Патрульная полицейская Зоя Мельник: «Все оказалось обманом»

Версия для печати

Показатели - протоколы и планы по штрафам - и «визитки» (взятки), похоже, перевесили ценность жизни и здоровья граждан, и полиция уже не спешит на вызовы. Иногда патруль приходится ждать по три-четыре часа. Тому же, кто за показателями не гонится и публично проявляет несогласие, создают невыносимые условия работы. 

Это интервью издания  Opinion с известной в Одессе патрульной полицейской Зоей Мельник было записано по телефону за несколько часов до того, как она выложила в фейсбуке свой резонансный пост. Журналисты планировали поговорить с Зоей о защите прав детей, но вышел, прежде всего, рассказ о провале реформы полиции, которая продолжается уже почти пять лет.

Показатели - протоколы и планы по штрафам - и «визитки» (взятки), похоже, перевесили ценность жизни и здоровья граждан, и полиция уже не спешит на вызовы. Иногда патруль приходится ждать по три-четыре часа. Тому же, кто за показателями не гонится и публично проявляет несогласие, создают невыносимые условия работы. К особо строптивым, как Зоя Мельник, которая сдаваться никак не желает, подсылают провокаторов, угрожают «обратить внимание» на их семью.

Ответ на пост патрульной полицейской последовал незамедлительно. Начальник департамента патрульной полиции Евгений Жуков (позывной «Маршал») разместил на своей странице в фейсбуке собственную интерпретацию истории, изложив сравнительную табличку- «хронометраж» служебной деятельности четырех полицейских (среди которых и Зоя Мельник) за первое полугодие 2019-го, и заявив: «За систематические нарушения служебной дисциплины сотрудник будет уволен, и точка». Согласно таблице, Мельник - прогульщица и нерадивая работница. Удивительно, как ей при этом удалось получить благодарность от министра МВД «за добросовестное отношение к выполнению должностных обязанностей, инициативу и настойчивость».

Как бы там ни было, внимание привлекают другие показатели в таблице - например, 424 админпротокола за 69 смен Андрея Делигиоза. О том, как удается достигать таких показателей, Зоя Мельник рассказала Opinion перед тем, как начала разворачиваться грязная кампания по ее дискредитации.

- Зоя, чем вы занимались до того, как пришли в полицию?

- Был бизнес, немного занималась общественной деятельностью. Было такое, что пляжи раздали в аренду и начали выгонять оттуда людей. Меня возмутила несправедливость, и я посвятила этому время.

- Что побудило пойти в полицию?

- Всегда привлекала эта профессия. Романтика, можно сказать. Останавливало, что в милиции никогда не было нормального обеспечения, и все знали, что там берут взятки, иначе не выжить. Брать взятки я не хотела. Когда пообещали, что будет нормальное обеспечение, будем реформировать систему, решила попробовать: если не будет так, как обещают, то уволюсь.

- И что, как реформы? Успешно реализовали?

- Нет. Все оказалось обманом. Если бы в 2015 - 2016 годах, когда мы с горящими глазами шли что-то менять и наводить порядок, кто-то рассказал мне, что будет так, как оно происходит сейчас, я бы просто не поверила и рассмеялась. Мы обсуждали тогда вероятность возвращения старой схемы ГАИ, и мои знакомые, бывшие сотрудники милиции, говорили: «Все скоро вернется. Вот увидишь». Я отвечала, что это невозможно. Если кто-то придет и скажет, что теперь мы будем заносить деньги, то мы его просто порвем. Но, к сожалению, со временем честным людям, которые достойно несли службу, начали создавать невыносимые условия для работы. Кого-то заставили уйти. Кто-то, увидев всю несправедливость, ушел сам. К сожалению, все плохое начало очень активно возвращаться.

- С чем лично вы сталкиваетесь?

- Сейчас - с угрозами в свой адрес. Вероятно, нас и сейчас прослушивают.

Когда мы только начали работать, у нас не было никаких планов. Как говорили наши реформаторы, главные критерии успешности работы полиции - это доверие общества. На этом все строилось. Большинство из нас были молодыми. Из-за нехватки опыта мы ошибались, но на все вызовы приезжали, людям помогали, пытались наводить порядок в городе. Конечно, были разные люди. Но даже бывшие сотрудники, которые приходили, сначала не брали взяток и довольно неплохо работали.

