Он не был разоружен

Версия для печати

86-летний кировоградец Семен Климович Сорока — человек с легендарной биографией. В 15-летнем возрасте он уже был связным в УПА, имел псевдоним Ясень. А в сталинской «зоне» от имени и псевдонима остался только лагерный номер Б9965. Сбежав из лашеря, он пешком дошел до Украины — 3000 километров ...

Я заметил его в конце 1980-х, когда в Кировограде «запахло» демократией и начались первые митинги. Семен Сорока, невысокий пожилой мужчина в военной форме УПА, всегда выходил с «несанкционированным» тогда еще украинским флагом в руках.

Для кагебистив, которые никогда не спускали глаз с бывшего бойца УПА, Семен Сорока так и остался «неразоружившимся». Не сдавшимся и никогда не раскаившимся.

— Семен Климович, известный украинский диссидент Евгений Сверстюк в одном интервью сказал, что его воспитал Декалог украинских националистов. А вас?

— Меня воспитывала семья. Мои предки казацкого корня, который тянется до ХVIII века. Бабушка Елена с гордостью рассказывала, что один из его предков, Дмитрий Гресько, служил у Ивана Богуна. Я часто ее вспоминаю, ведь это она привила мне с детства, что главное в жизни — Бог, Украина, семья. Она была грамотная, перечитала много книг из библиотеки «Просвіти» в нашем селе Кричильск, что на Ровенщине. Было в той библиотеке около 30 000 книг! В 1952-м советы ее сожгли ... Удивительная

судьба была и у моего отца. В 1916 году его мобилизовали на фронт Первой мировой войны в составе царской армии. А уже в марте 1917-го он вернулся домой. Был членом Компартии Западной Украины. В 1934-м власть Юзефа Пилсудского посадила отца в тюрьму «Береза ​​Картузская». Когда же пришли гитлеровские войска, то они его арестовывали. Отец ушел в лес ...

В тему: Военная присяга УПА: «Буду революционно-бдительным воином...»

— А когда началась Ваша борьба?

— В июне 1943 года, когда УПА объявила акцию уничтожения железной дороги, чтобы помешать немцам вывозить награбленное добро и молодежь из Украины, а также не давать передвигаться карательным отрядам СС и СД. Вместе с братом Пантелеймоном к воинам УПА присоединился и я, став с тех пор связным Ясенем. В апреле 1944 года на наших землях появились спецчасти НКВД, которые должны были извести в Ровенщине подполье УПА. Один из боев с НКВД произошел 6 мая. Я в боях редко участвовал, однако этот помню хорошо.

В тему: Генерал Николай Арсенич: жизнь и борьба шефа Службы безопасности ОУН

— И какой была Ваша «география» как связного УПА?

— Больше всего я исходил Полесье. Хотя бывал и далеко от него ...

— Знали ли о вашей лесной жизни родители? Как реагировали? Вы же в 1943-м были еще подростком ...

— Есть вещи, о которых родители знать не должны ... Когда вооруженная борьба УПА закончилась, я оказался в Дубно. Пошел получать образование. И в то же время создавал там молодежную организацию ОУН. 22 февраля 1952 года меня арестовали и отвезли во внутреннюю тюрьму войск МГБ Прикарпатского военного округа в Киеве. Пришлось пройти через пытки ... Особенно запомнилось «купание» заключенных. Нас выпускали из карцера и ошпаривали водой не менее 60 градусов. А после того обливали ледяной ... В 18 часов начиналось следствие: всю ночь, до 6 утра, привязанные цепью к металлической табуретке, с наручниками на руках, мы должны были «бодрствовать» ... Следователей Семикоз, Заброду, Ермакова я запомнил ...

а 26 августа получил приговор «тройки» военного трибунала по статьям 54-1а, 54-11, 20-54-8 за распространение националистической литературы, участие в «бандитских» организациях УПА и создание молодежной организации ОУН. 25 лет лишения свободы ...

В тему: Истоки ОУН. Поразительная судьба украинского рыцарского ордена

24 октября 1952 года нас привезли на Север, на станцию ​​Инта. Там я попал на 6-й лагпункт, который обслуживал строительство 11-й и 12-й шахт. Поселился в бараке № 8 на верхних нарах. Из-за физического истощения во время допросов меня зачислили в «черную сотню», которая убирала территорию шахт. «Довольствие» обычное: тарелка супа из гнилой кильки, 200 граммов черного, как земля, хлеба и чашка кипятка без сахара.

— Как Вы узнали о смерти Сталина?

— По радио. Кое-кто плакал: «Что теперь с нами будет?». А я вскочил на стол и закричал: «Слава Богу, он сдох!».

В тему: «Он» пошёл против евреев, теперь ему конец!" Заключенные о смерти Сталина

— Расскажите, как Вам удалось убежать.

