Геннадий Фузайлов: Смерть - не самое худшее, что может произойти с человеком

Версия для печати

Профессор из Гарварда бесплатно лечит детей от ожогов в Украине, которая сама - один сплошной ожог.

"Зачем вы все это делаете?" ─ чаще всего спрашивают в Украине Геннадия Фузайлова, профессора Гарвардской медицинской школы и врача клиники Massachusetts General Hospital. Как отмечает  Украинская правда, с 2010 года он ежегодно прилетает из Бостона со своей командой, чтобы бесплатно лечить детей от ожогов в стране, которая сама напоминает один сплошной ожог.

"Потому что в Украине красивые женщины", ─ отшучивается Фузайлов, когда ему надоедает рассказывать об альтруизме, филантропии и о том, что человек ─ это не только хватательные рефлексы и процесс пищеварения.

Геннадий Фузайлов: "Дети чувствуют даже малейшую фальшь, они еще не научились прятать чувства. А взрослые уже научились. Это одно из объяснений, почему я работаю только с детьми». ФОТО: ГАЛИНА ИЛЬИНА

Лучший способ узнать все о детском враче ─ поговорить с родителями его пациентов. Осенью 2017 года с 18-летним сыном киевлянки Илоны случилась беда: его ударило током, когда он делал селфи на крыше электрички. Ожог 90% кожи, сотрясение мозга, травмы внутренних органов.

Три года спустя, пока мы с Илоной прогуливаемся вдоль Русановских каналов, она рассказывает о девяти днях, проведенных на лестнице между вторым и третьим этажами киевской больнице, когда ее не пускали к сыну в реанимацию.

О враче навеселе, который рассказывал ей, какая она плохая мать и как неправильно воспитала сына.

О другом врачу, который говорил ей под дверью реанимации: "Чего ты здесь стоишь? Иди домой, он все равно умрет".

О медсестре, которая вышла из операционной на лестницу и сказала принести еще один препарат, о котором "забыли” до операции: "Купите это срочно. Пока не принесете, он будет под наркозом и мы его не зашьем".

О том, как она хваталась за каждый шанс на спасение сына и написала "врачу из Гарварда” без надежды на ответ.

О том, как врач сказал, что ее сына готовы бесплатно лечить, нужно оплатить только перелет.

О том, как сотрудники Shriners Hospitals вышли в выходной день на работу, чтобы принять тяжелого ребенка из Киева, и о том, как ей позволили круглосуточно находиться с ребенком в палате реанимации.

Далее были дифирамбы "врачу из Гарварда "─ Геннадию Фузайлову. Дифирамбы человеку, который спас твоего ребенка, легко понять. Благодарность врачу, которому не удалось сохранить жизнь твоему ребенку, встречается гораздо реже. Они общаются и сегодня ─ мать, потерявшая сына, и врач, который сделал все, чтобы его спасти ...

Что такое ожог, Фузайлов знает лучше других. Не только в медицинском смысле этого слова и не только как врач. "Когда люди, с которыми ты вместе учился и считал друзьями, говорят, что тебе нужно уехать, потому что ты не такой, как они, ты не понимаешь, как такое возможно. 

У меня нет ностальгии по Союзу. Это была искусственная оболочка, куда нас загнали, а потом она лопнула, как гнойник",─ вспоминает он, как после распада Союза вместе с семьей эмигрировал в США из Узбекистана, где активно избавлялись от "некоренного” населения.

В Гарвардской медицинской школе он работает уже 20 лет, до этого именно здесь учился. "Только о двух вещах мы будем жалеть на смертном одре ─ что мало любили и мало путешествовали", ─ цитирует он Марка Твена на своей странице в соцсети. 

В свободное от работы в Гарварде время он много путешествует по всему миру ─ с лекарственными миссиями. Фузайлов лечил детей в Китае, Колумбии, Гватемале, на Гаити, в странах Африки. В Украине вместе с американскими коллегами проконсультировал и прооперировал более тысячи детей, пострадавших от ожогов.

В 2005 году все украинские медиа рассказали историю пятилетней Насти Овчар ─ девочки, спасшей младшую сестру во время пожара и получившей ожоги почти 80% кожи. Настя была первой украинской пациенткой врача Фузайлова в Shriners Hospitals. Все расходы и на лечение, а это около миллиона долларов, госпиталь взял на себя. 