В тему: Почему в обществе падает доверие к полиции

Как это происходило раньше. В семь часов утра мы меняем смену. Все знают о том, что в настоящее время накапливается какое-то количество вызовов. Мы пытались как можно быстрее их отработать, чтобы свободных экипажей было больше, и, если случилось что-то серьезное, мы могли оперативно отреагировать. Когда вызовы отработаны, тогда можно останавливать автомобиль, который нарушает ПДД. То есть в приоритете были вызовы. На довольно большой район (около 100 000 человек) у нас было около 10 машин, и на каждую - более 10 вызовов, а летом - до 20. На 12-часовую смену иногда даже этих авто не хватало.

Со временем нас разделили. Некоторые патрули начали работать только на дороге, и таких становилось все больше. Начали ставить планы, сколько нужно оформить штрафов. Конечно, выписывать их легче людям на дороге - установить личность водителя проще, чем просто прохожего или уличного хулигана. И все начали работать на дороге, чтобы выполнить план. Однако никуда не делись огромные объемы работы, в отношении которой не поставишь галочку. Например, изъятие ребенка.

Я приехала на вызов в квартиру, где было трое маленьких мальчиков - полтора, два и четыре года. С ними - какая-то женщина. Мама - неизвестно где. Помещение - настоящий притон: вонь, грязь, алко- и наркозависимые люди. На полу - лужа крови. Утром там пытался покончить жизнь самоубийством пьяный человек. Дети бегают босиком. На матрасе, прямо на полу отгороженной доской кухни лежал полуторагодовалый мальчик - обезвоженный и обессиленный. У другого ребенка на ноге гноящаяся рана. Из еды - прокисшие макароны. Никакой одежды, ни одной игрушки. Дети-«маугли», грязные и обписяные ... Шок. Было понятно, что этих детей нужно изымать.

Я потратила на это более двух часов. Изъятие детей происходит сотрудниками ювенальной превенции совместно с медиками и службой по делам детей. Конечно, всех нужно дождаться, транспорта у них нет. К сожалению, ювенальная превенция - пожалуй, наименее обеспеченное подразделение полиции без автомобилей, с более низкими зарплатами. «Ювеналов» очень мало. Это, по моему мнению, отражает отношение страны в целом к детям, и, конечно, это сказывается на преступлениях против детей.

Когда «ювенал» приехал, в квартире была куча подозрительных людей. Как можно было оставить его с ними? И как он доставит детей? Я решила помочь. Мы позвали волонтеров, которые помогли одеть детей. Все это время мне постоянно звонили командиры - требовали, чтобы я все бросила и немедленно возвращалась; говорили, что я занимаюсь не своим делом, и должна только вызвать «ювенала». Однако, неправильно было бы оставить его одного. К тому же, любое подразделение должно защищать граждан, в том числе и детей.

В результате у меня просто отобрали служебный автомобиль. Хотя я объяснила ситуацию комбату, мне оставили пешие наряды или работу на базе - поднимать / опускать шлагбаум. Это было очень обидно, ведь я далеко не худший сотрудник, проходила обучение, могу оказать медицинскую помощь, выезжала на все вызовы, ни одного «залета» у меня не было. Даже пресловутые показатели были в порядке, хотя я за ними не гонялась.

Тогда, пользуясь своей публичностью, решила рассказывать все, что я вижу. Как-то нас поставили охранять полицейский станцию. Там была аптечка, а в ней - всего два крестика и мыльные пузыри. Мы посмеялись, сфотографировали. Я выложила фото в соцсеть. После публикации в нашем управлении начался переполох. А потом - и в департаменте, куда позвонили из Киева. Комбат требовал, чтобы я немедленно удалила пост. Я отказалась - информация не служебная, полиция открыта к людям.

Через некоторое время аптечки появились. Мы поговорили с начальником. Решили, что меня не будут трогать. Как и раньше, я отрабатывала 100 процентов вызовов, которые ко мне поступали. За показателями я не гонюсь. Мне важно отработать на совесть - довести дело до конца. Конечно, при этом показатели у меня не будут такими, как у тех, кто просто стоит под знаком целый день и больше ничего не делает.

К сожалению, чем дальше, тем больше доходило до маразма - комбаты уже устраивали между собой соревнования, кто даст больше показателей. Это приводит к тому, что материалы выписываются с большим количеством нарушений, которые затем оспаривают в суде. Вся полиция у нас борется с курением, но выписанные штрафы мало кто платит. Это неэффективная пустая бумажная работа для помойки.

В приоритете должно быть здоровье и жизни людей, а на самом деле дошло до того, что если раньше мы не успевали отработать вызовы на районе с 10 машинами, то где-то с 2018 года на них ездят одна-две машины. С них также требуют выполнить план. А оформить это не всегда возможно. Изъятие ребенка, например, не дает показателей. Хотя Аваков обещал, что никаких показателей не будет, и весь мир от этого отошел, а от нас они до сих пор требуют.

