Николай Рябчук: Без Дикого Поля

Версия для печати

Недавно, по странному стечению обстоятельств, мне довелось проехаться в течение одного дня с двумя таксистами, каждый из которых имел диплом инженера. Один при коммунистах заведовал техникой безопасности на большой торговой базе в Киеве, второй работал на шахте возле Вроцлава.

Каждый имел основания тосковать по светлому прошлому и сетовать на настоящее. И не только потому, что потерял работу по специальности, но и потому, что имел доступ к малопонятной ныне вещи, называемой тогда «дефицитом».

Украинский таксист растроганно вспоминал, как в последние годы перестройки гонял в Польшу грузовик с металлическими изделиями, где сдавал их по цене металлолома — и это все равно было выгодно, потому что так называемая «государственная» цена на них в Союзе была еще ниже. А польский таксист так же ностальгически рассказывал, как получал вместе с другими горняками дефицитные автомобили и телевизоры по той же нереальной «госцене» и продал их по цене реальной, то есть рыночной, заезжим «русским».

При забавном стечении обстоятельств они могли встретиться на каком-то базаре и даже создать нечто вроде совместного предприятия. Или же, по более печальному совпадению, могли погибнуть от ножа каких-то мелких рэкетиров, называемых «русской мафией». Однако случилось так, как случилось. Один возит теперь пассажиров Ланосом в Борисполь, второй — шкодой из Страховиц. Один ругает Горбачева, который все развалил, второй — Бальцеровича, который половину страны сделал безработными.

Они подобны, как близнецы, но когда я одного спрашиваю, хотел бы он, чтобы коммуна вернулась, то решительно отвечает: «Та ні, нехай їх шляк трафить!..» Второй отвечает тоже решительно, однако по содержанию — прямо противоположное: «Сталина на них надо!..»

И мне остается только гадать: он ностальгирует по Сталину потому что никакие реформы у нас не удались, или наоборот — никакие реформы у нас не удались, потому что он (как и миллионы подобных ему) ностальгируют до сих пор по Сталину.

Ловушка патернализма

Если верить социологам, более четверти населения Украины (27%) согласно с утверждением, что «наш народ не сможет обойтись без такого руководителя как Сталин, который придет и наведет порядок». Еще 16% не имеют этого четкого мнения. И только 57% с этим не согласны. Почти четверть опрошенных украинцев (22%) относится к личности Сталина положительно и лишь 37% — отрицательно (еще 28% — безразлично). Более трети (34%) считает Сталина «мудрым руководителем, который привел СССР к могуществу и процветанию» (согласны с этим утверждением — 47%).

Одновременно — и это один из многих украинских парадоксов — абсолютное большинство населения (74% опрошенных) знает о преступлениях Сталина и соглашается, что он был «жестоким, бесчеловечным тираном, виновным в уничтожении миллионов невинных людей» (не согласны с этим утверждением лишь 13%) . Примерно такое же количество опрошенных (15%) хотела бы «лично жить и работать при таком руководителе страны, как Сталин», а 73% — не хотели бы.

Отношение украинцев к Сталину — одна из многих лакмусовых бумажек, которая освещает глубокую амбивалентность их сознания, своеобразный аксиологический вакуум, возникший вследствие дискредитации старой, имперско-коммунистической системы ценностей и одновременно самодискредитации новой системы, связанной с олигархическим капитализмом и дисфункциональной национальным государством.

Этот вакуум заполняется обломками разных идеологий, предрассудков и стереотипов, крайне противоречивых и часто взаимоисключающих. Патернализм играет в этой эклектичной системе главенствующую роль. Украинцы, подобно русским, хотели бы государственной опеки и «сильной руки» (80% опрошенных), но, в отличие от россиян, не хотели бы при этом никакого ограничения гражданских свобод (только 36% опрошенных соглашались на их частичное ограничение ради «стабилизации»).

Лучшее образование, молодой возраст и более высокая урбанизированность существенно влияют в обеих странах на прозападную, свободно-рыночную, либерально-демократическую ориентацию респондентов. Однако в случае Украины еще больше на нее влияет принадлежность к Западному, а отчасти и к Центральному региону, где расположена, в том числе, и столица [1].

Собственно, благодаря этим двум регионам, Украина в большинстве социологических опросов (в том числе по отношению к Сталину) заметно отличается от России. Так, в Западном регионе есть лишь 6% сторонников Сталина, в Центральном — 20%, в Южном — 28%, в Восточном — 36%, тогда как в России — 28% (чуть меньше — в столице и крупных городах, значительно больше — на периферии).