Геннадий Фузайлов и Настя Овчар 11 лет спустя. Сентябрь 2016 года, Львов. ФОТО: ГАЛИНА ИЛЬИНА

С тех пор Геннадий принял в Бостоне более 60 детей из Украины. За их лечение Украина не заплатила ни цента. В 2020 году, впервые за десятилетие, Геннадий не приезжал в Украину ─ из-за пандемии. В нынешнем году планирует вернуться на этот раз в Днепр. Он мечтает о том, чтобы в Украине его перестали воспринимать как доктора Айболита, который прилетит и самостоятельно всех спасет.

"Я хочу поделиться своим опытом, чтобы украинские врачи поняли, что медицинская реформа ─ это не только о деньгах и оборудовании, но и о знаниях и человечности",─ говорит он.

Геннадий Фузайлов рассказал "Украинской правде" о своих пациентах из Украины, о том, почему право на достойную смерть не менее важно, чем право на достойную жизнь, об "эффекте черной гориллы", о случае, после которого ему хотелось уйти из медицины, о то, почему глупо считать, что иностранцы смогут реформировать медицину в Украине, и о том, почему удочка лучше рыбы, а камни лучше песка.

Об эмиграции, старых граблях и жизни с чистого листа

После развала Союза моя семья эмигрировала в США из Узбекистана. Хотя для нас это была не эмиграция, а эвакуация. В бывших среднеазиатских республиках СССР в то время выжимали все "некоренное" население ─ армян, евреев, русских. Все разрушалось. В Андижане резали турок-месхетинцев. Я тогда впервые увидел на улицах трупы с резаными ранами шеи. Это трудно забыть …

На эту тему: Таджикистан 1990-х: гражданская война началась на пустыре…

Отец заведовал клиникой тропических заболеваний в Самарканде, ему прямо сказали: "Вы должны уволиться". Один из моих братьев работал хирургом. Его обвинили в том, что он проводит эксперименты над людьми, и запретили оперировать. "Если возникнет какое-то осложнение, скажут, что я умышленно убил пациента", ─ сказал он. И прекратил оперировать.

Мы вылетали в Штаты из Шереметьево. Прошли паспортный контроль и оказались никем. Без паспортов, без гражданства. В зале, где мы ждали вылета, не было ни еды, ни воды, ни стульев. Рейс отложили, и нас продержали там почти 8 часов. 

Отец был в пальто, костюме и галстуке ─ весь из себя такой интеллигент. Затем он снял пальто, затем положил его на пол, затем присел на это пальто и наконец лег ... Такая трансформация, когда в человеке постепенно убивают достоинство.

Когда мы прилетели в Америку, незнакомые люди встречали нас в аэропорту с плакатами: "Семья Фузайловых, Welcome to Baltimore!" Первое, что они сделали ─ накормили нас. Мы набросились на еду, как волчата.

Затем нас привезли в квартиру, дали ключи. Там был забитый продуктами холодильник. Мы не могли поверить. Как такое возможно? Незнакомые люди тратят на нас деньги и, главное, время.

Геннадий Фузайлов: "Если ребенку с ожогами вовремя не сделать операцию, он останется инвалидом на всю жизнь». ФОТО ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА ГЕННАДИЯ ФУЙЗАЛОВА

В Америке я не менял имя и фамилию, как многие делают, чтобы начать новую жизнь. Когда мне говорили, что мое имя трудно произнести на английском, я этого не мог понять. Конечно оно сложнее, чем Джон Смит. Но имя ─ это твоя идентификация. И правильно назвать человека по имени ─ это половина успеха, если хочешь, чтобы человек тебя уважал.

Часто говорят: если бы я мог отмотать жизнь назад, то не наступил бы на эти грабли. Это манипуляция. Человек, который жалеет о чем-то в прошлом, перечеркивает часть себя. Ведь в тот момент тебе нужны были эти грабли, на которые ты наступил. Так ребенок познает мир, у взрослых то же самое.

Люди, которые в Союзе были врачами, попав в Америку, часто меняли профессию. У меня есть друзья, которые ушли из медицины. Не думаю, что они несчастливы из-за этого.

Статус, успех, деньги ─ это антураж. Это о том, каким ты хочешь, чтобы тебя видели. Но если у тебя война с собой, то ни статус, ни деньги не сделают тебя счастливым. 

О миссии врача, амбициозности и тщеславии

Врач ─ это не просто человек с дипломом медицинского университета. После работы ты приходишь домой, копаешься в книгах, советуешься с коллегами. Это постоянная дыра в голове, потому что от каждого твоего решения зависит чья-то жизнь. Причем не метафорически, а буквально.

