно, знакомясь с протоколами допросов самой оуновской спецслужбы, история Тани выглядит романтизированным рассказом. Его канва и, прежде всего, эпилог радикально расходятся с содержанием большинства архивных документов. Отдельные примеры перехода комсомольцев и комсомолок, партийных активистов в ряды подполья оставляют незыблемым факт прямого физического насилия в отношении их со стороны подполья.

Цель этой статьи — определение диспозиций «приезжих чужаков» в Западной Украине в середине 1940-1950-х гг на примере женщин-учителей из восточных областей республики, которые вместе с десятками тысяч других прибывших партийных работников, специалистов промышленности, сельского хозяйства и здравоохранения стали проводниками послевоенной советизации Западной Украины. Рассмотрим и формы проявления насилия в отношении них.

На чем именно основана динамика насильственных актов и какие факторы становились решающими в их проведении по отношению к учителям-«схиднякам»? Какие стратегии выживания в рамках возможного насилия были характерны для новоприбывших? Наконец, как именно сегодня происходит мемориализации образа юных учительниц с Востока, которые так и не вернулись домой, встретив в Западной Украине свою смерть?

[...] Диспозиции «схидняков» и «местных»

После освобождения от нацистской оккупации территории Западной Украины прекращенная в 1941 году советизация восстановилась. Быстрыми темпами партийно-советская администрация проводила индустриализацию, внедряла колхозную систему и осуществляла культурные преобразования. Особое значение придавалось образовательной сфере, которая первоначально должна была выполнять воспитательную и пропагандистскую функции.

На учителей школ и преподавателей высших учебных заведений возлагались задачи по агитатации за вступление в комсомол, колхозы; внимательно наблюдать за настроениями в учительских кабинетах, классах и в селе. «Я должна была понять, симпатизирует ли им (бандеровцам. — А. П.) молодежь, а если да — то кто.

В своих выступлениях моей задачей было наставлять молодежь против бандеровского движения, и указывать им примеры из жизни великих советских людей. Я должна была овладеть душой молодежи», — рассказывала во время допроса службе безопасности ОУН (Б) Ольга Маныч, учительница из Каменец-Подольского, которая была направлена ​​в Тернопольскую область после 9-месячного курса пединститута. В июне 1945 г. всех однокурсников А. Маныч отправили в школы в Западную Украину ¹.

Перед педагогами, как в целом перед советским активом в западноукраинских областях, стояла идеологическая задача, в основе которой лежала «борьба против остатков украинских немецких буржуазных националистов». От приезжих ожидалась политическая активность, которая могла выражаться как в подготовке к выборам, организации собраний комсомольцев, коммунистических праздников, работе клубов, так и в «тихой» деятельности информатора. Под видом курсов переподготовки советские органы госбезопасности проводили встречи откровенно вербовочного характера.

Пример таких «курсов переподготовки» подал агент НКГБ «Бергман», директор одной из школ на Тернопольщине, который проходил учительскую переподготовку в Черновицком университете. Здесь для 200 слушателей начальник областного УНКГБ читал шестичасовой спецкурс «Как разведывать антигосударственные движения на селе», где наряду с изложением истории движения националистов говорилось, прежде всего, о методах работы «учителя-разведчика».

Особое внимание уделялось пропаганде «социалистических идей» среди местной молодежи, в частности женщин. Между повстанцами и советскими властями в послевоенное время происходила своеобразная борьба за «женский ресурс». С наступлением воинских частей и с усложнением легального пребывания мужчин в городах подполье массово «переориентировалось» на активистов-женщин.

Фиксируя мобилизацию их в ряды ОУН и УПА, советская власть, со своей стороны, усиливала работу среди женского «контингента», пытаясь привлекать западных украинок к «общественной советской работе» ². Так, в середине 1940-х гг были созданы отделы по работе среди женщин и женские советы, на руководящие позиции в которых в самом начале их существования избирались преимущественно женщины из восточных областей, а уже потом их должности переходили к местным уроженкам ³.

«Женщины — великая сила! Они поднимаются вверх, как поднимается пшеница после теплого и обильного майского дождя. Женщины западных областей Украины проникнуты желанием быть такими же героинями труда, такими же передовыми и активными в общественной жизни, как сестры их — женщины из восточных областей Украины, как русские женщины, как женщины Советского Союза», — убеждал советский публицист Кузьма Пелехатый на областном совете женщин-активисток Львовщины в апреле 1949 г. Помощь местных женщин-активисток ожидалась и на наиболее опасном участке «работы» — в «борьбе с остатками банд украинских немецких националистов». Женское участие в охоте на повстанцев проявлялось как в упоминавшейся выше агентурной работе, так и в публичной антипропаганде повстанческого движения.