Очень часто бывало так: на районе масса вызовов, некоторые «висят» по два-четыре часа, тогда как полиция стоит у знаков, иногда несколько экипажей, так командир сказал, что пока ему не принесут 130-ю (управление автомобилем в состоянии алкогольного опьянения. - прим. авт.), домой не отпустит. Конечно, когда таким образом требуют показателей, то это происходит как угодно. Результат - большое количество протоколов и жалоб.

Тогда как люди, которые ждут три-четыре часа, разочаровываются и больше не доверяют полиции. Если человек 10 раз позвонил по домашнему насилию, а никто не приехал, понятно, что он больше не будет обращаться в полицию. И кончится это может печально. Я считаю, что рост количества бытовых убийств на почве домашнего насилия закономерен, потому что этому нужно уделять внимание. Об этом я неоднократно говорила с начальником отдела мониторинга, со своим руководителем. Никакой реакции не было.

Произошел громкий случай - на камеру сняли, как пассажир передает какие-то бумажки полицейскому. Провели служебное расследование, и пресс-служба сказала, что это были не взятки, а визитки. С тех пор мы так и называем - «визитки».

До поры до времени меня не трогали. Я начала писать о том, что накопилось. О том, что есть коррупция, что у нас есть планы, а люди ждут, потому что это никому неинтересно. Даже не знаю, чья была команда, но началось гонение на меня: начали заводить служебные расследования, фабриковать выговоры. Дошло до того, что комбат просил других сотрудников, даже моих напарников, писать на меня рапорты. Затем я обжаловала все это в суде. Неоднократно приезжали проверки из Киева, потому что о коррупции в Одессе слухи ходили по всей Украине. Ничего не находили, ничего не менялось.

Меня снова отправили в пеший патруль - то на парковку, то охранять корабли НАТО в порту. Пытались создать такие условия, чтобы я уволилась. Пеший патруль - это 12 часов на улице. Зима, нет никаких мест обогрева. Чтобы хоть как-то погреться, мне приходилось брать на работу личный автомобиль. Если других ставили на сокращенный день по 8-10 часов, то меня не снимали по 14 при том, что необходимости в этом не было. Меня это возмутило, и, позвонив на «102», я заявила о том, что мое руководство нарушает кодекс о труде. Началась война. Я обнаружила, что моя подпись в документах подделана. И также зафиксировала это на «102». После этого поняла, что что-то будет в ответ.

Когда я приехала на службу, в напарники мне поставили человека, который никогда не ходил в пеший, одного из тех, что выполняют планы и которому всегда дают автомобили. И позвали на Екатерининскую площадь, не объясняя, зачем и почему так срочно. Я понимала, что происходит что-то странное, но пока не было понятно, что именно. Напарник задал вопрос: не собираюсь ли я увольняться, беру ли взятки. Он взял себе коктейль; я села на скамейку, чтобы отправить смс. В это время некий человек снимает меня со спины, подходит, начинает кричать, оскорблять, вероятно, провоцируя на какие-то незаконные действия. Цепляется к форме моего удостоверения. О том, что его нужно поменять: мне не сообщили, а вот активист об этом знал. Из информации, которую он выдавал, я поняла, что это - провокатор. Но я на провокацию не поддалась.

Затем обнаружила, что этот активист постоянно находится на весовом контроле на трассе. То, что там царит коррупция, не говорит только ленивый. Управление патрульной полиции воюет с «Укртрансбезпекою»: обвиняют друг друга в коррупции. На сотрудников «Укртрансбезпеки» даже было совершено вооруженное нападение. В это время на полицейском посту погас свет. Вот среди тех, кто воюет с «Укртрансбезпекою», и был «мой» активист. Тесно связанный с полицией и с весовым контролем.

В тему: Весовой контроль на дорогах Украины - имитация и коррупция (ФОТО)

Я вышла в прямой эфир на «1+1», рассказала о том, что происходит в полиции и как на самом деле проходит реформа. После этого руководство пригласило меня на переговоры. Я отказалась. На следующий день начались звонки с неизвестных номеров с угрозами. Человек, который звонил, говорил, что я лезу не в свои дела, что перешла дорогу «определенным людям» и если я буду продолжать, то это может сказаться на моих родителях и моем ребенке. Поэтому мне очень рекомендуют успокоиться. Записи этих разговоров я сохранила.

