Сила и бессилие украинской элиты

Версия для печати

Гетман Иван Мазепа в оценке Вячеслава Липинского.

Уже в ранний период творчества у В. Липинского сформировалось осознание величия второго после Хмельнитчины знакового периода в истории Украины, который украинский историк Александр Оглоблин назвал «временем Мазепинского ренессанса».

В своих первых научных трудах В. Липинский характеризует Ивана Мазепу как государственного деятеля, который пытался противодействовать намерениям Москвы превратить казацко-старшинскую элиту в орудие порабощения Украины и ее интеграции в российскую государственную систему. «Але Мазепа, — отмечает В. Липинський, — не захотів бути покірним знаряддям у руках московських намісників і, зібравши рештки сил, «зрадив» покладені на нього сподівання урядової політики».

Липинский отмечает, что широкие народные слои, не удовлетворенные фаворизированной российским правительством старшиной, лишь частично поддержали Мазепу и Запорожье. Общественность ждала... В результате пришла Полтава, а с ней и поражение украинских сил. Последствия были ужасными. Жители гетманской резиденции, Батурина были вырезаны; Сечь Запорожская разгромлена; 20 тысяч казаков погибло во время принудительных работ на Ладожском канале и строительстве крепости «св. Креста» поблизости Дербента.

После такого кровопускания уже можно было, говоря словами Петра І, «Малую Россию к рукам прибрать». Затравленная старшина молча терпит все ограничения автономии, а лишенные самых энергичных элементов народные массы, подавленные все большими социально-экономическими притеснениями, поддержанными сильной государственной машиной, уже были не способны даже на стихийный протест. «В остаточну руїну поволі розсипається життя народу...» — констатирует В. Липинский.

В своих трудах, размещенных в известном сборнике «Z dziejow Ukrainy», Липинский ставит И. Мазепу в один ряд с другими гетманами, которые боролись за независимость украинского казацкого государства. Однако, по мнению ученого, ни один из них, в том числе и И. Мазепа, не смог сравниться с гением Богдана Хмельницкого — творцом новейшей Украины. «Не доросли до нього ні Виговський, ні Мазепа, не кажучи про цілий легіон менших...» — отмечает В. Липинский.

ВЯЧЕСЛАВ ЛИПИНСКИЙ СЧИТАЛ МАЗЕПУ ВЫДАЮЩИМСЯ ГОСУДАРСТВЕННИКОМ, ВТОРЫМ В ИСТОРИИ УКРАИНЫ ПОСЛЕ ХМЕЛЬНИЦКОГО, И ОБСТОЯТЕЛЬНО ИЗУЧАЛ ЕГО НАСЛЕДИЕ / ФОТО С САЙТА UAHISTORY.COM

И все же фигура Ивана Мазепы является особенно притягательной для создателя украинской монархической концепции. Ученый делает особый акцент на принадлежности казацкого гетмана к благородному сословию. Последнее, как замечает Липинский, имело в своей среде не только тех, кто денационализировался и перешел в лагерь тогдашних победителей — россиян и поляков, но и таких, кто держал в своем сознании традицию борьбы за волю Украины, память о своих предках, засланных за Украину на Сибирь, — Нечаевых, Высочановых, Кропивницких, замордованных за Украину Речью Посполитой — Выговских, Лесницких, Богунов.

Вскоре в своем известном труде «Україна на переломі» В. Липинский выполнил задание огромного общественного значения — убедительно раскрыл конструктивную государственно-созидательную роль украинской шляхты в национально-освободительной войне украинского народа под руководством Богдана Хмельницкого. Он показал, что украинская шляхта являла собой «культурний, хліборобський, державний елемент», который, появляясь у восставших, «збільшує силу Війська Запорожського». Именно эта прослойка способствовала усилению в новом казацком государстве антипольских государственно-созидательных, культурных процессов, а также преодолению анархических, «революционных» тенденций.

Среди представителей украинской шляхты, которые после первых бурных месяцев социального противоборства оставляют свою лояльность к Речи Посполитой и возвращаются в Украину с тем, чтобы навсегда остаться при Войске Запорожском, В. Липинский называет «підчашого чернігівського» Степана Мазепу-Колединского. Он с женой Марией из Мокеевских и сыном Иваном, будущим гетманом, опять живет «в своих Мазепинцах».

