Степан Полторак: Территории мы не сдадим

Версия для печати

Министр обороны рассказал о том, что: отведенные от линии разграничения подразделения могут вернуться на позиции за 15 минут, западные партнеры приезжают изучать опыт украинской армии; военный бюджет — не большой и не маленький; с 2018 года министр обороны должен быть гражданским лицом.

— Начнем с оперативной информации, с того, что происходит на Востоке в рамках рамочного соглашения, подписанного 21 сентября, но по сути так и не выполненного в полном объеме. Станица Луганская стала камнем преткновения. Какова обстановка сейчас, и как Вы вообще оцениваете перспективы этого разведения сторон, которое было задекларировано, но которое так трудно происходит?

— Я нарочно сказал «добрый день», потому что он хорош для украинской армии. Потому что, наконец, после того как Президент Украины своим указом определил 14 октября Днем защитника Украины, мы празднуем свой профессиональный праздник не в день создания армии агрессора, а в исторический день, который очень много значит для Украины.

В тему: 14 октября — День защитника Украины. Земной поклон всем, кто защищает Украину!

Что касается ситуации, произошедшей в районе Луганска, в районе разведения, на трех участках, она остается, к сожалению, сложной. Потому что с первого раза и практически без серьезных проблем мы отвели войска в районе Золотое. С трудом, но со второй попытки были разведены войска в районе Петровского. Там, к сожалению, во время развода в первый раз, когда мы попытались развести, наши подразделения попали под обстрел, и это было, кстати, в присутствии ОБСЕ, которые после этого уехали оттуда, и уже со второй попытки мы отвели войска от линии столкновения.

Сегодня стоит вопрос по Станице Луганской, уже были попытки развести, но то, что 6 октября был обстрел и, к сожалению, вчера ночью с ГП-25 так же был обстрел наших позиций. Хорошо, что никто не пострадал, но такие обстрелы были. Сейчас мы принимаем решение, потому что обстрел, который был 6 числа, после которого мы были вынуждены 9 октября не проводить разведения войск, он был мощным, а обстрел, который был буквально вчера ночью, он был незначительным и неприцельным. Сейчас решение принимается, мы консультируемся — будем ли мы дополнительно устанавливать время для того, чтобы полностью были выполнены требования для того, чтобы развести.

Я хотел бы сказать, что там не только требования прекращения огня, но и круглосуточное наблюдение миссии ОБСЕ. Здесь тоже есть проблемы, потому что, к сожалению, ОБСЕ наблюдает за линией отвода не только в световой день. Ночью есть проблемы. И когда будут выполнены эти два условия, мы готовы к разведению. И здесь я хотел бы заверить мирное население, проживающее в этом районе, что позиции, опорные пункты в районе Станицы Луганской мы не оставляем, угрозы для мирного населения никакой нет. Вооруженные силы находятся в районах, которые им определили в своих опорных пунктах, которые находятся рядом, а также в осложненной ситуации они очень быстро смогут занять свои опорные пункты.

— Это, я так понимаю, ответ представителям политических сил, которые говорят, что сдаем территории, а на самом деле один километр, на который отведена в рамках этого соглашения украинская армия. Один километр — это время для возвращения в случае необходимости?

— Я сказал бы даже больше. На всех участках есть один километр, так оно было определено в рамочном соглашении, там есть и меньшие территории. И для того, чтобы нам занять позиции, опорные пункты, нам достаточно 15-20 минут. И то, что, к сожалению, у нас любую ситуацию используют таким образом, чтобы создать какую-то нестабильность, я хотел бы дать ответ таким политикам — не тратьте время, территории мы не сдадим, и мир, и покой сохраним.

— Перейдем к геополитическим вопросам. Конгресс США принял закон, предусматривающий предоставление Украине летального оружия, и теперь, по Вашим словам, все зависит от самих Соединенных Штатов. Там сейчас период турбулентности, на финишной прямой избирательная кампания. Очевидно, впереди еще будет определенный период для формирования нового окружения новоизбранного президента. Действительно ли все зависит от США или же у Украины остаются рычаги для интенсификации, возможно, этого вопроса? Он слишком значителен.