Геннадий Фузайлов: "В XVII веке был такой голландский врач Николас ван Тульп. Он предложил эмблему медицины: горящая свеча. А девиз ─ Allis Inserviendo Ipse Consumor. "Светя другим, сгораешь сам". Звучит пафосно, но суть профессии именно в этом». ФОТО: ГАЛИНА ИЛЬИНА

В Гарвардской медицинской школе я работаю уже 20 лет, а до этого здесь учился. У меня четыре лицензии ─ педиатрия, анестезиология, детская анестезиология, детская интенсивная терапия. Все это годы обучения: педиатрия - 3 года, детская интенсивная терапия ─ 3 года, анестезиология ─ 3 года, детская анестезиология ─ 1,5 года.

Сегодня мой рабочее время в Гарварде распределяется так: 20% ─ преподавание, я читаю лекции для студентов и резидентов, 70% ─ лечебная практика в Massachusetts General Hospital, 10% ─ научная работа.

Такой концентрации медицинских школ, как в Бостоне, нет ни в одном городе мира. При Гарвардской школе есть четыре госпиталя. Тот, в котором я работаю, ─ самый большой. Это безумная глыба. Просто две цифры: 150 операционных х и около 800 операций в день.

Геннадий Фузайлов: "Один день в неделю я работаю в Shriners. Это сеть госпиталей для детей, пострадавших от ожогов. Для гарвардских врачей это филантропия ─ нам госпиталь не платит». ФОТО: ГАЛИНА ИЛЬИНА 

Операция на внутренних органах может длиться несколько часов. Починили пациента, выписали, забыли. А опеки и дефицит кожи никуда не исчезают, больного надо оперировать снова и снова, из года в год - и все равно дефект остается.

Лечение таких больных ─ это не только операции, но и реабилитация. Острый период длится до 6-8 месяцев, когда надо спасать пациента. Затем ─ десятилетия реконструктивных операций по восстановлению функции. И только тогда уже штрихи косметических операций. В отличие от Украины, в Америке результат лечения оценивается после реабилитации.

Клинические протоколы не могут заменить врачу голову. Я знаю, что их сейчас активно внедряют в Украине. Действий по протоколу и не думай. У нас тоже есть общие рекомендации, ты должен их знать, а дальше все делать в соответствии с ситуацией. Американский врач на 20% руководствуется в своей работе так называемыми guidelines. А 80% действий основаны на нашем индивидуальном решении.

Человек должен быть амбициозным, стремиться к невозможному. Помню одно интервью с человеком, который хотел попасть к нам на тренинг. Он зашел и сказал: "Я не знаю, смогу ли поступить к вам, это такая большая медицинская школа ...". И у меня мгновенно оскомина: если не знаешь, зачем пришел? Я его поблагодарил: "Думаю, у тебя все получится в другом месте".

Амбициозность и тщеславие ─ по своей природе разные качества. Амбициозность направлена на себя, это внутреннее состояние, желание максимально реализоваться. Тщеславие ─ это желание утвердиться за счет других, не имея на это оснований.

"Знаешь, в чем главное отличие между нами? ─ говорю я сейчас своим резидентам. ─ Ты умнее меня в десять раз, потому что я закончил медицинскую школу 27 лет назад, а ты ─ три года назад. Твой ум гибче моего. Но в отличие от тебя у меня есть опыт. Я беру опытом, а ты знаниями. И ты приходишь ко мне, чтобы получить этот опыт".

Во время процедур я часто ассистирую своим студентам и резидентам. Выпускник медицинской школы в Гарварде должен уметь все. Наша задача ─ быстрее его подготовить к самостоятельной работе и вытолкнуть.

В Украине молодой врач годами ассистирует профессору. Так он никогда не научится принимать решения. У меня сложилось впечатление, что в Украине профессора не заинтересованы делиться опытом, они считают, что так могут потерять свой кусок хлеба с маслом.

О пациентах из Украины

За 15 лет мы привезли из Украины в Бостон более 60 детей. Для них лечение бесплатное. Один день в реанимации у нас стоит 10 000 долларов. Первой моей пациенткой из Украины была пятилетняя Настя Овчар.

В марте 2005 года она была дома с младшей сестрой. Дом обогревался дровами. Когда начался пожар, Настя вытащила сестру из охваченного огнем дома и получила ожоги почти 80% кожи. Благодаря журналистам эта история получила огласку.