Так же и с тезисом о Сталине как «жестоком, бесчеловечном тиране». Не соглашается с ним лишь 4% респондентов на Западе, 11% в Центре, 16% на Юге, 22% на Востоке. В России таких респондентов — 20%. В то, что «наш народ не сможет обойтись без такого руководителя как Сталин», на Западе верит 9%, в Центре — 30%, на Юге — 33%, на Востоке — 36%. В России в это верит 30% опрошенных.

Полторы Украины

О базовой антисоветскости Запада, который по ценностным ориентациям значительно ближе к Польше и Прибалтики, чем к России и Восточной Украине, написано уже немало. Зато об особенностях украинского Центра, который отличается от Востока и Юга не так радикально, но все же социально значимо, — известно меньше. Запад был инкорпорирован в СССР сразу же после Второй мировой войны, благодаря чему получил существенно меньше советизации и русификации, чем остальные края.

Однако еще важнее для региона был его опыт пребывания в составе Первой и Второй Речи Посполитой и, особенно, Габсбургской империи. При всей «недоевропейскости» этих образований, их государственное устройство, политическая и правовая культура, повседневный габитус принципиально отличались от тех, что были в Московском царстве, Российской империи и, наконец, Советском Союзе.

Принципиальное отличие украинского Юга и Востока от остального края состоит в том, что они никогда не имели другого политического и культурного опыта, кроме российско-советского. Центр Украины в этом смысле является промежуточным регионом — он не был ни в составе межвоенной Польши, ни в составе Австро-Венгрии, однако исторически принадлежал к польско-литовской Речи Посполитой, институциональное и культурное влияние которой (в широком смысле слова) сохранялось еще минимум сто лет после ее исчезновения.

Это касается не только Правобережья, где польская шляхта сохраняла доминирующее положение до 1860-х годов, но и Левобережья, где доминантное положение сохраняли казацкие элиты. Эти элиты, стоит напомнить, политически выводились из Гетманщины — квази-государственного образования под московским протекторатом, которое в институциональном плане было фактической копией Речи Посполитой (и, следовательно, инородным телом в рамках империи, которая в конце концов и ликвидировала ее в 1764 году).

Колонизация Юга и Востока началась примерно в то же время — после ликвидации империей Крымского ханства, которое, собственно, и котролировало до тех пор сегодняшний юг и восток Украины — так называемое «Дикое Поле».

Таким образом российское доминирование на этих территориях выводится более или менее с того самого времени, и на Правобережье и Левобережье, — с конца XVIII столитя. И разница между сегодняшним Югом и Востоком Украины и ее Центром образовывается не так из того, что было после их инкорпорации в империю, как из того, что было до, — из отсутствия любого другого опыта (и лояльности), кроме имперского, в одном случае, и с его наличии во втором.

Чтобы увидеть эту разницу, достаточно взглянуть на электоральную карту Украины, где на Западе и в Центре вот уже несколько лет стабильно побеждают проукраинские / проевропейские партии и кандидаты (так называемые «оранжевые»), а на юге и востоке — советофильские / проевразийские (Партия регионов и ее сателлиты-коммунисты). Каждый, хоть немного знаком с исторической географией, легко увидит, что «оранжевая» Украина заканчивается там, где заканчивалась Речь Посполитая и Гетманщина и где начиналось «Дикое Поле».

Блестящий микроанализ этого цивилизационного, по сути, разделения проработал несколько лет назад Кийт Дарден (Keith Darden) в статье «Imperial Legacies, Party Machines and Contemporary Voting in the 2010 Ukrainian Presidential Elections». Там он рассмотрел электоральное поведение жителей Балтского и Любашевского районов на севере Одесской области, граничащих с Винницкой. Особенностью этих районов является то, что по их территории вдоль реки Кодими с запада на восток проходила граница между Речью Посполитой и Османской империей.

После захвата этих территорий в конце XVIII века Российской империей северная часть нынешних Балтского и Любашевского районов принадлежала к Подольской губернии, южная — к так называемой Новороссии. В советские времена обе части вошли в Одесскую область, то есть в течение почти целого века развивались не просто в одном государстве, но и в одной административной единице, являясь объектом абсолютно идентичной социально-экономической, культурно-образовательной и идеологически-пропагандистской политики.