— По моему глубокому убеждению, мы в первую очередь должны делать сами все, что зависит от нас, чтобы построить армию, которая была бы способна защищать свою Украину. А потом уже рассчитывать на помощь других, чтобы быть независимым от решения Сената или других правительств других стран. О процессе, о котором Вы упомянули: он должен пройти определенный путь до принятия решения. Президент Украины сделал все возможное для того, чтобы мы получили это оружие. Я неоднократно встречался с министром обороны США Эштон Картером, последний раз мы встречались в Лондоне. Они понимают всю необходимостьтого, что нам нужно в первую очередь, но я считаю, что все-таки мяч сегодня находится на поле Соединенных Штатов, и решение остается за ними.

— У Вас действительно плотный график зарубежных поездок, достаточно плотный график контактов с высшими должностными лицами других стран. Как они вообще воспринимают нашу армию, которая сделала такой рывок за два года, прыжок фактически?

— Я несколько дней был в Швеции и в Эстонии. В Швеции мы встречались, общались, я изучал опыт Швеции, потому что Швеция — одна из стран, которая, не входя в НАТО, смогла достичь полной совместимости своих войск с подразделениями Альянса и построила их по стандартам Альянса. Швеция очень серьезно отработала вопрос, связанный с развитием военно-промышленного комплекса. Они производят подводные лодки, корабли и самолеты, и их опыт для нас очень интересен. Также порядок построения территориальной обороны у них тоже очень хорошо отработан.

Мы изучали эти вопросы, и я хотел бы сказать, что у всех, с кем я встречаюсь в коротких командировках за границей, я получаю полную поддержку. В Швеции было сделано заявление, и министр обороны от правительства Швеции, они полностью поддерживают наши действия, наши стремления. Такая же ситуация и в Эстонии. Во время встречи с министрами более 40 стран в Лондоне, я провел больше 15 встреч. Все как один, даже Турция, которая сегодня сближается во взаимоотношениях с Россией, подтвердили свою позицию относительно территориальной целостности Украины, о недопустимости оккупации Крыма. Так что мы остаемся в орбите, на поле, вернее, в поле зрения всех наших друзей и партнеров.

То, что они относятся очень хорошо к тому, что мы сделали за два года — да, это есть, и многие из них просили контакты и сегодня многие приезжают к нам для того, чтобы изучать этот опыт. Потому что за эти два года мы не только укрепили армию, но и успели провести очень много организационных вопросов, мы призвали и практически демобилизовали более 200 000 человек за эти два года, это огромная работа. Полностью поменялась структура, порядок оснащения, вооружения. Работа проведена огромная, для них это интересно и они готовы к сотрудничеству.

— А как вы оцениваете потенциал и коэффициент полезного действия нашего оборонного комплекса, то есть, опять же, в ретроспективе за два года? Как мы продвинулись и как мы используем оборонный комплекс сегодня?

— Военно-промышленный комплекс два года назад и сегодня — это абсолютно разные понятия и разная ситуация, как, кстати, и армия два года назад и сейчас. Наверное, не только армия, но и все силовики: это касается и СБУ, и Нацгвардии и полиции. Практически все силовые структуры сделали большой шаг вперед. То, что касается военно-промышленного комплекса: на момент начала войны военно-промышленный комплекс мог только ремонтировать.

Практически на стадии завершения был проект создания БТР-4Г, и то он был только такой, знаете, я бы назвал его пилотным, потому что после того, как мы закупили первую партию в 2014 году, тогда я еще был командующим Нацгвардии, партию, которая должна была идти за границу; мы после этого за два года еще добавили и отработали 99 недостатков, которые были в этом БТР. Сегодня военно-промышленный комплекс выпускает БТР-4, БТР-3, минометы, на выходе ракеты, другую технику, модернизированные танки, модернизированные средства ПВО, авиация, то есть самолеты, поэтому сегодня это другой военно-промышленный комплекс, но проблем очень много. И эти проблемы, в первую очередь, в том, что ограничено финансирование.

В тему: В Днепре начаты испытания нового ракетного комплекса для армии

Мне очень часто задают вопрос: бюджет большой или маленький? Сказать, что бюджет большой, это неправда. Сказать, что он маленький, это тоже неправда. Потому что он точно больше, чем прежде. И надо спросить, сколько у нас есть тех денег? Я вам скажу просто, почему я говорю, что он не большой и не маленький. Потому что если сравнить, сколько тратят страны на одного солдата, и у нас — разница большая. Так, в Соединенных Штатах один солдат обходится в 500 000 долларов, в странах Балтии — 88, в Польше — 98, в России — 83.