В тему: Почему Мазепа — архитектор европейской Украины¹

Степан Мазепа возглавил военное правительство белоцерковского казацкого атамана, владея своим дидическим имением Мазепинцами, уже по-новому, казацкому праву. При случае заметим, что позже в своих знаменитых «Листах до братів-хліборобів» В. Липинский выразил чрезвычайно уместное рассуждение: «...принцип частной собственности на землю не стал всеобъемлющим в новом казацком государстве. На Левобережье давние магнатские латифундии не были закреплены в полное частное владение, которое бы дало овладевшей ими новой казацкой аристократии материальную силу для борьбы за свою государственную независимость, а были возвращены в получастные, зависимые от каждой новой политической власти «маєтності рангові». Это было одной из главных причин «упадку Мазепи і взагалі всього нашого політичного безсилля супроти Москви по смерти Хмельницького». Степану Мазепе суждено было стать выдающимся деятелем национально-освободительной борьбы, принимать участие в переяславских переговорах с Москвой, а впоследствии быть одним из создателей Гадячской Унии в 1658 г. Именно такие, как Степан Мазепа, представители покозаченной шляхты, служили главными посредниками между Войском Запорожским и многочисленным шляхетским сословием, который еще оставался на стороне Речи Посполитой.

Другим связующим звеном между новым казацким государством и украинской шляхтой было православное духовенство и в частности монахини и игуменьи женских монастырей, очень часто представительницы аристократических православных семей. Такой была, например, княгиня Курцевич — игуменья «монастыря панянского Печерского», которая умерла незадолго до восстания, или Атанасия из старинного шляхетского рода Солтанов, во времена Б.Хмельницкого — «игуменья монастыря стариц киевских печерских храма Вознесения Господнего». Такой же была, по словам В. Липинского, и Мария Магдалина — вдова по Степану Мазепе, мать Ивана — более позднего гетмана, «игуменья монастырей панянских печерского, киевского и глуховского».

Превращение «розбещеної, зледачілої й паразитарної шляхти» в Украине в вспомогательное сословие, полностью зависимое от власти гетмана Войска Запорожского, — такой была идея творца Украинского казацкого государства. Говоря о политическом лице украинской шляхты после Хмельнитчины, В. Липинский отмечает, что она дала «цілий загін жертвенних борців, покоління непоборних — скала, об котру замахи на цілковите знищення України кінець кінців мусіли розбитися й розвіятися!». Перечень наиболее ярких представителей этого слоя у В. Липинского возглавляет «Іван Мазепа й його хоробрі, ідеї визволення України цілком віддані товариші, славні запорозькі кошові Константин Гординський (Гордієнко) і Петро Сорочинський». Далее В. Липинский называет Даниила Братковского, шляхтича-поэта, казненного «в Луцке за борьбу с Речью Посполитой». По оценке казацкого летописца Самуила Величко, Д. Братковский был «давним конфидентом» гетмана Мазепы, который поддерживал этого патриота, активного поборника православия в борьбе с Польшей.

Даниилу Братковскому, а в то же время и анализу общественных процессов на Правобережье в конце ХVІІ — в ХVІІІ ст. с позиций борьбы Мазепы за соборность Украины посвятил В. Липинский специальное исследование. В этом труде В. Липинский еще находится в определенной мере в плену представлений народнической историографии о Мазепе, видя в нем выразителя интересов нового украинского «барства». В то же время уже в этом труде В. Липинский сумел увидеть в политическом поведении И. Мазепы в этот период выразительные тенденции общенационального лидера, который делал попытки консолидировать вокруг себя представителей разных слоев общества, в том числе в Галичине и Волыни.

К нему апеллируют активные участники общественного процесса на Правобережье — спикер нобилитированной казацкой правобережной старшины Василий Искрицкий, львовский униатский епископ Иосиф Шумлянский — оба «активные сторонники Гадячского договора», православный владыка Жабокрицкий — с намерением стать луцким епископом. Наряду с этими представителями украинского барства «к протекции Мазепы — гетману казацкой Украины — обращается в первое время своей деятельности и заместитель простого люда, казак Палий». Таким образом, не удивительно, как отмечает В. Липинский, что к Мазепе в 1700 году едет Братковский, «надеясь, что гетман поможет ему в борьбе за освобождение украинского народа на Правобережье».

