Смертельная реструктуризация

Версия для печати

Деиндустриализация с выездом населения — картина довольно типичная для любых постсоветских городов, но надо учитывать, что Донбасс — это чисто индустриальный регион в его архаическом восприятии конца XIX века. И экономические циклы, и ментальность местных жителей вращаются только вокруг крупного производства как определенного сакрального символа, повода для гордости и даже тотема.

«Для меня город без производства — какой-то ненастоящий», — говорит наследственный рабочий Олег Сестрин из Мариуполя. Этот тип мышления, являющийся господствующим в регионе, загоняет последние десятилетия здешних людей в тупик.

В тему: Как Донбасс превращают в руину

«Катастрофическое падение производственных циклов на Донбассе произвело несколько серьезных влияний на психику и менталитет жителей, — утверждает психолог Андрей Башкиров из Донецка. — Понятно, что когда ты теряешь почти мгновенно все привычные средства зарабатывания денег, то потом панически боишься любых изменений и держишься даже за тот минимум, который у тебя сейчас есть, — это то же навязчивое желание „стабильности“, на котором играют сейчас политтехнологи. Однако влияние этой деиндустриализации было гораздо глубже.

Учитывая промышленную ориентированность всей здешней жизни, рабочие традиции вроде „шахтерских династий“, „стахановских рекордов“, „пролетарского достоинства за свой завод“, люди без „родного“ предприятия вообще теряли смысл существования. Рушились все устои устоявшегося бытия, граждане переставали ценить и любить место, где родились и прожили всю жизнь. Отсюда все проблемы „черного пояса Украина“ — пьянство, равнодушие к законам, взрыв криминалитета т.д.. В последствиях этого периода Донбасс живет и поныне, что уж говорить о реальном процессе обезлюживания маленьких городов и сел».

Действительно, банкротство шахт для шахтерского городка — это, без преувеличения, смертный приговор и ему самому, и людям, ибо оно отвергает их в эпоху натурального хозяйства во всех смыслах. Шахта — не только работа, которая дает деньги на жизнь, но и коммунальная инфраструктура, социальная сфера, система обеспечения, ощущение собственной нужности и т.д.. Поскольку никакой альтернативы в смысле работы при закрытии предприятий никто не давал и не дает, в 1990-х годах начался процесс обезлюживания и экстремальной социально-трудовой миграции из этого региона, который продолжается до сих пор.

«Так называемая реструктуризация во многих случаях была не обязательно нужна, — утверждает гражданский активист, предприниматель и бывший шахтер Александр Ильченко из Свердловска на Луганщине. — Углепром в 1990-е совершенно сознательно уничтожали. Местное руководство получило карт-бланш из Киева на бесконтрольную продажу и продукции, и очень дорогого оборудования, и самих предприятий за бесценок в частные руки.

Целый край оказался на грани выживания, тогда как кучка тех, из кого сейчас складываются так называемые местные элиты, озолотилась. Этот процесс хотя немного и затормозился, но продолжается до сих пор, ведь предприятия, которые остановились, в 90% уже никогда снова не заработают. А значит, люди, которые там работали, вынуждены искать лучшей доли за городом, где выросли, но уже невозможно выжить. Потому что ни местная, ни центральная власть вообще ничего не делает, чтобы дать жителям бывших шахтерских городов любую другую экономическую перспективу».

В тему: Енакиево: страх будущего

«Шахтоцид»

Ярким примером ситуации в целом на Донбассе является Луганская область, где на начало 2012 года зафиксировано 11,5 тыс. брошенных квартир.

И это только официальная статистика, ведь, как утверждают эксперты, очень распространенной является практика, когда на бумаге жилплощадь имеет собственника, а фактически там давно никто не живет, потому что люди на заработках без шансов на возвращение. Поэтому реальное число заброшенных домов может быть втрое большим, что дает все основания говорить о существовании многих городов Донбасса в режиме «призраков».

В некоторых депрессивных городах пустуют целые районы. Например, в Брянке, городке угольщиков за 58 км от Луганска, где во время крупной промышленной реструктуризации из 12 шахт, кормивших город, закрыли 9. Этот правительственный маневр довел его до гуманитарной катастрофы. За 20 лет население уменьшилось почти вдвое. Люди начали разбегаться кто куда, чтобы выжить, оставляя жилье на произвол судьбы, потому что в середине 1990-х продать недвижимость в луганской глубинке за $ 100-300 считали большим успехом.

30-летний Александр, ныне житель Луганска, вспоминает, что в 1996-м его семья продала двухкомнатную квартиру в еще одном депрессивном городе, Зоринске, с бонусом в виде земельного участка за $300. Считает, что ему и родным очень повезло, потому что на год позже их соседи уже не нашли покупателя на свою квартиру, когда уезжали искать лучшей доли в России, поэтому им пришлось просто закрыть дом и так оставить.

...Въезжаем в Зоринск, город встречает копром шахты. Она уже не работает, поэтому напоминает скелет какого-то огромного металлического монстра. Почти сразу в глаза бросаются безлюдные дома — сначала единичные усадьбы в частном секторе, затем — целые многоэтажки.

Процесс уничтожения города зашел слишком далеко — почти все встречные местные жители рассказали, что работают не в Зоринске и мечтают из него уехать, как это сделало большинство их родственников и знакомых. Единственное, что дает выживать нескольким тысячам аборигенов, — это трасса М-04 до пограничного пункта «Изварино», которая проходит по городку, и возможность ездить на работу в Алчевск.