Подполье также пыталось привлечь на свою сторону новоприбывших женщины. Так, Николай Козак («Смок»), руководитель референтуры СБ краевого провода на северо-западных украинских землях, который провел одну из самых успешных спецопераций против советских органов госбезопасности, использовав в ней восточную украинку Людмилу Фою, подчеркивал бесперспективность недоверия к «схиднякам»; он также призывал не воспринимать людей с Востока «оккупантами».

«Заражение бандеровщиной» советские спецслужбы наблюдали и среди прибывших учительниц: «Разоблачёнными нами агентами „СБ“ было установлено, что они вербовали не только из числа местных жителей, а также из числа лиц, прибывших в Западную Украину из восточных областей Украины и др. Так, например, 29.1.1944 года в соединение прибыла Карагина Тамара Алексеевна, 1924 года, уроженка г. Кемерово, Западносибирского края, которая изъявила желание быть в рядах партизан и сообщила о себе, что она прибыла в Западную Украину в 1943 году и работала учительницей в с. Млыны и Колки.

Преследовалась украинскими националистами, ввиду чего была вынуждена уйти оттуда. Произведённой проверкой и следствием было установлено, что Карагина долгое время была учительницей в школе украинских националистов и располагала большими связями среди них. Карагина была арестована и при дальнейшем следствии созналась, что она долгое время имела деловую связь с СБ и УПА и была завербована с целью шпионажа и террора в пользу украинских националистов. Ей был установлен пароль „Сурж Стыр“ и псевдоним, её собственное имя „Тамара“.

Ей было дано задание, по приходу Красной Армии, оставаться на жительстве в любом из населённых пунктов Волынской области и вести шпионскую и террористическую деятельность против командно-политического состава Красной Армии, для этой цели Карагина должна была, используя свою прекрасную внешность, заводить знакомства с командирами и политработниками, заманивать их в тёмные места, где с помощью националистов физически уничтожать их.

С целью того, что-бы использовать широкие связи Карагиной среди националистов и работников СБ для борьбы с ними или при возможности передать частям Красной Армии, она была освобождена из-под ареста и определена в одно из подразделений соединений под усиленным агентурным наблюдением, в результате которого установлено, что она является разложенной в моральном отношении, усиленно интересуется приобретением гранаты и отравляющихся веществ. На основании этих материалов Карагина снова была арестована и расстреляна» ⁴.

Начальник Тернопольского областного управления НКГБ Малинин на очередном собрании партактива в декабре 1944 г. вспомнил о методе «слепой вербовки», когда «бандеровцы обрабатывают партийных работников в национальном духе и предлагают вести им затем пропаганду о гуманности оуновцев».

В методах вербовки и пропаганды повстанцы иногда делали ставку на скромные бытовые условия большинства сельских учителей. Так, учительнице Коваленко из Запорожской области, которая работала в Лановецком районе Тернопольской области, подпольщики предложили продуктовую помощь, поскольку власть о ней «не заботится».

И все же вербовки профессиональных кадров с Востока были, скорее, исключением. Даже у тех специалистов, которые проявили себя в «национальном деле», отношение со стороны подполья было в целом осторожным. Общее отношение к приезжим работникам был довольно неоднозначным и от района к району менялось. Ряд записок районных СБ свидетельствует о крайне враждебном отношении к прибывшим с Востока:

«Всем гражданским лицам без оглядки на возраст и национальность, прибывшим на Западную Украину в 1939-1947 годах, предписывается немедленно вернуться к месту предыдущего обитания. Лица, которые не последуют настоящему приказу и до 15 апреля не уедут отсюда, подвергаются риску потери жизни и имущества».

Языковые недоразумения, недоверие к приезжим и страх быть наказанным за дружбу с «схидняками» создавали, безусловно, существенную дистанцию ​​между прибывшими и местными жителями.

К учительницам, которые оказывались в незнакомой местности, не имея никаких связей с здешним населением, и которые чувствовали себя вполне одинокими, наведывались преимущественно представители партийного актива и военнослужащие. В условиях коммуникационного вакуума именно они часто становились единственными собеседниками для новоприбывших украинок с Востока, что, в свою очередь, вызывало подозрения со стороны СБ ОУН (Б) в «агентурной работе» и еще больше отдаляло их от местного населения.