— Благодаря тому же Михаилу Полянскому. Такого человека, как этот Полянский, я больше не встречал. Он в совершенстве владел английским, французским, итальянским ... Украинским также. Мы с ним сблизились. Он мне как-то говорит: «Вы ничего не боитесь ...» Я ему: «А чего мне бояться? Мне лишь бы Украина ...» «Мне тоже», — ответил Полянский ... Он помог мне поступить на работу на шахту. Там мы и начали готовить побег. Нас было шестеро, целая организация. Полянский хотел бежать на Запад, в Европу. Я был против. Потому что считал, что должен быть дома, строить Украину здесь, а не «за бугром». В конце концов, когда дошло до побега, он не пошел с нами. Я отказался идти на Запад.

— Как Вы бежали из шахты — через подкоп?

— Да, подкоп мы сделали на глубине 70 метров длиной метров 130.

— А что делали с породой?

— Бросали ее в уголь. Рыли тоннель семь месяцев. Отбойным молотком. Сначала все шло хорошо, а потом пошла мерзлая глина. Это было что-то страшное ... Но все же прорыли нору с выходом в тундру. Полезли в подкоп, я пробирался третьим.

— И какой у вас был план?

— Добраться домой и дальше вести борьбу ... Выбрались мы из норы, все (а нас было пятеро) ушли в разные стороны. Четырех, к сожалению, все-таки поймали. Их спрашивают: «А где Сорока?». «Мы его съели», — отвечают (я был малого роста, худой) ... Двоих расстреляли. А остальных троих нет. Когда готовились к бегству, Полянский дал мне зеленую фуфайку и шапку. Теперь я внешне был похож на военного. Но он еще дал мне пистолет ТТ, 20 патронов и нож. Где он все это взял?! Видимо, он ГРУушник таки был, и связан с местными оперативниками.

В тему: «Среди них не было стукачей». Бандеровцы и «сучьи войны»

— Вы вырвались на волю — и что дальше?

— Пошел на станцию ​​Инта, зашел в какую-то чайную. А рядом оперативный отдел КГБ! Но меня в той чайной никто не трогал. Сидел два дня, пил пиво, хоть и ненавижу его. Никто на меня не обратил внимания: видимо, принимали за военного. Потом пошел пешком домой (поездом проехал всего километров 20, не больше). У меня была карта, которую также дал Полянский. Добирался пять с половиной месяцев. Всего прошел три тысячи километров. В дороге случалось всякое. На станции Котлас заметил за собой «хвост». Но убежал. Спал где приходилось. В домах удалось поспать только две ночи. Это было на станции Микунь (Коми АССР). Я там зашел в магазин, познакомился с женщиной, которая оказалась родом из Тернопольской области. Она предлагала устроиться у них на работу. Но я пошел домой. Пришел 17 апреля 1955 года.

— И как Вас встретили?

— Меня там никто не ждал. К родителям время от времени заходил участковый, успокаивал: «Не плачьте. Если бы его уже не было в живых, то кагебисты сообщили бы».

Первый, кого я встретил в деревне, был Павел Бонацкий. Увидел меня — и сел. «А ты знаешь, сколько за твою голову дают? — спрашивает. — 20 000. В газете писали ... Ты же опасный преступник ...»

Пока не стемнело, пошел на кладбище, там кусты ... Там моя бабушка похоронена. Лег у бабушки, Елены Гресько, и она меня охраняла до вечера. Около половины девятого вернулся домой. Зашел в дом — папа и мама ужинают. Посмотрели на меня, мама в плач: «Ой, думала, что тебя не увижу ...»

Спрятали меня на чердаке. А на второй день отец делает мне тайник между домом и ригой ...

Прошло несколько дней. «Что же я здесь лежу? — думаю. — Так я мог и в тюрьме лежать». Поехал по Львовской и Тернопольской областям искать старые связи. Но ничего не получилось. Вернулся домой, побыл еще с неделю и все! Опять отправился на Львовщину.

В поезде случайно встретил того самого капитана Заброду, который был следователем в моем деле. Бросился я в тамбур. Удалось выскочить из поезда на ходу. Заброда догонять не стал. Они, все эти гебисты, трусы.

Через некоторое время отправился в Кировоградскую область, я ее уже знал. Попал в село Петровка Хмелевская района. Там должны были быть свои люди: в 45-м меня туда посылали ...

В тему: От вертухаев к попугаям. История эпического побега из ГУЛАГа в Тибет

Устроился на работу, строил силосные ямы. Раздобыл паспорт. А через несколько месяцев перебрался в Кировоград. Начал работать на заводе «Красная звезда» столяром. Жил в общежитии «Сельстроя» ...

— А как Вас «вычислили?»