Именно в это время, по завершении войны с турками, Мазепа осуществляет активную национально-культурную деятельность, строит новые церкви и везде выступает как искренний защитник православного «благочестия». Эта сторона деятельности гетмана, очевидно, была по душе Братковскому, но социальная действительность «під регіментом Мазепи», — замечает В. Липинский, — должна была «развеять все надежды, которые он возлагал на гетмана». В конечном итоге Братковский решил обратиться к Палию — спикеру радикальных социальных требований, имя которого громко звучало тогда по всей Украине.

Обстановка, сложившаяся в это время на Правобережье, создавала условия, когда два сословия общества — шляхта и казачество — могли объединить свои усилия для борьбы против общего врага, как во времена Хмельнитчины. Сеймовые постановления в 1699 г. ограничивали свободу православия, то есть украинского общества в целом, а отдельное постановление отменяло возрожденное казачество. Таким образом, все эти решения «лягали однаковим тягарем і на свідому українську шляхту, і на українське козацтво».

Невзирая на ополячивание значительной части правобережной украинской шляхты в сознании ее лучших представителей жили давние национальные, религиозные и культурные традиции. Таким образом, создавались условия для организации широкого фронта национальной борьбы против Польши, в котором должны были принять участие все основные социальные слои Правобережной Украины. Невзирая на определенный скепсис Д. Братковского относительно поддержки антипольского выступления И. Мазепой, о котором говорит В. Липинский в отмеченном труде, конструктивная роль в нем украинского гетмана очевидна, нечего отрицать.

Современный исследователь Мазепинской эпохи С. Павленко утверждает, что Д. Братковский после поездки в Батурин вместе с казацкими полковниками — Самусем, Палием, Абазином, Искрой — подписал тайный план гетмана в виде воззвания к правобережному люду с призывом к восстанию и распространял его на Правобережье. Этой роли И. Мазепы, в конечном итоге, не отрицает и В. Липинский, отметив, что в ходе восстания один из его лидеров Самусь объявил себя «под регіментом Мазепы». В стране началось движение, отмечает В. Липинский, напоминавшее собой прежнюю Хмельнитчину. Он пишет о присоединении к восстанию достаточно большого количества православной украинской шляхты, на которое «дуже можливо, великий вплив мала відозва Братковського. Сі всі Онацькі, Мацєєвські, Керекеші, Клитинські, Ніжинські, Верещаки не тільки беруть діяльну участь в повстанні, але й часто виступають як його провідники та агітатори».

В тему: Мы и Москва 3. Украинско-российские отношения во времени и пространстве. Часть 3

В противовес народнической историографии, которая не сумела разглядеть конструктивную позицию украинской шляхты в освободительной борьбе, В. Липинский постоянно глорифицирует ряд ее выдающихся представителей — убежденных борцов за украинскую государственность. Наиболее весомым его аргументом было отношение Москвы и Польши к т. н. покозаченной шляхте. Он руководствуется, в частности, стереотипным требованием польских политиков — «шляхту выдать, чернь распустить», которую они выдвигали каждый раз, когда Речь Посполитая имела намерение помириться с казачеством.

Еще большую ненависть вызывала покозаченная украинская шляхта у Москвы на разных этапах украинской истории. «Для неї ці традиційні й найбільш завзяті оборонці «Руси і православ’я» в Річпосполитій», — отмечает В. Липинский, — це підозрілі і ненависні «Ляхи». «Ляхи», бо з них же вийде Виговський, Мазепа, Орлик, з них вийде й послідній Кошовий Запорожський, а як значиться в російському Своді Законів, «шляхтич подільський» — Кальнишевський...» — то есть деятели, которые последовательно боролись за украинскую национальную независимость.

Обвинение в «польскости», измене православию было заброшено Петром І гетману Мазепе — тому, кто всегда был верным сыном и покровителем Православной церкви, наибольшим из всех украинских гетманов ее жертвователем. Акция Мазепы трактовалась российской политической и духовной элитой как попытка реализовать тайный план католика-ляха, который пытался вернуть Украину под господство польской шляхты. И эта недостойная традиция российского империализма вместе со средствами террора, грязной пропаганды остается живой и сегодня в борьбе с памятью гетмана Мазепы, дискредитацией его государственно-созидательной деятельности.