Девочку сначала лечили в Киеве. Затем в ситуацию вмешался Ющенко. Решили, что ее нужно отправить на лечение за границу. Было несколько вариантов: Германия, Израиль, Америка. В Германии и Израиле просили денег, наш госпиталь в Бостоне согласился лечить ее бесплатно. Самолетов, оборудованных для трансатлантического перелета с такими пациентами, в Украине не было. Тогда свой самолет предложил президент другой страны.

Через несколько лет на одной из конференций в Швейцарии я познакомился с профессором из Киева Георгием Козинцом, который произвел на меня хорошее впечатление. Он сказал, что знает о том, как спасали Настю Овчар, и пригласил приехать в Украину.

Люди любят создавать героев и цеплять ярлыки спасателей. У нас весь госпиталь спасал Настю. Сегодня один человек в медицине ничего не решает. Это не XI век, когда приходил Авиценна и травами всех исцелял.

Я сразу спросил: "В Украине виза нужна?" И когда мне сказали, что не нужна, подумал: "Вау, прекрасно! Еду".

Когда мы приезжаем в Украину и осуществляем обходы в костюмах и галстуках, местные удивляются, что врачи при таком параде. В Америке эта привычка - результат многолетнего вышкола. Пациенты должны видеть тебя выбритым, надушенным и причесанным. Это не прихоть, а знак уважения к пациентам и профессиональная этика.

Геннадий Фузайлов: "Когда просят рассказать о ком-то из пациентов, мне сложно это сделать. Врач не может слишком интересоваться жизнью пациента, поскольку это дискриминация других пациентов». ФОТО: ГАЛИНА ИЛЬИНА 

У врачей не должно быть личных предпочтений относительно пациентов. Но все мы люди и иногда делаем не то, что нужно. 

Мне запомнился парень из Украины ─ Володя. Чтобы обратить на себя внимание, он поджег сено в сарае и не смог из него выбраться ─ получил серьезные ожоги. Мы его еле вывезли на лечение в Бостон. У вас тогда были выборы, и все внимание было приковано к ним. Главою вашего Минздрава на то время был Олег Мусий. Он откликнулся на мою просьбу о помощи.

Запомнился мой первый опыт перевозки тяжелых больных из Украины через Атлантику без участия президентов.

История такая. Бабушка, дедушка, мать и трое детей грелись в какой-то подсобке. Она загорелась. Дедушка с бабушкой начали вытаскивать детей из огня. Когда мне сказали процент ожогов бабушки и дедушки, я посоветовал сразу вводить им морфин - ожоги были несовместимы с жизнью. Они умерли в течение 6-8 часов, мать ─ через 10 часов.

Для перевозки детей понадобился специально оборудованный самолет. Всего несколько компаний осуществляли такие перевозки. Мне надо было узнать много нового: дальность полета, количество посадок, количество больных на борту и, конечно, стоимость. Самолет на двух пациентов стоил 80 000 долларов, одноместный ─ около 50 000. Я начал искать деньги. Даже мой сын-подросток предложил помощь: "Папа, у меня есть 600 долларов, бери".

Губернатор Львовской области устроил марафон и за 2-3 дня смог собрать сумму, вдвое превышающую необходимую. Это был февраль, гололед, 25 градусов мороза. Пилоты говорили, что смогут лететь только через три дня. Но мы не могли ждать три дня, время было бы потеряно. И владелец компании нашел выход: самолет вылетел в Украину через день.

Потом выяснилось, что пилоты после перелета через океан должны отдыхать не менее 12 часов. Этого у нас тоже не было. Нашли компромисс ─ на борт взяли второй состав пилотов.

Во Львов полетела и моя команда. Когда самолет приземлился, мне в панике звонит помощница: "Нас встречают военные, сейчас они меня арестуют, и я больше никогда не вернусь домой!" Я ее успокоил, объяснил, что встречают военные, потому что в такую погоду гражданские в аэропорту не работают.

Затем она снова звонит: "Самолет обледенел. Нас не выпускают!» Опять вмешались губернатор и военные. Они специальными установками размораживали самолет. И создали отопительный пластиковый коридор с комнатной температурой для перемещения больного из госпиталя в карету скорой помощи.

Потом оказалось, что нужно строить рукав от здания аэропорта до самолета ─ пациента с ожогом нельзя возить по улице в 25-градусный мороз. Построили рукав и нагнетали в него горячий воздух, чтобы провезти ребенка.