— Узнали, что приехал из Западной Украины. Перетрясли всех. Как-то я поехал домой, на Ровенщину, повидать родителей. А когда вернулся ... Иду по улице Карла Маркса. Вижу — шесть человек стоят, ждут. Схватили меня, надели наручники на углу улиц Маркса и Шевченко. Привели в КГБ. Там, в камере № 3, я провел некоторое время. А 7 марта 1956-го меня отправили в Киев. Некоторые имена «своих» кагебистив помню до сих пор. Например, Черноморца, настоящая фамилия которого Гнида. Он оказался неглупым человеком, во время следствия даже немного выручал меня ... Старшего лейтенанта Гузеева также помню ... Ну а результат известен: снова Воркута, только теперь уже не надолго, потому что началась «оттепель», ГУЛАГ уменьшался. Так что в декабре 1959 года я уже был на свободе.

В тему: Как строилась Дорога в никуда

— Когда Вам было страшно?

— Не помню, чтобы мне было когда-то страшно. Помню, как в октябре 1954-го, когда я после побега добирался домой, меня преследовали две росомахи. Пришли мы с ними вместе к реке Уса. Она как раз широко разлилась, хотя и мелкая. Я ту реку перешел вброд, а росомахи остались. А то как-то волк преследовал до Котласа. Километров 30 ... Тогда снег лежал. Идешь, а позади тебя что-то трещит. Останавливаешься — тихо. Шел волк за мной на расстоянии метров 10. Пришли так к Северной Двине. Река метров 80 в ширину. Я сделал плот и поплыл. Когда отчалил от берега, как волк начал выть! А я ему рукой машу ... Волосы дыбом становились. Господь Бог дал мне волка, чтобы он меня охранял А вообще ... я не боюсь смерти. Однако умирать не хочу ...

— Вернувшись на свободу, Вы через некоторое время таки получили высшее образование. Как это было?

— В 1962 году поступил в Кировоградский пединститут на специальность «биология». А в 1964-м перевелся на вечернее отделение Киевского университета им. Т. Г. Шевченко. Там была специальность «биохимия», которая меня интересовала. Три года «отсидел» в библиотеке: соскучился за чтением. За книгами — часто в полупустом зале — меня заметил профессор Фердман, автор учебников, по которым мы учились. Подружились с ним. Он даже приглашал меня домой ...

— А волна украинского движения в Киеве тех лет (1964-1967) Вас не задела?

— Нет. Держался я наедине: учился на вечернем отделении, жил в общежитии, на выходные ездил в Кировоград, где у меня уже была семья. Учился, наверстывал упущенное. А потом учительствовал. Сначала в селе Доброе Ольшанского района, где, однако, не задержался, потому что не стерпел директора школы, который оказался подлецом. Начальник отдела кадров Кировоградского облоно Козлитин направил меня трудоустраиваться в Павлыш к Василию Александровичу Сухомлинскому. Он тогда уже был знаменитым. Встретил меня очень культурно, доброжелательно, начали мы говорить. Сухомлинский говорил, что надо поднимать село, хорош тот учитель, который подготовит для села молодежь ... Я же считал, что учеников надо готовить для университетов, чтобы они становились специалистами высокого класса. Ну и в конце концов оказался в Устиновском районе, на юге Кировоградщины. Там, в селе Седневка, я и работал учителем химии ...

В тему: «Сколько успел — столько убил.» Сотник УПА Мирослав Симчич о войне за Украину

— Вы упомянули свою семью ...

— Женился я на девушке из своего родного села. Она мне настоящий друг. Живет тем, чем и я. Не раз меня выручала. КГБ же не оставлял в покое меня никогда. Бывало, приходили домой, искали оружие. Жена им говорила: «Не ходите, потому что он (то есть я) в таком состоянии, что может вам что-то сделать ...» Напугала ... Сейчас, к сожалению, болеет ... Имеем двоих детей: сына Григория (он работал на химзаводе, живет в Киеве) и дочь Людмилу. Она преподает в техникуме в Кировограде. Сына за меня тоже прессинговали, было такое.

— Сколько вас, бывших воинов УПА, осталось в области?

— Комбатантов осталось всего пятеро: Владимир Сейхан, Людмила Григоращенко, Анастасия Дробот, Александр Коваль и я, Семен Сорока.

— Все Вас знают, в один голос говорят: «Сорока — неисправимый оптимист!». Это так?

— Конечно. Я уверен, что Украина будет.

P.S. Семен Сорока — образец цельного человека. Если вдруг случится (не дай Господи!), что, скажем, в День памяти Героев Крут или в День Соборности на городскую площадь выйдет только один человек, можно не сомневаться, что это будет он, Сорока. И будет этот невысокий человек, как всегда, в строю УПА с украинским стягом в руках. Он просто не привык быть другим.

—

Владимир Панченко, опубликовано в издании Тиждень.UA

Перевод: Аргумент

В тему:

• Елена Андрущак, «Орися»: «Норильск строили украинцы»
• «Наша жизнь и борьба»
• «Особые папки» Сталина и Молотова о войне в Западной Украине«
• Жизнь и смерть сотенного УПА Михаила «Спартана»
• Ставка на обман и предателей. НКВД против ОУН и УПА, 1945 год
• Большинство украинцев впервые признали ОУН-УПА борцами за независимость, — соцопрос