Это бессмысленное обвинение И. Мазепы в «польскости», к величайшему сожалению, было акцептовано почти без сопротивления украинским обществом в ХVІІІ в. и перешло в сознание украинской демократической интеллигенции ХІХ в. На долгие годы в ее воображении гетман Иван Мазепа, а за ним и представители украинских благородно-помещицких кругов, расценивались в общественном сознании как реакционный слой, враждебный народным массам, чужой им как социально, так и национально. «Коли почались у початку ХVІІІ століття перші так звані «гоненя на українство» в сфері духовного і релігійного життя, — отмечает В. Липинский, — то тоді, — як це вже виразно підкреслив Драгоманов — «з початку ХVІІІ століття на протязі 30 років не було в Росії висвячено ні одного архієрея Великоросса, а все Українці — які й урядували по всіх єпархіях від Києва до Сибіру». І це ж вони, а не хто інший «Ляха Мазепу» проклинали. Старе «не было, нет и быть не может» було тільки формульоване Валуєвим, а народилося воно серед самих Українців, було підготовлене їх власними руками, їх власною зненавистю до самих себе, їх власним моральним розкладом і моральною нікчемністю часів першої Руїни».

Не случайно в течение всего ХІХ в. «погляди української історіографії на Мазепу не мали свого оригінального, опертого на самостійнім дослідженні джерел і їх безсторонній оцінці, характеру і були взагалі негативні». Только появление монографии Ф. Уманца «Гетьман Мазепа», которая вышла печатью в Петербурге в 1897 г., положила начало очищению личности Мазепы от фальшивых представлений и мифологем, которые распространялись под воздействием предвзятых оценок как российской, так и украинской историографии. Культивирование негативного отношения к собственному аристократическому слою перешло в политическую плоскость и нанесло достаточно большой вред новейшему украинскому движению.

В течение всего периода освободительных соревнований, и в частности в 1917 г., украинская т.н. революционная демократия находилась в постоянном мировоззренческом конфликте с консервативными и вообще умеренно настроенными деятелями национального движения, делала их объектом «классовой» ненависти, отталкивала от участия в создании государства. Достаточно привести в связи с этим оценку ситуации выдающимся украинским патриотом Евгением Чикаленко, который в своих воспоминаниях отмечал: «А коли настала революція 1917 р., і я, як буржуй, чи навіть феодал, не мав змоги приймати участь у будуванні Української Держави».

Красноречивым фактом в этой связи было также отклонение Центральной Радой предложений самого В. Липинского сформировать за его собственные средства кавалерийский полк и поставить его на службу украинскому делу. Относительно обвинений в свой адрес со стороны украинских социалистов, то В. Липинский недвусмысленно подтверждает свою принадлежность «до польського шляхетського роду, од віків осілого на Україні». Он отмечает, что к шляхетскому сословию принадлежали такие выдающиеся деятели казацкого Украинского государства, как Петр Конашевич-Сагайдачный, Богдан Хмельницкий, Станислав Кричевский, Иван Богун, Юрий Немирич, Богдан Стеткевич, Иван Выговский, Иван Мазепа-Колединский, Пилип Орлик, Петр Кальнышевский. В конце концов, «з культури шляхти польської, — отмечает В. Липинский, — виросла вся лівобічна гетьманська старшина, а багато з неї було і польських шляхтичів по походженню».

В. Липинский остро осуждает как социальный радикализм украинских национал-демократов, так и их попытки поставить украинскую аристократию за рамки новейшего нациотворческого процесса и даже отрицать ее принадлежность к украинской нации. Он напоминает об огромной креативной функции «класу родових землевласників», к которым принадлежали Квитка-Основьяненко и Гребинка, Гоголь и Максимович, Кулиш и Костомаров, Марко Вовчок и Панас Мырный, Коныський и Драгоманов, Леся Украинка и Гринченко, Лысенко и Старицкий, Антонович и Чайковский и многие другие деятели украинской культуры.

Именно представители этого слоя, отмечает Липинский, принимали активнейшее участие в украинском создании государства на разных его этапах и в том числе «з Гетьманом Мазепою Князівство Київське возстановити хотіли».

Изменения в отношении к И. Мазепе в украинских общественных кругах, осознание его патриотической позиции, заложенные книгой Ф. Уманца, нашли свое продолжение в ряде трудов в начале ХХ в., в частности в исследованиях М. Грушевского, С. Томашивского, А. Енсена и др.