Именно в представителях местного партийно-советского аппарата (работники райисполкомов, сельсоветов, специалисты-аграрии, медики, педагоги) подполье видело двойную угрозу: с одной стороны, они могли быть намеренно направленными сюда агентами советских спецслужб, а с другой — в кадрах с Востока видели определенный потенциал для склонения местного населения на сторону советской власти.

Учителя, преподавая и, определенным образом, воспитывая западноукраинских юношей и девушек — надежду националистического подполья — непременно попадали в фокус внимания СБ ОУН (Б), тем самым подвергая свою жизнь серьезной опасности.

Динамика насилия

В послевоенный период особенно ощутимой становится конфронтация насильственных практик: легитимное 5 насилие власти, лежащее в основе проведения советизации, наталкивалось на сопротивление местного населения, значительная часть которого так или иначе относилось к националистическому подполью или с ним сотрудничала. Итак, разворачивалась самодинамика насилия со стороны представителей подполья, которое традиционно, со времен УВО и раннего периода деятельности ОУН, выстраивало собственную идентичность на физическом уничтожении противника.

К потенциальным и реальным врагам украинских подпольщиков в середине 1940-х годов можно условно отнести следующие группы людей, которые тем самым попадали в ракурс интенсивных проверок и арестов со стороны СБ ОУН (Б):

Ситуативная группа:

• члены ОУН и УПА, захваченные в плен и выпущенные на свободу;

• члены, сторонники, симпатизирующие ОУН и УПА, которые до прихода советской власти были активными, после войны жили легально с собственными или подложными документами и могли быть завербованными агентами (касалось преимущественно женщин);

• западные украинцы, прятавшиеся перед мобилизацией, те, что во время войны сотрудничали с немцами, служили в дивизии ваффен-СС «Галичина» и были потенциально привлекательной целевой группой для склонения шантажом (через страх ареста) к сотрудничеству.

В тему: «Перехват» чувств. Портрет предателя

Полезная группа:

• люди, сотрудничавшие с каждой властью в поисках материальной выгоды. Наиболее размытая категория, к которой можно отнести тех, кто тем или иным образом пострадал от действий подполья и тем самым попадал в категорию жаждущих мести, польза которых определялась не материальными благами, а стремлением отомстить за членов семьи и близких.

Идейная группа:

• сюда попадали как партийный актив, так и профессиональные кадры, приезжие россияне и украинцы из восточных регионов УССР. Руководство СБ ОУН (Б) было осведомлено о попытках советских спецслужб вербовать новоприбывших в регион, о чем свидетельствует ряд документов самого подполья. Однако даже отсутствие контактов с местными отделами внутренних дел или госбезопасности, вместо, но скажем, активность в клубе, пропаганда комсомола или советского строя делала из них врагов, которых физически уничтожали.

Как правило, непосредственному акту насилия предшествовали одно или несколько предупреждений, которые сопровождались «поучительными» акциями. Так, учительницу Нину Холич за ее активную работу по восстановлению документов, которые были сожжены повстанцами в сельсовете, силой постригли ⁶. Во время занятий в класс к Марии Лоенко зашли трое повстанцев, которые заставили ее читать вслух молитву «Отче наш». Когда учительница прочла ее на старославянском, ей предложили к следующей субботе под угрозой смерти изучить с детьми молитву на украинском языке, да еще и разучить песню о Степане Бандере.

Своеобразным актом предупреждения становился поджог школ или клубов, в которых традиционно проводились собрания комсомольского актива, демонстрировались советские киноленты, открывались избирательные участки. Так, только в Ровенской области за 1944-1945 гг было сожжено и разрушено 50 школ.

Лиц, которые попадали в «черные списки» СБ ОУН (Б), боевики захватывали и уводили на тайные лесные базы, где их допрашивали. Протоколы таких допросов — уникальный источник информации, долгое время не афишируемый, остававшийся неизвестным широкой общественности как со стороны диаспоры, так и советской власти.

Только в 2006 г. в канадском многотомном издании «Летопись УПА» был опубликован первый том протоколов допросов службы безопасности ОУН на Тернопольщине лиц из «среды гражданского и подполья, подозреваемых в сотрудничестве с советскими спецслужбами» в 1946-1948 гг.

Несмотря на проблематичность большинства свидетельств, которые, в первую очередь, надо рассматривать как нарратив страха смерти в условиях ареста с прерогативой тактики выживания, «озернянские бидоны» ⁷ составляют уникальный по своему объему и географической плотности источник. Среди захваченных СБ ОУН (Б) были крестьяне из районов Тернопольской области, подозреваемые в сотрудничестве с МВД-МГБ местные активисты и сторонники советской власти, военнослужащие, а также кадры с Востока — учителя и комсомольский актив.