У нас солдат сегодня обходится в 6700 долларов, это мало. В этом году он будет по проекту бюджета, который сейчас находится в Верховной Раде, уже более 10 000. Мы на правильном пути, но мы четко понимаем, что у нас больше просто нет в стране. И здесь на второй план выходит вопрос, связанный с рациональным использованием этих денег, с борьбой с коррупцией. Здесь, кстати, у нас есть серьезные, в том числе, и успехи. Поэтому я убежден, что нам многое удастся сделать, несмотря на то, что мы имеем бюджет не очень большой.

— Реформирование в Минобороны, даже хэштег таковой имеется — #реформы в Минобороны — это одно из тех министерств, в котором массив реформ, которые нужно было сделать, просто огромен. То есть работы было, на первый взгляд, неподъемно. Мы все помним и Волонтерский десант в Минобороны, и достаточно масштабные произошедшие изменения. Если говорить по итогам двух лет, какие направления Вы бы назвали успешными, то есть то, где удалось реализовать по-максимуму реформирование, а какие требуют еще работы и работы? Где наибольшее сопротивление?

— Почему очень трудно проводить реформы в Министерстве обороны — потому что это действительно абсолютно закрытая структура. Раньше я не помню, чтобы мы столько говорили о Минобороны, сколько сегодня говорим. Раньше у нас не было таких экспертов, которые знают практически все: они знают, как надо обеспечить армию, знают, как надо воевать, как надо повысить состояние воинской дисциплины, поэтому эта работа действительно тяжелая.

Почему у нас не получалось ничего раньше? Потому что главной причиной является то, что не было государственного подхода к реформированию, не было комплексного подхода, не были отработаны документы стратегического оборонного планирования. Мы всегда за все время независимости пытались подготовить такую программу, но она завершилась на уровне создания программ, годовых документов, и все. Сегодня мы четко определили путь. Мы отработали Стратегию национальной безопасности и обороны, мы отработали Военную доктрину, кстати, которая, опять же, четко определяет наш путь.

Мы там впервые записали стремление наше вступить в Альянс, мы четко определили наше движение в Европу, мы четко определили, кто у нас является потенциальным врагом — Российская Федерация. Второе. Стратегический оборонный бюллетень, который в принципе является дорожной картой, отработан с почасовым графиком по каждому году, что мы должны сделать. Этакая матрица, приложение к Стратегическому оборонному бюллетеню, и мы утвердили его и приняли, сегодня по нему работаем. Буквально вчера прибыл главный стратегический советник Джон Абизаид, вчера мы уже с ним обсудили первые шаги, которые мы должны делать. Буквально на следующей неделе приезжает так же Паркер из Великобритании, советники из Канады, Литвы, Германии, они будут предоставлять именно консультативную помощь на самом высоком уровне.

Я хотел бы сказать, что сделано, конечно, много. Во-первых, мы восстановили органы военного управления, и они работают сегодня в полном объеме. Мы создали объединенный оперативный штаб. Мы сформировали 25 новых бригад. Мы сформировали Силы специальных операции, и они в этом году должны достигнуть полноой боеготовности. Мы начали восстанавливать Военно-морские силы и значительно повысили военные способности Военно-воздушных сил.

В наших планах до конца года завершить работу, связанную с созданием нормативно-правовой базы в развитии Вооруженных сил, провести реформирование 40% подразделений Министерства обороны и в районе 25% Генерального штаба. Почему мы таким уступом делаем? Для того, чтобы в ходе боевых действий мы не потеряли управление войсками. Мы не можем одновременно делать реформу повсюду. И так по каждому году. В 2017 году мы планируем практически на 80% завершить реформирование Минобороны и на 50% Генштаба. Мы планируем завершить реформирование объединенного оперативного штаба, видов Вооруженных сил уже в соответствии с новыми структурами и новыми задачами.

В 2018 году мы планируем завершить реформирование Министерства обороны, где будет четко определен гражданский контроль над Вооруженными силами, и министр обороны должен быть гражданским лицом, будет назначен государственный секретарь, будет осуществлено перераспределение функций, задач, системы контроля, системы ответственности на всех уровнях. Ну и 2019-2020 годы — завершение реформирования всех органов военного управления, всех подразделений в соответствии со стандартом, который существует.