Пока все это происходило, двое из трех детей умерли во Львове. Когда третьего ребенка привезли в Бостон, он была очень тяжелым и через две недели умер. Это один из двух детей из Украины, которым мы за все время не смогли помочь.

О праве на достойную смерть

Привыкнуть к смерти невозможно. Если кто-то из врачей скажет вам, что привык к смерти, это блеф. Даже если это смерть человека очень преклонного возраста. Даже если ты делаешь вид, что привык к этому.

Когда болит нога, человек сразу начинает пить обезболивающее. Когда же возникает психическая травма, человек говорит себе: "Я что, слюнтяй, разве я не могу самостоятельно справиться?" Не можешь. Эта травма определяет поведение человека на десятилетия, и без помощи профессионалов не обойтись. Если этого не происходит, проблема нарастает, как снежный ком.

Начинающие врачи часто воспринимают смерть пациента как свою ошибку. Я лишь десять лет назад, когда работал в реанимации, стал иначе к этому относиться. Когда видишь, что ничего уже не поделаешь, смерть ─ не самое худшее, что может произойти с человеком.

Геннадий Фузайцлов: «Мы всегда были уверены, что у человека все впереди, просто делай, и все будет. Какие-то постоянные скачки. И это ошибка, потому что ты не знаешь, что будет завтра. Сегодня ─ это и есть жизнь.». Фото из личного архива Геннадия Фузайлова

Клятву Гиппократа придумали, когда человек жил до 25 лет. Когда никто не умирал от рака, гипертонии, хронических болезней. Женщины умирают при родах, мужчины ─ в боях. Лечили только тех, кто имел шанс выжить.

Сегодня медицинские технологии могут искусственно поддерживать годы жизни. Бывший премьер-министр Израиля Ариэль Шарон провел восемь лет в коме, подключенный к машинам, поддерживающим жизнь. Как вы можете назвать эту жизнь?

Несколько лет назад у меня был пациент из Украины, 18-летний мальчик, он цеплялся за вагоны поездов и фотографировался, его ударило током 27000 вольт - 90% его кожи было сожжено. Его и его мать удалось перевезти в Бостон, когда мы его раздели ... я

честно билися до последнего, но травмы были несовместимы с жизнью. Парень медленно умирал и, чтобы поддержать работу сердца, по алгоритму надо было переключать его на искусственное кровообращение как мост для борьбы с сепсисом. Но травмы не давали никакой надежды, что мы справимся. Мы бы просто продлили жизнь на пару недель.

Через две недели после долгих разговоров с матерью мы получили от нее разрешение остановиться.

"Мы имеем право на достойную жизнь и достойную смерть, ─ сказал я ей тогда. ─ Если бы он был в сознании, то сказал бы: "Мама, убей меня". Но он без сознания, поэтому только вы можете позволить нам это сделать. Мы можем продолжать его лечить, но если вы мне верите и спросите, хотел бы я такой жизни для себя, скажу ─ нет".

Это была очень сложный разговор. Мне было трудно смотреть ей в глаза и признать поражение. Она круглосуточно была с сыном и видела наши усилия. До сих пор помню выражение ее лица.

Она согласилась, я попросил медсестер выйти из палаты, и вместе с ней мы отключили мониторы и средства поддержки. Чтобы принять такое решение, ей понадобилось много мужества и настоящей, не эгоистической любви.

Когда парень умер, мои коллеги-врачи удивлялись: "Как ты смог ей это сказать? Это первый случай в нашей практике". Я им ответил: "Хорошо, что вы не понимаете русского языка".

Я не пойму, почему в Украине ограничивают доступ родителей к ребенку в реанимации. Несколько лет назад мне из Киева написал в вайбер отец парня с сильными ожогами. По описанию я понял, что травма несовместима с жизнью. На следующий день я ему позвонил и сказал: "Хотите совет?" Он говорит: "Да" - "Попросите врача об одном - чтобы вас пустили к сыну в реанимацию. Если не будут соглашаться, дайте взятку, делайте что угодно, но будьте с сыном".

Ребенок умер, когда отец был рядом. Затем отец звонил мне, плакал и благодарил за то, что в последние минуты жизни сына был с ним.

У меня было много случаев, когда я чувствовал себя в тупике. Отравление ребенка препаратом железа - мы узнали это слишком поздно. И в то время не могли ничего сделать. После этого я ушел из детской реанимации.

