За двумя зайцами: жизнь и смерть красного националиста

Версия для печати

Кажется, впервые приходится подавать биографический очерк без портрета главного героя. Все попытки найти хоть какое-то графическое изображение Николая Трофимовича Петренко-Самойленко оказались напрасными. Зато его следственное дело прекрасно сохранилась.

Как и харьковские газеты бурного 1917-го с пересказами пламенных речей украинского социал-демократа. И многочисленные мемуаристы не обошли Николая Трофимовича своим вниманием. Ведь заметной фигурой был - членом местного совдепа и киевской Центральной Рады, секретарем харьковского комитета УСДРП.

В 1933-м первый председатель Харьковской ЧК Сильвестр Покка вспоминал: «Под руководством украинских С.Д.-шовинистов делали свое дело гайдамаки. По Харькову проводил работу украинский шовинист (ныне коммунист) товарищ Петренко. Они быстро сумели создать в Харькове национальный полк, а также в Балаклее бригаду кавалерии».

Еженедельник «Рідне слово» частенько вспоминал Николая Петренко. Как политика, который поставил классовые интересы над национальными

На эту тему: Печальные приключения галичанина в Харькове

Украинский шовинист красного цвета может показаться нашим современникам не более реальным, чем квадратный колобок. Но старый чекист знал, о чем писал. Большую часть своей недолгой жизни Николай Трофимович пытался «притулити горбатого до стіни» - быть одновременно искренним украинцем и настоящим коммунистом.

Получалось плохо. Но наш герой пробовал снова и снова. Потому что отличался фантастическим упрямством. С 1917-го по 1937-й год, например, он принципиально не произнес ни одного слова по-русски. Ни здесь, в Харькове, ни в дальних лагерях. Хотя «двоюродной» владел отлично: кому-нибудь переводить Ленина не доверили бы. Так как было не заинтересоваться таким феноменом?

Впервые Николай Петренко нарисовался перед широкой публикой во время многолюдного митинга, который проходил в драматическом театре 24 марта 1917 года. Харьковские «Известия» отметили тогда «прекраснейший украинский язык» молодого оратора. И содержание его выступления тоже заинтересовало газетчиков: «Завоевать, во чтобы то ни стало, обновленную украинскую школу, в которой бы не учили про кулебяку и избу, а про украинскую хату».

В то время это звучало весьма радикально, как и ряд других требований, произнесенных Николаем Трофимовичем от имени украинцев. И прозвучала в его речи и вполне большевистская нотка: интересы всего народа никогда не бывают едиными. С буржуазией, пусть и трижды родной, украинским эсдекам не по пути!

Харьковский драматический театр - место триумфального выступления Николая Петренко 24 марта 1917 года

Этот свой тезис Петренко развил 26 апреля 1917 года, во время скандального заседания Харьковской городской думы. Теперь его слова выглядят совсем не политкорректными, но они были произнесены: «Українські с.-д. скоріше доручать оборону інтересів свого народу товаришеві по партії жидові чи москалеві, ніж українському буржуа».

Интересно, что принципиальный враг «буржуев» имел совсем не пролетарскую анкету. Отец его, горный мастер по специальности, происходил из казаков Полтавской губернии, а мать вообще была дворянкой. Окончил Николай Петренко престижную первую мужскую гимназию и жить с собственных заработков начал, как на то время, довольно поздно - в девятнадцать лет. Давал частные уроки, был конторщиком, счетоводом. Но почему-то еще в молодости очень проникся судьбой рабочих. И именно украинских!

Николаю не исполнилось и двадцати, когда его впервые арестовали «царские опричники». Произошло это в 1915-м, после того, как группа украинских социал-демократов под руководством Якова Довбищенко издала первый номер еженедельника «Слово». Он же оказался и последним: вся редколлегия пошла за решетку. В целом проклятый царизм отнял у Николая Трофимовича полтора года молодой жизни.