Единственное, что отличает жителей северной и южной части Балтского и Любашевского районов, разделенных небольшой речкой, это не язык, не этничность, не уровень образованности и материальной обеспеченности, а всего лишь древняя, вряд ли кем-либо даже осознаваемая принадлежность к двум разным политическим организмам и, соответственно, культурным и политическим практикам.

И все же, как показывает Дарден, анализируя результаты голосования на президентских выборах 2010 года на почти сотне участков по одну сторону реки и по другую, различия в пределах тех же двух районов оказываются весьма значимыми. Их южные части по электоральному поведению практически ничем не отличаются от остальных районов Одесской области: в голосовании там приняло участие 64% избирателей, за Януковича проголосовало 65%, за Тимошенко — 30%. В северных частях тоже победил Янукович, однако фреквенция там была существенно выше — 70%, и за Тимошенко проголосовало существенно больше — 42%, а за Януковича — существенно меньше, 54%.

Полонофил и полонофобы

Этот феномен неосознаваемой культурной или, возможно, институциональной памяти заслуживает тем большего внимания, что оба имперских режима — и большевистский, и царский — прилагали колоссальные усилия для ее искоренения. Оба режима постоянно говорили об украинско-российском родстве и даже тождестве. Зато поляки всегда представлялись как высокомерные «господа», проходимцы и отступники, неспособны ни к труду, ни к эффективной администрации, вместо этого склонны, как подсказывает сама семантика слова «пан», к господству над горемычными украинцами и белорусами.

Даже после превращения Польши в «братскую государство социалистического лагеря» антипольская пропаганда на неофициальном уровне, прежде всего из-за распространения различных провокационных слухов — так называемое «нашептывание», — никогда не прекращалась. За фасадом официальной «дружбы народов» скрывались банальные российско-советские империализм, шовинизм и антизападничество, существенной составляющей которых всегда была полонофобия.

19-летним студентом я неожиданно столкнулся с этим явлением на допросе в КГБ, когда простодушно пытался доказать невиновность нашего самиздатовского литературно-художественного журнала, ссылаясь, в частности, на переведенную в нем пьесу Тадеуша Ружевича и на вполне официальные публикации подобных текстов в социалистической Польше. Следователь насмешливо улыбнулся, давая понять ничтожность моего аргумента, и сказал: «Ну, мы хорошо знаем, что такое и ваша Польша!»

Впрочем, осознание того, что Речь Посполитая в некоторой степени также является украинским наследием, осложнялось не только официальной антипольской пропагандой, но и существенными особенностями формирования украинской национальной идентичности. В ее основу украинские романтики — от Гоголя до Шевченко — положили казацкий миф с чрезвычайно сильными антипольскими, антишляхетскими и антикатолическими мотивами. Формировался этот миф в начале XIX века в рамках вполне лояльного по отношению к империи малороссийства — идеологии, которая пыталась трактовать украинцев (казацкую знать) как создателей и совладельцев «российско-русской» империи наравне с великороссами.

С течением времени (и с постепенной национализацией империи великороссами) украинское патриотическое движение лишилось упомянутой лояльности, однако не лишилось имманентной, генеалогически обусловленной антипольскости. Ее преодолению, понятно, не способствовало ни дальнейшее доминирование польской шляхты над украинским крестьянством на Правобережье, Волыни и в Галичине, ни, тем более, дискриминационная политика Второй Речи Посполитой в отношении украинцев в межвоенный период. «Эпоха национализма», как окрестил XIX век Ганс Коэн, наложила анахроничные национальные категории на событиях XVI-XVII веков, интерпретируя гражданские и религиозные конфликты на территории Украины как «польско-украинский». Антиисторическая интерпретация событий минувшего в современных категориях преобладает, к сожалению, до сих пор, подпитывая ресентимент с обеих сторон. И, что хуже, затирая существование Речи Посполитой как определенной целостности, в которой было достаточно места не только для конфликтов, но и для разнообразного сотрудничества и взаимодействия.

Как следствие, даже сегодня мало кто в Украине осознает, что Гетманщина была институциональным продолжением Речи Посполитой, от которой после казацких войн отделилась, однако сохранила фактически ту же административную, фискальную, правовую и образовательную систему. Мало кто в Киеве сейчас знает, что ко второй трети XIX века этот преимущественно русскоязычный (на сегодняшний день) город говорил преимущественно по-польски (а также, конечно, по-украински и на идиш), и что первые русские появились здесь как постоянные жители только что в конце XVIII века. Вообще, в украинском обществе есть определенное отвращение и определенная боязнь признать польские влияния. Нежелание это происходит из имперского наследия и пророссийских ориентаций значительной части населения. А боязнь — из слабости проукраинской части населения и его неуверенности в собственных силах.