Еще более выразительно на почву глорификации И. Мазепы как украинского патриота, который продолжил государственнические планы Б. Хмельницкого, стал Вячеслав Липинский в своих чрезвычайно ценных заметках о Мазепе и Орлике, вмещенных в упомянутом сборнике Z dziejow Ukrainy под заглавием «Шляхом Богдановим». В этом же сборнике Липинский перепечатал статью М. Грушевского «Шведсько-український союз 1708 року», опубликованную в юбилейном 92-ом томе записок НТШ, посвященном 200-летию Полтавской битвы. Статьи М. Грушевского и В. Липинского, по мнению Д. Дорошенко, окончательно «встановили в українській історіографії погляд на Мазепу як на українського патріота й поборника самостійності».

В упомянутом исследовании «Шляхом Богдановим» В. Липинский вмещает известную «Думу» И. Мазепы — «Всі покою щиро прагнуть», в которой гетман образно передает противоречия украинской общественной жизни на переломе ХVІІ — ХVІІІ веков. Очевидно, В. Липинскому импонировало то, что в своей «Думе» гетман фактически формирует самостийницкую идеологию, призывая казацкую элиту «набувати самопали», «добувати острих шабель» и объединяться ради свободы Украины. По мнению исследователей, «Дума» была написана в 1698-1699 гг., и именно в это время И. Мазепа намеревался «отойти» от Москвы, но не осмелился на такой шаг, учитывая отсутствие единства в среде своих близких соратников. Эпиграфом к «Думе» гетмана В. Липинский взял слова полковника прилуцкого Дмитрия Горленко, адресованные И. Мазепе: «Як ми за душу Хмельницького завжди молимо й ім’я його ублажаємо (благословляємо), що Україну від ярма ляцького звільнив, так навпаки, і ми, і діти наші у вічні роди душу і кості твої будемо проклинати, якщо нас за гетьманства свого по смерті своїй, в такій неволі залишиш».

Приведенное В. Липинским требование казацкой старшины свидетельствует, что ученый рассматривал антимосковское выступление И. Мазепы не как удовлетворение личных амбиций гетмана, а как противодействие угрозам московского централизма, его посягательствам на права казацкого стана и отдельность украинского политического организма. Как свидетельствует Н. Костомаров, в течение 1707 г. обеспокоенные представители высшей старшины собирались у генерального обозного Ломиковского и полковника Апостола, обдумывая централистские угрозы Петра I. Они «радилися між собою, кричали і навіть зверталися до читання Гадяцького договору».

Союз со Швецией, заключенный в свое время Б. Хмельницким и И. Выговским, который гарантировал свободу, независимость и неприкосновенность Украине, по мнению М. Грушевского, «залишився для української старшини свого роду заповітом предків, що вимагав виконання!» Не реализованный в свое время в результате прекращения шведско-польского противостояния, он, в условиях Северной войны, опять стал на очереди с приближением шведской армии к границам Украины. Для В. Липинского закономерность выступления И. Мазепы в значительной мере связана именно с живучестью идеи политического союза Украины со Швецией в среде украинской элиты — «ідеї, котрої Богдан Хмельницький, як єдиної дошки рятунку, схопився обома руками перед смертю, а котру згодом частково хотів здійснити Іван Мазепа».

В упомянутом исследовании В. Липинский обращает внимание на гармоничное сотрудничество украинской церкви и гетмана И. Мазепы, без которого культурный подъем Украины-Гетманщины в конце ХVІІ — в нач. ХVІІІ в. было бы невозможно. Еще до своего гетманства Мазепа имел близкие и дружественные отношения с высшим киевским и черниговским духовенством, в частности с архимандритом Киево-Печерского монастыря Варлаамом Ясинским — будущим митрополитом, с архиепископом черниговским Лазарем Барановичем. С тех пор, видимо, были заложены им хорошие отношения со Стефаном Яворским, Дмитрием Тупталом, Иоасафом Кроковским и другими выдающимися деятелями украинской церкви. Липинский отмечает, что уже с родительского дома гетман вынес глубокое привязывание «до стародавньої віри грецької і рідної культури». В значительной мере к этому приобщилась его мать — Мария Магдалена из шляхетского рода Мокиевских, как отмечалось, позднее игуменья Киево-Печерского Вознесенского и Глуховского женских монастырей. Ее портрет конца ХVІІ в. из Национального музея в Кракове Липинский вмещает в сборнике.

Как гетман, отмечает В. Липинский, И. Мазепа отличался особенным беспокойством о благосостоянии церкви и принимал пылкие меры относительно ее подъема в Украине. Его основанию принадлежала величественная церковь Вознесения в Переяславе, новая церковь святого Николая в Пустынно-Николаевском монастыре в Киеве, он был восстановителем Печерской лавры и основателем т. н. святой Брамы вместе с монументальной стеной, окружающей Лавру; он отстроил заново Братскую церковь Богоявления в Киеве, не считая более мелких его подарков, пожертвованным почти всем более важным украинским святыням и монастырям.