Первая мужская гимназия была, оказывается, рассадником «красного» национализма. В одно время с Петренко-Самойленко здесь учился будущий лидер украинских эсеров Андрей Заливчий

Но это было только начало лишений. Партийная анкета Петренко-Самойленко, датированная 1925 г., просто поражает: сплошные аресты! Отсидел два месяца во времена Скоропадского. Как социал-демократ. В октябре 1919-го арестовали деникинцы. Как украинского самостийника.

От белых удалось убежать, но поймали красные: в 1920-м Николай Трофимович просидел три недели в Кубанской ЧК. За самоотверженный труд в краснодарской «Робітничій просвіті».

Вернувшись в Украину, Петренко-Самойленко присоединяется к новому политическому проекту - Украинский коммунистической партии (УКП). Была она насквозь марксистской и вполне себе легальной. Но расходилась с КП(б)У в «национально-колониальном вопросе». Укаписты хотели большей самостоятельности для УССР, исходя из того, что коммунизм порабощенной нации и коммунизм нации господствующей - вещи принципиально разные.

Большевики терпели это «безобразие» до 1924-го. А потом распустили «попутчиков» постановлением Коминтерна. И параллельно прижали по линии ГПУ.

Петренко-Самойленко снова попал под арест! Как член Харьковского губкома УКП и председатель деркачевской районной организации.

К тому времени он уже два года работал в наркомате юстиции. Ведь успел получить в перерывах между отсидками соответствующее образование, пусть и незаконченное. Год учился на юридическом факультете Харьковского университета, и еще два - на юридическом отделении института народного хозяйства. Чего ему это стоило - можно только догадываться: голод 1922 года забрал у Николая Трофимовича молодую жену и малое дитя.

Юридический факультет Харьковского университета. Здесь Николай Трофимович учился в 1918-м

В наркомате Петренко-Самойленко ценили. За чрезвычайное трудолюбие и владение языком. В республике как раз разворачивалась украинизация, и специалисты его уровня шли на вес золота. Если бы еще Николай не был таким буквоедом ...

Недавнему эсдеку все время мешало ... знание законов. Арест в 1924-м стал следствием конфликта с председателем Деркачевского сельсовета. Тот приперся на заседание ячейки УКП и объявил, что на проведение таких мероприятий требуется согласие местных властей. Юрист Николай возразил: мы - легальная партия! Затем доказывал то же самое и в ГПУ. Путем голодания. К счастью, скоро выпустили.

На эту тему: «Люди все босые, раздетые и голодные». Харьковский концлагерь в мае-августе 1920 года

В 1925-м Петренко-Самойленко стал членом ВКП(б). Но родному слову не изменил. Жестко держался украинского как в устной речи, так и в деловой переписке. Чем доводил коллег по работе чуть ли не до бешенства.

Бывший прокурор Иосиф-Давид Розенберг жаловался кагэбистами в 1958-м: «Петренко-Самойленко по всему наркомату характеризовался как националист ... Зная о моем слабом знании украинского языка, но не хотел говорит по-русски». И Николай руководствовался другой логикой: почему я должен под кого подстраиваться у себя дома?

Да и не только дома! Как-то Николай Трофимович направил официальное письмо на украинском языке отделении «Джойнта». Коллеги вызверились: зачем?! Петренко-Самойленко объяснил: представитель украинского советского государства, заведующий кодексным отделом Наркомюста, не должен унижать республику перед негосударственной конторой.

Печать наркомата юстиции УССР. 1929 год

Во времена украинизации такие выходки иногда проходили, а вот «искривление классовой линии» обернулось для Петренко-Самойленко потерей партбилета.

Выперли его в декабре 1929-го, по итогам чистки. Так как дал положительный ответ на простой вопрос: имеют ли служители культа право на трудовое землепользование?

Обрабатывать собственноручно землю советское законодательство попам не запрещало. Прицепились к тому, что письмо Петренко-Самойленко отвечало только букве закона, но противоречил его духу. Ведь власть принципиально ограничивала духовенство в гражданских правах.

Еще чуднее получилось ответить на запрос, кто имеет право получать страховые выплаты по сгоревшие молельни. Николай Трофимович руководствовался законом и логикой: тот, кто годами делал страховые взносы. Но в УССР была странная ситуация: страховку за культовые сооружения платили не владельцы, а арендаторы - религиозные общины. А хозяевами молитвенных помещений считались местные органы власти.