И завершаем мы реформирование уже Вооруженных сил тем, что у нас разделяется должность Главнокомандующего и начальника Генерального штаба. У нас создаются структуры, подобные уже структурам в странах Альянса. Мы приобретаем совместимость с подразделениями Альянса, мы можем выполнять боевые задачи, потому что у нас порядок подготовки, принятия решения, оценки ситуации будет одинаковым, как и порядок ведения боевых действий. Мы планируем всю эту работу завершить до 2020 года и получить боеспособные новые Вооруженные силы. Что-то нам не удается. Пока мы идем по графику — то, что мы подготовили и сделали, но есть небольшое торможение в тех вопросах, которые связаны с финансированием.

Так, например, мы не можем сегодня провести в полном объеме реформирование логистической системы, потому что для этого нужен определенный ресурс. Мы не можем провести реформирование порядка обеспечения военнослужащих жильем, потому что, опять-таки, нужен определенный ресурс. Но я думаю, что мы на этапах реформирования, у нас есть сегодня ряд вопросов, которые чуть впереди, и которые немного отстают. Мы их подтянем, и я очень надеюсь, что до конца 2020 года мы выполним обязательства, которые взяли на себя. Хотя мы четко должны понимать, что реформа армии может быть только вместе с реформой экономики и реформой военно-промышленного комплекса.

— Вы упомянули военную доктрину, в ней четко зафиксировано наше стремление к вступлению в Североатлантический альянс. Впереди непростой и долгий процедурный путь. Очевидно, что в Украине должны быть введены соответствующие реформы и стандарты. Но если говорить о состоянию на сейчас — в самом Альянсе, армии каждой из стран Альянса, то она имеет свою специфику, свои особенности. Если Турция — то это считается одна из самых мощных армий. Если это страны Балтии, то они, так сказать, сейчас в авангарде, и не дай Бог какой-то агрессии со стороны России. Если говорить об украинской армии — да, мы пока не в Альянсе, но потенциально, то вот в рейтинге мощи, опыта, скорости реагирования, Вы бы где определили нас в этом рейтинге?

— Думаю, что определять рейтинг, наверное, не совсем уместно, но я хотел бы сказать, что мы точно не находимся на дне, потому что мы сегодня, имея такой боевой опыт, кстати, последний опыт проведения сухопутных операций в Европе был во время Второй мировой войны, и Украина имеет серьезный опыт. Причем здесь я хотел бы отметить, что очень важно, что этот опыт имеют солдаты, а еще куда важнее, что такой опыт имеют офицеры. Мы научились принимать быстро решения в трудной ситуации, мы научились отвечать за свои решения.

Они сегодня на себя берут очень серьезную ответственность практически по всем направлениям. И здесь, учитывая то, что мы успели практически поменять систему подготовки, усовершенствовали работу органов военного управления, я думаю, что сегодня украинская армия — на передовой.

Я этим горжусь, потому что несмотря на те проблемы, которые у нас есть, у нас есть очень много серьезных забот, их нельзя увидеть каждый день, их даже нельзя пощупать каждый день, но если, не дай Бог, будет какая-то угроза, то такого, как было изначально, когда от Мариуполя до Киева, от Харькова до Киева не было ни одной военной части, которая была бы способна вести боевые действия ... я хотел бы сказать, что с начала войны я был командующим Нацгвардии, тогда я не мог собрать одну роту БТРов, 10 БТРов не мог собрать для того, чтобы выполнять задачи, они были все неисправными. Такая ситуация была и в Вооруженных силах. Сегодня все по-другому.

— Пока мы на пути в Альянс, и этот путь может быть не столь быстрым, каким бы нам этого хотелось. Речь также идет и о статусе Украины как союзнике Соединенных Штатов, основного союзника США вне НАТО. И Вы говорите о шансах Украины в этом контексте как о достаточно больших. Что может повлиять на положительное решение этого вопроса, на сроки его принятия и, главное, что это дает Украине?

— Думаю, что шансы у Украины есть по всем направлениям, не только в военной сфере, это касается и экономики. Буквально во всех, потому что Украина имеет огромный потенциал, главное, что она имеет лучшую территорию, а еще самое главное, что она имеет лучших людей — умных, опытных, очень патриотичных людей, и у нас действительно есть много есть возможностей. То, что касается армии, конечно, что путь к вступлению в Альянс может быть разным. Есть страны, которые сразу вступали в Альянс, есть страны, которые, я уже приводил вам пример Швеции и Финляндии, которые являются партнерами США, но не вступали и не вступают пока в Альянс. Путь может быть разным.