Звонили они ночью, чтобы невозможно было засечь. Люди - грамотные, знали, что делают. Моей первой реакцией был страх. Потом я подумала и успокоилась: ничего такого серьезного не было, чтобы угрожать моему ребенку. Опять что-то написала - после этого были звонки. Я пишу о полиции и о детях. У звонившего, я спросила: «Это из-за детей?» Ответ был: «Нет». Так я поняла, кто именно мне угрожает.

- Зоя, а не легче ли сдаться?

- Я не привыкла сдаваться. Я сама себя предам - и не смогу с этим жить, если оставлю все как есть. Я буду продолжать открыто об этом писать. Моя защита - публичность. Чтобы они не были заинтересованы в том, чтобы со мной что-то случилось.

- Как в фейсбуке появилась группа «Защита прав детей»?

- Еще в 2012 году меня очень потряс случай, когда в моем районе выбросили из окна девятимесячного ребенка. Столько же было и моей дочери. Я начала выяснять подробности. Знаете, когда мама убивает новорожденного ребенка в результате послеродовой депрессии - это одно. А когда у девятимесячной девочки, которая не может ходить, говорить, не может попросить о защите, уже две черепно-мозговые травмы ... Меня это очень сильно поразило. Соседи видели, как у пьяной мамы ребенок падал на асфальт, но никто даже не почесался, чтобы его забрать. Начала читать ужасную статистику - и поняла, что это большая проблема.

Когда пришла в полицию, то обнаружила, что раньше не знала об этом ничего. У нас очень много дискриминации детей. Можно сказать, по возрасту. Казалось бы, по Конституции все граждане - равны. Но дети - бесправны. Особенно сироты. Не важно, в каком состоянии взрослый и в какой мере он виноват, если его будут бить на улице, кто-то обязательно позвонит в полицию. Но если на улице ребенка будет бить взрослый, не позвонит никто. За четыре года я могу по пальцам пересчитать случаи, когда звонили по поводу насилия над ребенком. Потому что так принято, не наше дело, ребенок - собственность родителей.

Я начала об этом писать. Хорошо, что есть фейсбук, где можно найти людей, которые думают так же, как и ты. Постепенно вокруг меня появлялись люди, которые связаны с темой или задумываются над этими проблемами. Я познакомилась с сотрудником ювенальной превенции в Одесской области Дмитрием Ревуном, который оказался очень грамотным и опытным специалистом. Мы начали работать вместе, я многому у него научилась. Создать группу «Защита прав детей» было общей идеей.

Я пришла к выводу, что нам необходима система западного образца - ювенальная юстиция, чтобы были ювенальные суды, прокуроры и тому подобное. Чтобы были узкие специалисты, которые бы знали, как расследовать дела по защите детей и их прав. Мы пишем, привлекаем внимание к проблеме. Цель группы - делиться информацией и объединять усилия. У нас есть психологи и волонтеры, которые во главе с моей подругой Катей Ножевниковой очень часто помогают нам в трудных ситуациях.

- У вас было достаточно тесное сотрудничество с советником председателя ОГА по вопросам защиты прав детей Артемом Поланским, которое впоследствии переросло в конфликт. В чем его суть?

- Да, было сотрудничество. У меня вызвало симпатию то, что он усыновил детей, проводил огромную волонтерскую работу, достаточно хорошо знал о проблемах интернатов и детдомов. Мне казалось, что это идейный человек. Возможно, так и было, не знаю. Поланский помогал детям, в том числе финансово. У него были конфликты со службой по делам детей. И для этого были основания. Но потом я столкнулась с двойными стандартами. Руководитель областной службы уволилась. Аналогичные претензии были и к городской службе, однако Артем этого уже не видит. Из-за этого у нас начался конфликт.

Папа страшно бил восьмилетнюю дочь, издевался над ней. Было обращение из школы. Мы давили на службу по делам детей, добились, чтобы ребенка забрали. Но дело в суде закрыли - девочка сказала, что упала с качели. Сказала она так потому, что еще до решения суда ее вернули отцу, который ее запугал. Затем ребенок снова обращался, но служба все отрицала - мол, это сложная девочка, она лжет. Болезнь любой государственной структуры - казаться, а не быть, не разобраться в причинах, а показать, что у нас все хорошо, проблем нет. Будь-то школа, будь-то служба, будь-то полиция или какой-то чиновник - всем важнее казаться.

Тогда Поланский впервые не поддержал нас. Дальше - больше. Он начал защищать ЦСПР. А я знаю, что там очень плохо обращаются с детьми, над ними издеваются, там тюремные порядки. Не знаю, почему так произошло. Возможно, Поланский - наивный человек, который больше верит чиновникам, а не детям.