В тему: 1-й и 2-й гетманат в Украине. Казаки и державотворцы: прорыв в будущее

Не меньшие усилия, отмечает В. Липинский, положил Мазепа для развития тогдашней высшей школы в Украине — Академии Могилянской в Киеве. Проникнутый особым уважением к этому «святобливому києво-братському зібранню», возводит он новое здание для Академии, известное сегодня под названием «старого корпуса», одаривает его щедрыми предоставлениями земель и окружает его мощной протекцией от посягательств российского правительства.

Поэтому имя гетмана было в глубоком почете среди тогдашних представителей науки и культуры. Известно, что после битвы под Полтавой ректор Академии во времена Мазепы, впоследствии архимандрит Крупицкого монастыря в Батурине Гедеон Одорский был выслан в Соловецкий монастырь за свою приязнь к гетману. Так же даже проклятия гетмана для ограждения себя и удовлетворения правительства не спасли его недавнего приятеля Иоасафа Кроковского, киевского митрополита, от депортации в Тверь. Поэтому школу, когда-то основанную митрополитом Могилой, отмечает В. Липинский, начали называть тогда «Академия Могиляно-Мазепинская». А на одном из научных торжеств, которые проходили в ней в 1708 г., гетману была вручена гравюра работы Данила Галяховского в форме плаката, отпечатанного на темно-зеленом атласе, что представляло собой апофеоз могучего протектора украинской Академии.

В. Липинский впервые подает ее полную репродукцию, короткую историю и подробное описание. Репродукция была сделана с фотографии-оригинала, который находился в библиотеке графов Красинских в Варшаве. Эта фотография принадлежала Василию Доманицкому, «якому єдиному, — по словам В. Липинского, — завдячуємо можливістю подарувати читачам нашим подобу цієї цікавої пам’ятки нашого мистецтва і нашого минулого».

Вся композиция гравюры очень сложная, наполнена барокковыми аллегорическими фигурами, символикой и геральдическими знаками. В центре ее — фигура Мазепы во весь рост в одежде рыцаря, с мантией. Голова его покрыта шлемом, украшенным страусиным пером, левая рука держит рыцарский щит, права держится за герб гетмана. Вокруг Мазепы восемь женских фигур, которые, очевидно, символизируют науку, искусство, добродетели, родину, религию и пр., которым был предан гетман. В верхней части гравюры вмещена декоративная лента с цитатой Горация: «Безстрашний поляжу під руїнами падаючого світу».

Внизу — дедикация также на латинском языке: «Найдостойнішому і найяснішому Пану П. Іванові Мазепі Військ Й.Ц.В. Запорозьких Гетьманові, ордена св. Андрія Апостола і орла білого кавалерові. Богом обраним, даним, міцному Батькові вітчизни, оборонцю церкви, у мистецтві миру і війни знавцю і патрону. Ворогів і неприятелів щоденному переможцю. У щасті і нещасті наймудрішому стерновому...» Примечательно, что нигде в гравюре нет упоминания ни о Петре I, ни о зависимости гетмана от царя. Напротив, вся гравюра подает И.Мазепу как могучего властителя самостоятельного государства.

В. Липинский в своих трудах показал, что именно в среде «верхов» народа (то есть элиты, независимо от того, из каких классов или сословий она происходит), а не его революционных «низов», формируется и развивается государственнический идеал, и соответствующие стремления, и политическая воля к его реализации. Отсюда — отрицание им народнического виденья места и роли революционных движений и их глав в историческом процессе, переоценка таких судьбоносных явлений украинской истории, как Хмельниччина, выступление Ивана Мазепы, или в новейшую эпоху — гетманата Павла Скоропадского.

—

Юрий Терещенко, доктор исторических наук, профессор; опубликовано в издании  День

В тему:

• Село спасло украинцев от российской ассимиляции, - историк
• Станислав Кульчицкий. Закономерности формирования украинской политической нации. Часть 1
• Станислав Кульчицкий. Закономерности формирования украинской политической нации. Часть 2
• Станислав Кульчицкий. Закономерности формирования украинской политической нации. Часть 3
• Украина в империю не вернется
• Как украинская мечта Путина превратилась в кошмар