Наиболее травматична для меня ошибка случилась во время врачебной миссии в Китае. Медсестра ввела препарат для местного обезболивание не подкожно, а внутривенно. Я подумал, что убил человека. Хотя это была не моя ошибка, а медсестры, но я это проглядел. Нам удалось спасти больного, но я уже был готов к тому, что, если пациент умрет, я брошу медицину.

Я часто повторяю своим студентам: если ваша ошибка приведет к смерти пациента, наибольшим наказанием станет не то, что вас осудят другие, а то, что вы сами не дадите себе покоя.

О разбор ошибок и "эффекте черной гориллы"

В случае смерти пациента или каких-то осложнений мы проводим детальный разбор. Не для того, чтобы найти виновных. Мы должны знать, что можно было сделать иначе. Можно ли было вообще сделать иначе? И даже если бы мы сделали иначе, каким бы мог быть результат.

Представьте, что вы нарезаете сыр тонкими ломтиками и кладете слайсы один на другой. Где дыры будут сквозными - это слабое место. Но стоит только развернуть несколько кусков - и дырки исчезнут. Это называется swiss cheese effect - "эффект швейцарского сыра". Самое сложное - найти слабое место. Для этого и нужен разбор.

Ежегодно в Гарварде мы проходим тренинг. Трех-четырех врачей запускают в комнату с прозрачными стенами, на каждого направлены видеокамеры.

Специально приглашенные актеры инсценируют какой-то кейс. У каждого из них наушник, они слышат указания ведущего, что нужно делать по сценарию. Их задача "раскачать корабль", чтобы посмотреть, как врачи будут реагировать. Затем мы сидим с психологами, смотрим запись и рассказываем, почему сделали или сказали то или другое. 

Геннадий Фузайлов: "На тренингах мы разбираем все до мелочей, ищем слабые места, те же "дыры” от швейцарского сыра». ФОТО ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА ГЕННАДИЯ ФУЙЗАЛОВА

Знаете, что такое "эффект черной гориллы»? На тренинге нам говорят: "Вы должны имитировать двумя руками массаж сердца. Параллельно мы покажем вам видео. На нем - две команды по четыре человека. Одна команда - в белом, другая - в черном. Игроки передают друг другу мяч. Вы должны совершать движения, как при массаже сердца, смотреть видео и считать, сколько раз эти люди передали друг другу мяч".

Затем запись останавливают и спрашивают у участников тренинга, сколько раз игроки передали мяч. Кто-то говорит, что 6 раз, кто-то - 8, другие - 12. Обычно цифры разные. А тогда спрашивают: "Вы еще что-то видели?" Никто ничего не видел.

"Теперь снова посмотрите видео", - говорят нам. И мы видим, что какой-то момент в кадре с появляется человек в костюме черной гориллы, бьет себя в грудь, как Кинг-Конг, и уходит. И никто его не замечает. Скажите, как это возможно?!

Какой вывод, знаете? Мы были сфокусированы на массаже и подсчете того, сколько раз игроки передали мяч. Мы не заметили Кинг-Конга, ошиблись в подсчетах, и нет гарантии, что правильно делали массаж. Человек, который управляет каким-то процессом, не должен быть внутри этого процесса, потому что не заметит черной гориллы.

Мы постоянно просим друг друга о помощи. Не потому, что кто-то глупее, а кто-то умнее. А так как я понимаю: если начинаю что-то делать и у меня не получается, значит делаю неправильно. Я могу продолжать тупить, тогда больной умрет. А могу сказать: "Стоп. Мне нужна помощь". Я, наверное, в этот момент не вижу черной гориллы.

К сожалению, такого нет в Украине. К ошибкам относятся иначе: если ошибся, ты дурак. Мои лекции были построены на разборе кейсов, и у профессуры просто крышу сносило. Они думали, что я лично им в чем-то упрекаю. А я только говорил: "Господа, у вас одна и та же ошибка. И со стороны ее видно".

Скажем, умер пациент: у него развилось желудочное кровотечение - редкое осложнение при ожоговом шоке, которое называется стрессовая язва. Два литра крови потерял - представляете этот ужас? Я говорю: "Назначайте препараты, которые предотвращают этого осложнения". Они говорят: "Мы назначаем». Так может стоит вдвое увеличить дозировку? Может то, что ты делаешь, не работает? По какой-то причине пациент же умер.

Я всегда говорю своим студентам: "Ты совершил ошибку, это прекрасно!" Они спрашивают: "Почему?" - "Потому что теперь ты знаешь, как не надо делать. Ты научишься большему, когда ошибешься и разберешь свою ошибку, чем когда случайно все сделаешь правильно. Когда играешь в теннис, лучше пропустить мяч, к которому не готов, чем отбить как попало. Ведь тогда и дальше будешь отбивать мячи попало".