Если мы будем идти постепенно, то вариант того, чтобы мы стали партнерами США — он является приемлемым для Украины, он даст нам возможность более быстро развиваться и реформироваться, потому что партнеры США имеют больше ресурса, больше помощи, больше внимания. От кого это зависит? Я убежден, что снова больше это зависит от нас, от того, как мы будем работать уже сегодня, как мы работаем, как мы будем реформировать, какие подходы у нас будут, видение, желание. Все это сыграет, я думаю, главную роль. Потому что если мы сами не хотим и не идем таким путем, то нам вряд ли кто-то будет помогать.

— О седьмой волне мобилизации хочу Вас спросить, той, которой пока нет, в которой пока нет необходимости. Об этом сказал Верховный главнокомандующий с аргументацией, что у нас достаточно сил, у нас достаточно сильная контрактная армия, у нас достаточно сильные резервы. И именно здесь я хочу спросить у Вас предметно. Что представляет собой контрактная армия сейчас, каков ее объективный уровень, насколько в ней заинтересованы сегодня украинские мужчины и женщины?

— За этот год мы действительно очень серьезно продвинулись вперед. За 25 лет я лично слышал об этом каждый год практически — даже программы принимались, даже был запрещен призыв на срочную службу — что мы должны построить профессиональную армию. Но, честно говоря, только последние два года принимаются очень серьезные меры для того, чтобы это сделать.

На сегодня, только за этот год, практически за 9 месяцев, мы призвали более 57 000 мужчин и женщин на службу по контракту. В месяц мы призываем от 5000 до 7000. Если сравнить, в прошлом году эта цифра была 200-300 человек в месяц, и конечно, если учесть, что у нас идут боевые действия, и Вы понимаете, что не все люди так быстро принимают решения, что он готов рисковать своей жизнью. Нам удалось это сделать. И сегодня большинство частей уже укомплектованы военнослужащими по контракту.

В тему: Армия перестает быть «народной»

После завершения демобилизации последней очереди, она, кстати, до конца октября будет завершена, на фронте и в зоне проведения АТО, и на линии соприкосновения не останется ни одного военнослужащего по мобилизации, там не будет ни одного солдата срочной службы, там останутся только военнослужащие по контракту. Я очень часто слышу, что большая неукомплектованность воинских частей.

Я хотел бы вновь рассказать и успокоить людей. Это процесс рабочий, когда идет ротация и доукомплектование, потому что за год мы увольняем мобилизованных, набираем контрактников. Контрактников мы не просто набираем, мы получили опыт мобилизации, начиная с первой минуты, когда люди, не прошедшие подготовку, ушли на фронт, потому что не было возможности, и было много потерь, и уровень подготовки такой армии был очень низким.

После того как мы сделали выводы, мы сначала людей отправляем в учебные центры, мы их готовим, они проходят обучение, мы проверяем уровень готовности, — даже те, кто уже имеет боевой опыт, и только после этого они идут в воинские части и их пополняют. Поэтому такой разрыв бывает. И даже то, что в некоторых частях бывает некомплект, у нас есть расчеты, мы знаем эту проблему и мы готовы быстро ее решить.

На общее состояние готовности Вооруженных сил это не влияет. То, что касается седьмой волны мобилизации — действительно, проводить ее сейчас необходимости нет, потому что, кроме того, что мы набрали на контракт более 57 000 человек, мы проводим очень серьезную работу с резервом. Буквально за последний месяц мы провели учения и мы призвали практически больше 10 000 человек, мы провели учения с 9-ю бригадами, там бригады и десантников, и механизированных частей, артиллерийские бригады, и провели с ними учения. В каждую бригаду призывали более 1000 человек. Это те люди, которые в принципе должны иметь боевой опыт, но они находятся в ближайшем резерве и они практически в считанные часы могут прибыть и стать в армию.

Таких людей у нас больше 100 000, которые готовы прибыть и стать к оружию. Самое главное, что у нас восстановлен учет мобилизационного ресурса. К сожалению, те шаги, которые предпринимались ранее, когда уничтожались военкоматы, и практически почему такие плохие результаты были мобилизации первой и второй волны — да потому что учета не было, он был уничтожен; саботаж, конечно. И сегодня в основном нам удается эти вопросы закрыть, и поэтому я с оптимизмом смотрю на то, что у нас есть очень хорошие перспективы как для профессиональной армии, так и для нашего резерва.