В тему: Гебисты против Шухевичей

Привлекает внимание дело Марии Рудник, захваченной боевиками СБ ОУН (Б) в начале марта 1948 г. в с. Буркан Золотниковского района.

Окончив два курса педагогического института, 20-летняя Мария, несмотря на существующее место работы в Черниговском отделении государственного банка, с обещанием через четыре года вернуться назад, была отправлена ​​учительствовать в Западную Украину. Наиболее отягчающими обстоятельствами в глазах СБ ОУН (Б) было посещение дома М. Рудник сотрудниками райотдела МГБ и облавы в деревне, которые участились с момента ее случайной встречи с повстанцами. 13 марта 1948 года боевики СБ казнили Марию Рудник.

Домой не вернулись и сотни других педагогов, среди которых учительница Найденко, захвачена в апреле 1945 г. в с. Карачина Львовской области, школьная пионервожатая Кудлай из волынского с. Пидгайцы, заведующая средней школы в с. Мышев Порицкого района Григоренко, директор Бобруевской средней школы Мария Вишневецкая и многие другие. Большинство было уничтожено в ранней послевоенный период. Советская историография представляет данные, что в течение 1944-1945 гг лишь в Тернопольской области погибло 127, а на Волыни в октябре-декабре 1944 г. — 16 педагогов.

Многочисленные акты насилия, постоянный страх за жизнь, особенно в герметичных условиях сельской местности, приводил к массовому возвращению, а то и прямому дезертирству из мест работы. Так, уже упоминавшаяся Мария Лоенко после «посещения» повстанцами ее школы, оставила район, что, по ее словам, сделало и множество других учителей.

Кадры, которые работали в городах, отказывались ехать в районы на сборы или для проведения «политмассовой работы среди населения», особенно когда приходилось там ночевать. Сами работники сельсоветов, местные агитаторы, учителя, врачи с Востока нередко скрывались ночам в других домах, селах и даже на кладбищах.

Вместо заключения. Мемориализации образа кадров с Востока

Кардинально полярное восприятие истории националистического подполья и его политизация вполне характерны и для коллективной памяти о судьбах и роли специалистов с Востока в западном регионе УССР. В современной Украине наряду с памятниками «героям-националистам» открывают мемориалы «жертвам преступлений ОУН и УПА», в том числе учителям, убитым в Западной Украине в 1940-1950-х гг. Например, только в Глуховском районе Сумской области по инициативе представителей КПУ открыто три таких памятных знака.

Образ погибшей учительницы как героя борьбы за «становление советской власти» был создан в 1960-х, когда в лесах и схронах Западной Украины еще оставались единичные повстанцы.

В тему: Последний бой УПА. 1960 год

Так, именем Раисы Борзило, которая учительствовала в с. Гаи на Львовщине и погибла в 1945 г., в конце 1950-х гг была названа местная школа, а в 1967 г. в центре села установлен мемориальный бюст с надписью: «Отдала свою жизнь за наше счастье». (На фото вверху могила  Раисы Борзило на сельском кладбище)

Р. Борзило посвящена поэма «Бессмертие комсомолки», в которой местный поэт изложил историю короткой жизни учительницы.

В 2006 г. в Луганской области, на малой родине Р. Борзило, был открыт памятник «жертвам терактов ОУН и УПА» — выходцам из Луганщины. Среди фамилий погибших есть имя Раисы Борзило. Это событие сопровождалось бурными дискуссиями в прессе, в которых апологеты УПА доказывали прежде всего недоказанность убийства учительницы именно службой безопасности ОУН (Б) или фактически оправдывали ее ликвидацию — как пропагандистки советских идей.

При отсутствии взвешенных исследований, комплексных интервью и обработки архивных материалов судьба профессиональных кадров с Востока, в частности учителей, остается предметом, в основном, спекулятивных политических дискуссий. И хотя архивные материалы фиксируют единичные примеры перехода комсомолок, прибывших из восточных областей УССР, в ряды подполья, приходится утверждать, что в условиях усиления борьбы против повстанцев, значительных потерь и активной агентурной работы советских спецслужб именно представители партийно-советского аппарата, медики и педагоги стали едва ли не основной мишенью для насильственных действий СБ ОУН (Б).