- Возможно, его больше беспокоила не проблема, а то, как убрать какого-то конкретного человека?

- Не знаю. Выглядит именно так. Как только ушел человек, оказалось, что проблема для Поланского существовать перестала. Представитель Уполномоченного по правам человека в ВР по правам детей едет в ЦСПР, обнаруживает там кучу нарушений. Служба по делам детей отписывает, что все это неправда. А Одесская обладминистрация подтверждает - нарушений нет. Они просто покрывают друг друга.

- В своих постах вы часто критикуете службы по делам детей. За что?

- За бездействие, покрывательство, ложь. За то, что делают вид, что ничего не происходит. Примеры я приводила и привожу постоянно.

Законы о домашнем насилии и о буллинге не работают для таких детских центров как ЦСПРД, потому что их в закон забыли вписать законодатели.

Когда я вижу какую-то бытовую трагедию, всегда думаю, как это можно было предотвратить, на каком этапе. И очень часто оказывается, что трагедии предшествовали вызовы, сообщения, но почему-то никто не обращал на это внимание. Сейчас двух сотрудников привлекают к уголовной ответственности за то, что никак не реагировали на неоднократные обращения бабушки об избиении четырехлетнего ребенка, которого мама в конце концов убила. В развитых странах никто не ждет и не рискует жизнью и здоровьем ребенка. У нас же никто не обращает внимания, пока последствия не становятся необратимыми.

- Эксперты в сфере защиты прав ребенка считают, что временами вы своеобразно трактуете законы. Помните историю с убийством пятилетней девочки и отцом после того, как с помощью активистов ее возвратили в биологическую семью?

- С моральной точки зрения, неправильно добиться возвращения ребенка в семью и не посещать его, чтобы узнать, что происходит. Но с точки зрения права, обязанности в этом отношении есть только у полиции и служб.

- В этой истории невинных нет. Однако после революции Достоинства активизм у нас - очень распространенное явление. К сожалению, иногда люди не чувствуют границ своей компетенции, и вместо того, чтобы приносить пользу - приносят вред. Насколько вы чувствуете себя компетентным? Советуетесь ли со специалистами по спорным моментам?

- Перед тем, как высказать свое мнение, я читаю, ищу соответствующие законы и постановления, пытаюсь понять. Активизм действительно иногда во благо, а иногда - в ущерб. Зависит от того, какая у людей цель. Очень понимаю тех, кем движет желание достичь восстановления справедливости. Моей целью являются благоприятные условия для развития и психического здоровья общества, чтобы моим детям было с кем общаться. Но иногда единственным инструментом, чтобы достучаться, является публичность.

Бывает, что людьми овладевает ненависть. В полицию, в определенной службе, в любой власти. И чтобы не менялось, у них всегда все будет плохо.

Есть люди, для которых активизм - образ жизни. А есть те, кто делает это за деньги. Действительно, слово «активист» несколько дискредитировано. Но я бы не обобщала, потому что мы все разные. И среди сотрудников полиции и служб по делам детей есть такие, которые отдадут последнее и обязательно помогут. А есть и такие, что на беде еще и попытаются заработать.

- Где границы вашей компетенции в данный момент?

- Я не буду говорить о том, чего не знаю. Я не берусь рассуждать о законах, с которыми работала. Хотя есть много случаев, когда законы противоречат друг другу. Чтобы о чем-то говорить уверенно - это нужно изучать годами.

- То есть вы - практик?

- Да. У меня юридическое образование. Однако, это не значит, что я могу говорить о целесообразности или нецелесообразности того или иного закона. Надо вникать и разбираться в каждом предложении, в каждой запятой.

- Чувствуется, что вы человек амбициозный. В чем ваши амбиции?

- Даже не знаю (смеется - прим. авт.). Изменить весь мир? Да хотя бы ювенальную юстицию в Украине. Этого бы хотелось достичь. Насколько это реально сделать - другое дело.

—

Анна Дрозд, фото: Марина Банделюк; опубликовано в издании Opinion

Перевод: Аргумент

В тему:

• Убийство Ноздровской: допросите Антона Яценко и Юрия Луценко
• Арсен Аваков: ставка на приспособленцев. Почему не будет раскрыто «дело Шеремета»
• Руководитель запорожской полиции уволился со скандалом: реформа — пиар
• «Дело Майдана» показывает, насколько прогнила правоохранительная система
• СБУ: урок предательства. О диверсантах в тылу