О рыбе, удочке, олигархах и медреформе

Поездки в Украину для меня не бизнес, а филантропия. Больше, чем Гарвардская школа, мне никто не заплатит. Поэтому нет смысла куда-то ехать, куда-то переться в непривычных условиях без персонала, с которым ты привык работать.

Раньше мне было трудно найти деньги на поездки нашей миссии в Украину, сейчас легче. Во-первых, у меня свой фонд. Во-вторых, образовался круг друзей, бизнесменов. Когда ты оказываешься в филантропическому мире и делаешь все честно, люди тебе верят.

Фонд я создал десять лет назад. Началось все с того, что мне надо было найти деньги, чтобы привезти в Бостон пациента из Украины. До этого я вообще не знал, как получать деньги. Я сделал около сотни звонков возможным донорам. Один человек ─ владелец ликеро-водочных сетей по всей Новой Англии, выписал мне чек на 50 000 долларов. Я не знал, что с этим чеком делать. Врач у нас нет права принимать пожертвования на свой банковский счет. Тогда адвокаты посоветовали мне открыть благотворительный фонд.

До этого я ездил по миру с лекарственными миссиями. Мы приезжали, лечили и уезжали. Если приезжаем и все делаем сами, можем помочь 50 или 70 пациентам. Это тоже хорошо. Но я понял, что мы можем сделать больше.

Есть два способа помочь ─ дать человеку рыбу или научить ловить рыбу. Второй ─ эффективнее. Важно не только помогать больным, но и влиять на медицинскую инфраструктуру страны, куда приезжаешь. Для этого необходимо взаимодействовать с имеющейся системой. Какой бы она ни была - плохой или хорошей - она работает. 

В Украине мы ищем талантливых людей, чтобы ваши врачи, медсестры, студенты в будущем могли делать то же, что и мы. Глупо думать, что, приехав куда-то, ты сможешь сам все сделать.

Меня часто спрашивают: зачем вы, успешный человек, тратите свое время на всю эту филантропию? Сначала я пытался объяснять, что в каждом человеке заложен альтруизм. Кто-то пожертвует миллион, а кто-то поможет бабушке перейти дорогу. 

Но со временем я понял, что такое объяснение не работает. Люди лучше воспринимают более понятные вещи. Теперь я отвечаю, что приезжаю в Украину, потому что здесь красивые женщины. К тому же это помогает разрушить образ героя, который мне здесь лепят.

Геннадий Фузайлов: «На постсоветском пространстве люди не очень понимают смысл филантропии. Часто ищут в этом какую-то скрытую выгоду. Поэтому важно дать им понять, что есть другая жизнь, другое восприятие человека». ФОТО: ГАЛИНА ИЛЬИНА

Я знаю, что в Украине не любят состоятельных людей. Считается, что если ваши олигархи делают что-то хорошее, они пиарятся и отмывают репутацию. Нелепая концепция.

Можно найти негатив в любой помощи. Я к этому иначе отношусь. Если человек имеет средства и выбирает направить их на помощь, я очень благодарен. Он действительно спасет чью-то жизнь. И об этом нужно честно говорить.

В Украине часто политизируют добрые дела. Говорят: "Как вы могли обсуждать какие-то дела с этим человеком? Это же грабитель и вор". У меня нет весов, на одну чашу которых я кладу принципы, а на другую ─ жизни конкретных детей. Я не могу объяснить их родителям, что ребенок умер или остался инвалидом на всю жизнь, потому что врач Фузайлов натянул белые перчатки и отказался пожать руку этому негодному человеку.

Есть ли люди, у которых я не возьму денег? Я очень осторожен в попытках выносить приговоры. Если человек совершил преступление, его должны судить. Есть государство, чтобы такого человека наказать. А если эти механизмы не работают, если люди, которые должны заставить это лицо понести наказание, не выполняют свою работу, не надо делать это чужими руками. Это попытка манипулировать, и я в этом не участвую. Если ваши олигархи ─ преступники, вы должны разбираться с ними сами.