Природу этого следует искать, с одной стороны, в продолжении террористической практики УВО и ОУН относительно врага, а с другой — в сосредоточении советской власти в послевоенный период на борьбе с украинскими националистами, усилении агентурных разработок и военных операций, что вызывало значительные потери среди повстанцев и развертывание агрессивных, фрустрационных настроений.

В тему: С легендарной УПА в Крыму «воюют» архивы президента РФ и украинофоб Колесниченко

Исходя из причинного объяснения физического насилия, примененного членами подполья, не стоит выстраивать размытый оправдательный образ самих исполнителей насилия и их действий. Однако, кажется, что без понимания природы возникновения и постоянной подпитки насильственных практик не понять и самого феномена насилия, сопровождавшего историю украинского националистического подполья со времен УВО. Иными словами, чтобы дать ответ на вопрос: «Как и что?», целесообразно сначала ответить: «Почему?».

1 По данным советского историка В. Масловского, в школы из восточных областей УССР было направлено 13 тыс. учителей (см.: Борьба с прислужниками фашизма на завершающем этапе Великой Отечественной войны / / Правду не одолеть. — Л., 1974. — С. 135). Всего в общеобразовательные школы и средние учебные специальные заведения западных областей в 1945-1950 гг были отправлены 34,5 тыс. педагогов (см.: Там же. — С. 211). Современный исследователь А. Рублев представляет несколько другие цифры, утверждая, что всего в течение 1944-1950 гг только в сельскую местность региона из восточных областей республики было направлено почти 44 тыс. учителей (см. Рублев А., Черченко Ю. Западноукраинская интеллигенция и сталинщина. — К., 1990. — С. 46).

2 «В связи с тем, что оуновские организации в подавляющем большинстве состоят из молодежи, обязываю райком КПУ обратить внимание на работу среди молодежи и, в частности, среди девушек. Всесторонне привлекать их к общественным советским работам», — отмечалось на заседании бюро Волынского обкома КП (б) У от 5 апреля 1944 г. (см.: Российский государственный архив социально-политической истории (далее — РГАСПИ), ф. 17, оп. 44, д. 1658, л. 5).

3 Через женские советы к активному участию в «советском строительстве» парторганизации привлекли около 150 тыс. женщин (см. Правду не одолеть. — С. 158).

4 Из доклада Д. Коротченко «Работа по разложению изменческих формирований и борьба с украинскими националистами» (см.: Центральный государственный архив общественных объединений Украины (далее — ЦГАОО Украины), ф. 62, оп. 1, спр. 252, л . 105). О других единичных примерах сотрудничества учителей с Востока см.: Антонюк Я. Агентура СБ ОУН (Б) ... — С. 196.

5 В смысле официальной легитимности советской власти.

6 Практика стрижки распространялась и на женщин, имевших контакт или переписывавшихся с красноармейцами.

7 Материалы СБ ОУН (Б) о деятельности в Тернопольской области обнаружили в 2004 г. в с. Озерная во дворе крестьянина Сафрона Кутного, которому было доверено закопать бидон с документами в 1950-х гг. Из-за потери шифрованной записи места сокрытия поиски его продолжались более 12 лет. В 2011 г. в «Летописи УПА» вышли два тома, посвященные Тернопольской области, которые частично базируются на материалах «Озернянского архива» (см.: Тернопільщина: «Вісті з Терену» та «Вістки з Тернопільщини». 1943–1950. Кн. 1 (1943–1947); Кн. 2 (1948–1950) // Літопис УПА. — Т. 49–50. — Торонто; Л., 2010).

Петренко Елена, аспирантка Рурского университета (г. Бохум, ФРГ), опубликовано в блоге Еретик

* Конспект статьи: Петренко О. Будничность насилия: судьбы учительниц-«схиднячок» в Западной Украине в послевоенный период // Из архивов ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ / НАН Украины; Институт истории Украины; Служба безопасности Украины; Главное архивное управление при Кабинете Министров Украины. — № 2 (37). — М.: Права человека, 2011. — С. 236-255.

** Библиографические заметки и источниковедческое часть статьи в этой публикации пропущены.

Фото:  svatovo.lg.ua

Перевод: «Аргумент»

В тему:

• Непокоренные. Почему украинские повстанцы не стали нацистскими и советскими пособниками
• Сколько солдат воевало в УПА? Секреты раскрывает Клим Савур
• Национальная борьба в Западной Украине — краткий курс ОУН-УПА. Часть 3: война с СССР
• «Особые папки» Сталина и Молотова о войне в Западной Украине
• Альфред Рибер. Гражданские войны в Советском Союзе. Часть 2