Другая очень важная проблема для жителей, которые даже не были связаны с производством напрямую — безальтернативность здешней экономической системы, что также провоцирует массовый необратимый отток населения из фабрично-депрессивного региона. «Если не хочешь идти на завод, тебя не поймут, — объясняет художник Андрей Серый из Ясиноватой, который сейчас живет в Киеве.

— С детства на тебя начинают давить, когда мечтаешь о чем-то, что не вписывается в здешний культурный код. Как, ты хочешь рисовать? Мол, в стране заводы стоят, но все хотят быть художниками. Все профессии, не связанные с производством, у нас считают какими-то несерьезными. Поэтому у меня и моих единомышленников никогда не было и нет на современном Донбассе выбора — надо ехать при первой возможности, не искать лучших поводов. Если надо покинуть жилье — и пусть оно горит синим пламенем».

«Я плохо помню родной город, — говорит Сергей Галкин из Снежного Донецкой области, семье которого посчастливилось перебраться в Борисполь под Киевом. — Мы поехали оттуда в 1997-м, когда закрылась шахта, где работали мои отец и дед. Работы не было вообще никакой, нужда такая, что даже продукты в магазин завозили плохо, и покупать их все равно не имели за что. Из детства в Снежном уже мало что помню, кроме множества памятников Ленину. Не был там ни разу после отъезда, и не тянет, если говорить откровенно».

В тему: Богатство на воровстве. Как уголь Донбасса становится золотом в кармане «донецких»

Уменьшить зависимость

В тех городах, где угольная промышленность хоть как-то сохранила свои позиции благодаря приватизации шахт, ситуация с обезлюдевшие не прогрессирует настолько катастрофическими темпами. Например, в пресловутом городе Суходольске, где в прошлом году в результате аварии погибли 28 шахтеров, в последние годы в брошенные квартиры начали возвращаться люди. Даже несмотря на то, что, по статистике, именно в этом городе темпы убыли — одни из самых быстрых не только на Донбассе, но и вообще в Украине.

Суходольск, на первый взгляд, производит тяжелое впечатление: серые улицы, обшарпанные дома, которые не видели ремонта минимум со времен распада СССР, одинокие фигуры местных жителей. Брошенное жилье напоминает все прочие, ставшие вдруг депрессивными места региона. Но особенно фантасмагорический вид имеют дома, где чередуются заселенные и незаселенные этажи.

В тему: Равнодушие как предвестник бунта: жители Донбасса уже жалеют о своем политическом выборе

Например, в 12-этажке на окраине города, где на четвертом этаже установлена решетка: дальше пути нет. «Это хорошо, что недавно заварили проход, — рассказывает местный житель. — Потому что раньше наркоманы там себе логово было устроили. Но вот в соседнем подъезде молодая пара недавно выхлопотала себе разрешение на заселение пустой квартиры. И вселилась уже, пытается сделать ремонт».

Местные власти Суходольска поощряют заселение покинутого когда-то жилья. Квартиры передают в собственность новым жильцам бесплатно, но сделать ремонт в квартире они обязуются за свой счет. Именно таким образом постепенно в некоторые дома-призраки начинает возвращаться жизнь.

Но надолго ли? Последние два года правительство Николая Азарова постоянно декларировало, что углепром очень нужен государству из-за желания уменьшить газовую зависимость от России. Поэтому, мол, вскоре начнется ренессанс этой отрасли. Однако, как утверждают экономические эксперты, в действительности властным олигархам совсем не выгодно переходить на уголь, ведь это потребует перестраивать производственный цикл, который вполне устраивает их и сейчас. Поэтому ожидать каких-то позитивных изменений шахтерскому краю вряд ли стоит.

Самая большая проблема в том, что власть даже не пытается хоть как-то диверсифицировать исключительную экономическую ориентированность Донбасса на тяжелую металлургию и углепром. Тем самым она оставляет население зависимым от прозябания этих отраслей, которые являются неконкурентоспособными из-за изношенности технологий, неэффективности использования рабочей силы и сырьевой характер местного производства. Большинство производственных мощностей находятся в руках частных владельцев, которые, однако, почти не вкладывают денег в модернизацию. Поэтому в такой ситуации процесс закрытия фабрик и шахт с последующим обезлюживанием городов будет продолжаться.

В тему: Донбасс без прикрас: жуткая реальность шахтерской глубинки (репортаж)

Фактически можно констатировать, что вся социально-экономическая система Донбасса находится в тупике. Чтобы вывести ее оттуда, нужны не только реформы производства как такового, но и меры, которые позволили бы населению, не способному больше работать на заводах и шахтах после реорганизации, перестать быть пролетариатом, намертво привязанным к тяжелой промышленности и угольной индустрии. Именно такой болезненный, но крайне нужный процесс Донбасс должен рано или поздно пережить. Так же, как это сделали его предшественники во всем мире, вроде немецкого Рура или британского Уэльса. Вопрос только в том, не будет ли поздно.

Богдан Буткевич, Константин Сорокин; опубликовано в издании «Тиждень»

Перевод: «Аргумент»

В тему:

• Frankensstein Денис Казанский: Донбасс для Украины — это как ГДР для Западной Германии
• Донбасс является типичной посттоталитарной территорией — Антон Мухарский
• Донбасс как гиря на ноге у арестанта
• «Другой» Донбасс — «донецкие» глазами зарубежных кинопублицистов
• Членов Партии регионов в Донецкой области уже больше, чем членов КПСС во времена СССР