Дом на Дзержинской (Мироносицкой), 91, в котором проживал Николай Петренко-Самойленко

Логичый ответ Николая коллеги расценили как попустительство попам. Лишь с третьей попытки, в июле 1930-го, удалось ему восстановиться в партии. Ведь доказал, что действовал в рамках закона.

А там и роковой 1933-й поступил. Выстрелы Хвылевого и Скрипника, казалось бы, забили последние гвозди в гроб национал-коммунизма. Время иллюзий прошло: обновленная империя оскалила обновленные зубы. Но Николай никак не мог угомониться: открыто выступил в защиту посмертно оплеванного Скрипника. А во время сборов ячейки Наркомюста борьбу КП(б)У с «националистическим уклоном» назвал борьбой с ветряными мельницами. И едва ли не мгновенно вылетел из партии.

8 декабря 1933 года Петренко-Самилейнка «забрали», оставив без отца семилетнего сына от второй жены. Долго с Николаем не церемонились: в следственном деле только один (!) протокол его допроса. Без даты и подписи следователя. Этого хватило, чтобы «тройка» ГПУ УССР вкатила бедолаге пять лет лагерей. За принадлежность к мифической контрреволюционной организации. Своей вины упрямый юрист так и не признал.

Постановление судебной тройки при коллегии ГПУ УССР от 24 февраля 1934 года

Еще по дороге в лагерь, пока харьковский этап шагал на Дальний Восток, Петренко-Самойленко плотно окружили ... эсэсовцами. Не теми, что из СС, а тем что от с/с - «секретный сотрудник».

Плоды упорного труда целой стаи стукачей сохранились в огромном количестве. И представляют собой широкую панораму лагерной жизни и подробный отчет о политических взглядах бывшего уэсдека-укаписта-большевика.

Вот, например, донос сексота «Сагайды» от 17 марта 1935 года: «проявляет себя чистейший украинцем, принципиально везде говорит только по-украински. По приезде в лагерь свою украинскую манеру довел до того, что собирался украинизировать даже весь лагерь, но из этого ничего не вышло».

Зато оправдались пророчества Николая, датированные тем самым 1935 г. и тщательно зафиксированные стукачами. Палачи Украины Павел Постышев и Всеволод Балицкий закончили расстрелом.

Из пикантного: неуклюжий суржик в доносах позволяет предположить, что стучали на Петренко-Самойленко таки землячки. А тезис о его чрезмерном якобы шовинизме опровергают списки ближайшего окружения николая, теми же стукачами тщательно составленные. В них - российские и еврейские интеллигенты, жертвы печально известной 58-й статьи.

Капитан НКВД Михаил Матвеев. Это его автограф стоит на акте о расстреле Николая Петренко-Самойленко

На эту тему: Июль 1917 года: как харьковские большевики за своего вождя пострадали

Окончательно договорился Николай после того, как с БАМЛАГа его перебросили аж на Соловки. Сработала, наконец, роковая фраза из лагерного дела: «взять на формулярный учет и в активную агентурную разработку». Доносов накопилось столько, что 9 октября 1937 года особая тройка УНКВД приговорила Петренко-Самойленко к высшей мере наказания. «За антисоветскую националистическую агитацию».

Расстреляли его в урочище Сандормох, накануне двадцатой годовщины «Великого Октября». Потому что кровавый режим и подарков требовал соответствующих. Цена украинского слова оказалась для Николая Трофимовича чрезвычайно высокой.

Вспомните о ней, когда услышите от кого-нибудь растиражированное «какая разница?»

—

Эдуард Зуб, историк, сотрудник УИНП;  опубликовано в издании Mediaport.ua

На эту тему:

• Кровавая победа красных: воля случая или воля народа?
• Иллюзии на крови. Революция 1917-го: уроки и предостережения
• Дорогой ценой. Венский сговор: последствия для Украины
• Россия большевиков против Украинского государства: эффект дежавю (1917-2014)
• Тайна 23 февраля. Украинцам есть что праздновать