Антипольские ресентименты и сегодня подпитываются в Украине различными политическими группами. На востоке — так называемыми «левыми», ориентированными на традиционные имперские нарративы и на сегодняшние неблагосклонные к Польше (и Западу в целом) российские масс-медиа. А на западе Украины — лелеются так называемыми «правыми», апеллирующими к еще живой тут памяти об унижении.

Несмотря на это, в украинских масс-медиа преобладает в целом положительный образ Польши, — в чем есть, конечно же, заслуга и самих поляков, достаточно успешных, а иногда даже образцовых в осуществлении посткоммунистических реформ и активных в распространении на восток этого своего опыта. Отчасти это также заслуга журналистов и вообще интеллектуальной среды, которая демонстрирует заметный (хотя и далеко не достаточный) интерес к польским событиям, не теряя разнообразных возможностей, которые им предоставляет польская сторона в виде тренингов, стажировок, профессиональных обменов, творческих конкурсов и т.д..

Примечательно, что и украинские олигархи, несмотря на свою выразительную вторичность относительно россиян — и по менталитету, и по культурным и политическими ориентациями, не поддерживают, однако, в своих масс-медиа характерных для соседей антипольские кампании. Причина такой лояльности может быть вполне прозаической: Польша остается едва ли не единственным европейским адвокатом украинского олигархического режима, а польские президенты — едва ли не единственными западными политиками, которые не чураются пока встреч с остракизированным Виктором Януковичем (как и прежде — с Леонидом Кучмой).

Социологические опросы подтверждают преимущественно положительное отношение украинцев к полякам (в отличие от преимущественно негативного отношения поляков к украинцам, по данным CBOS). По шкале Богардуса, которой измеряют социальную дистанцию ​​между различными группами, поляки оказываются среди ближайших к украинцам народов — на четвертом месте, сразу после русских, белорусов и евреев, то есть народов вполне обычных и безоговорочно «своих».

Виртуальный Янукович

Понятно, что общественное мнение формируется не только СМИ, но и — не эффективно — личным опытом. Когда меня впервые выпустили в Польшу — весной 1989 года — я видел грязные улицы, пустые магазины и спекулянтов, которые покупали советские рубли по более высокой, чем в банке цене. Все это было частью того самого мира, той самой безнадежной советской цивилизации.

Теперь я вижу разницу везде — в поезде, где польские проводники ведут себя вежливо, а украинские — как всегда, по-советски; в кафе и магазинах, где обслуга заботится прежде всего об удобстве клиентов, а не своем собственном, и, наконец, в учреждениях — до такой степени, что даже не должен заглядывать в социологические опросы, чтобы знать, что абсолютное большинство поляков доверяет сегодня своим чиновникам, судам, полиции, — в отличие от Украине, где всем государственным институтам доверяет максимум несколько процентов граждан.

Как аналитик я знаю, что таксисты являются ненадежным источником социологических знаний, так как часто говорят клиенту именно то, что он хочет услышать. Но как писатель я всегда охотно их выслушиваю, потому что сам стиль, сама форма сказанного часто бывают красноречивее содержания. Польские таксисты, подобно нашим, могут жаловаться на мир, на жизнь, на власть, однако делают это преимущественно с юмором, словно нехотя, без характерной для наших таксистов озлобленности.

В последней поездке из Борисполя соотечественник сказал мне, что «все равно ничего не изменишь», что «эта банда — надолго», и что «без напалма ее не выкуришь».

[1] Относительный успех праворадикальной партии «Свобода», которая имеет электоральную базу именно на Западе и отчасти в Центре, не опровергает этого тезиса, так как за национал-авторитористов проголосовало лишь 10% избирателей, тогда как за две другие авторитарные силы - Партию регионов и коммунистов, - с электоральной базой на Юге и Востоке, проголосовало несравненно больше - почти 50%.

Николай Рябчук, опубликовано на сайте zbruc.eu

Перевод: «Аргумент»

В тему:

• СССР как Российская империя. Чем была советская Украина?
• Как разрушалась экономика СССР при Брежневе. Дневник работника ЦК
• Каждый десятый украинец в своей голове еще живет в СССР
• Какую страну мы потеряли!
• Как всенародный референдум о независимости в Украине похоронил СССР