Геннадий Фузайлов: "Проблемы информации сегодня нет, есть проблема с ее фильтрацией. Сегодня мне ни один лектор не может рассказать ничего такого, что я не нашел бы сам за 10 минут в онлайн-библиотеках. Одна из главных задач профессора ─ мотивировать студента и научить фильтровать поток информации». ФОТО: ГАЛИНА ИЛЬИНА 

Я не думаю, что медицину в Украине могут реформировать иностранцы. Они здесь не выживут, поскольку не знают, как работает изнутри система, которую хотят изменить. Даже если у них будет прекрасный план, это будет замечательный план на бумаге. Им тогда надо привезти команду своих людей и расставить на всех руководящих должностях - и в Киеве, и в регионах. Кроме того, что это технически невозможно, это еще и неправильно идеологически. Для украинцев это то же, что расписаться в несостоятельности навести порядок дома. И это плевок в лицо вашим талантливым людям, которым не дают ничего сделать у себя на родине.

За эти десять лет, что я приезжаю в Украину со своей командой хирургов, анестезиологов, медсестер, вижу здесь просто колоссальные изменения. Появились молодые талантливые врачи, изменились подходы к лечению. Вы этого не понимаете, потому что варитесь внутри и не можете посмотреть на себя со стороны.

В 2021 году я хочу приехать в Украину и читать лекции ─ для студентов старших курсов, интернов, которых еще можно чему-то научить. Но я не хочу давать мертвые знания, которые они и без меня найдут.

Я хочу, чтобы люди научились мыслить, иметь свое мнение и защищать его, вступать в диалог. Если у тебя нет своего мнения, как ты будешь лечить?

О культуре общения, агрессии и личном пространстве

Общение в Америке и на постсоветском пространстве очень отличается. В Америке зайти в лифт и спросить незнакомого человека, как у него дела ─ это нормально. Если я это сделаю у вас, человек решит, что я от него чего-то хочу.

У нас знакомство или разговор в баре или ресторане ─ это нормально. Я могу в баре предложить девушке бренди, и это не значит, что хочу с ней познакомиться. Это означает лишь то, что я обнаруживаю маленький знак внимания. На этом все и заканчивается, продолжениея нет.

На постсоветском пространстве воспитывалось пуританство, сдержанность в эмоциях, сдержанность во всем. Притом у вас считается нормальным физически нарушить личное пространство незнакомого человека: толкнуть в метро, наступить на ногу.

Однажды я ехал в такси и протянул водителю 200 или 500 грн, чтобы расплатиться. Он говорит: "У меня размена нет, иди разменяй". У меня и челюсть упала. Говорю: "Ты хочешь, чтобы я вышел из машины в дождь, пошел разменял и тебе принес?! Это твои проблемы, не хочешь ─ вези бесплатно. Или возьми доллары. Возьми кредитную карточку". Он говорит: "Ты не в Америке".

Я не смог бы с этим ужиться. Как не смог бы ужиться с тем, что врач вставляет двери и красит стены в своем отделении. Когда это увидел, спросил: "А кто будет людей лечить?"

На эту тему: Ковидная Одесса: нехватка врачей, трупы в коридорах и наплевательство на карантин

Конфликтность и агрессия ─ это почти всегда проявление неуверенности человека, неудовлетворенности. Раздражаются, повышают голос чаще всего те, кто считает, что иначе им не удастся достучаться до других, иначе их не услышат.

О большие камни и песочные замки

Есть история о том, как профессор философии взял в руки стеклянную банку, наполнил ее большими камнями и спросил студентов, полна ли она. Те ответили: да.

Тогда он взял маленькие камни и стал наполнять ими банку. Они заняли свободное место между большими. И снова спросил студентов, полна ли банка. Те снова ответили утвердительно.

Тогда он стал сыпать в банку песок. Тот полностью занял свободное место. Студенты ответили, что теперь уже банка точно заполнена.

Знаете, какой вывод? Если вы с самого начала заполните банку песком, большие камни туда не поместятся. Так и с жизнью - не наполняйте его песком.

Крупнейшие камни - это точки опоры: семья, родители и ценности. Меньшие камни - работа, дом, друзья. Песок - все остальное. Когда люди делают точкой опоры песок, все рассыпается, как песочный замок.

—

Михаил Кригель,  опубликовано в издании Украинская правда

На эту тему:

• Юрий Скребец: Прежде всего — врачи. И уже потом «правосеки» или кто мы там …
• 95 операций в блиндаже за 9 суток
• Украинские медсестры о реалиях работы: утомительно и мизерная зарплата
• Нехватка кислородных баллонов, больные в коридорах и 100 000 грн на лечение
• Операция «вакцинация» по-украински