Кстати, то, что касается профессиональной армии, оно не только в том, чтобы набрать военнослужащих по контракту. Одна из стратегических целей, которую мы поставили перед собой, реформируя Вооруженные силы, как раз и является профессионализация армии. Это и уровень подготовки офицеров, сержантов, солдат, их умение принимать решения, система подготовки, все это как раз и является нашим приоритетом для того, чтобы создать профессиональную армию.

В тему: Новая армия Украины: учения ВДВ на полигоне «Широкий Лан»

— Возможно, флагманом как раз в этом направлении является Литовско-польско-украинская бригада, которая была создана, которая формировалась, слаживалась, и которая боеспособной должна быть уже в следующем году — по крайней мере, Вы так говорили. На каком этапе слаживание?

— Действительно, есть литовско-польско-украинская бригада, как раз такая форма нашего сотрудничества со странами Альянса предоставляет возможность нам в первую очередь достичь максимальной совместимости. То есть наши подразделения, а у нас там она построена по принципу — командование и штаб бригады созданы из офицеров Литвы, Польши и Украины, а также командир бригады — будут меняться каждый год. Сначала будет польский, затем литовский, потом украинский командир бригады и соответственно заместители и штаб. Эта бригада прошла формирование, она прошла первые штабные учения, где проводилось слаживание органов военного управления.

Сейчас мы выходим на второй этап, когда слаживание пройдут уже и подразделения. У нас в состав этой бригады входит батальон десантников из Львова, и на втором этапе в декабре — начале следующего года уже будут учения с привлечением личного состава. Конечно, это дает нам возможность как раз получить опыт, сравнить, каким путем мы идем, потому что во время учений мы видим и чувствуем, кто действует лучше, как принимается решение, как организовывается взаимодействие. Именно эта бригада дает нам возможность сверять наш курс и учиться друг у друга, так как во время учений наши партнеры так же учатся у нас.

— Я хотела бы уточнить. Когда был критический период, когда был очень важен инструктаж западный, то есть инструкторы из стран, где армия на более высоком значительно уровне, чем украинский, и те инструкторы сыграли свою ключевую роль в тот нужный момент; но не раз уже приходилось слышать, что теперь наши украинские инструкторы, которые имеют боевой опыт, которые участвовали в очень серьезных военных операциях — они теперь не менее ценные для стран западного мира.

— У нас сегодня нет таких примеров, когда наши инструкторы работают за рубежом, но те военнослужащие из США, Канады, из Литвы, из других стран, которые сегодня работают у нас в учебных центрах, те контрактники, офицеры, которые выбирают Украину для проведения совместных учений, конечно, они получают очень серьезный опыт от наших ребят. Потому что, опять же, я уже говорил в начале, немного инструкторов, даже те, которые очень хорошо подготовлены, имеют боевой опыт.

Тем более, военные действия очень быстро меняются — тактика, стратегия, подходы. И здесь надо чувствовать ситуацию. Наши ребята, порой бывает, с передовой прибывают на учебу, поэтому они, как говорят, в теме, они четко ориентируются. И действительно, ребята, которые приезжают из других стран, с большим удовольствием получают этот опыт от наших. Нам удалось сегодня не просто учить наших солдат за счет инструкторов, приезжавших из-за рубежа — мы научили своих инструкторов, а они уже учат наших и тех, кто к нам приезжает.

В тему: Украинская армия заявляет о внедрении 65 стандартов НАТО

— Силы специальных операций. Их создание прошло достаточно тернистый путь, но в конце концов они созданы, и даже уже состоялось пять мероприятий оперативной подготовки. Как себя проявили? И еще вопрос. Это очень специфическое подразделение, и потому освещение его функционала, его деятельности и, тем более, его состав требует отдельного регламента. Здесь уже нужен инструктаж для журналистов, активистов — как рассказывать о них, чтобы это не навредило ССО?

— К сожалению, у нас есть некоторые традиции, в том числе и среди журналистов, мы не всегда видим границу, за которую нельзя переступать. То, что касается Сил специальных операций — это именно тот случай, когда нельзя переступать границу. Я думаю, что общество должно знать четко, чем они занимаются в целом, они должны знать задачи, но подробности их обучения, тем более — места расположения, тем более — планы, вооружение, техника, перспективы — об этом точно говорить нельзя.

Я хотел бы для всех сказать, что они созданы, мы работаем по развитию инфраструктуры, по созданию учебного центра, по созданию самого Центра сил специальных операций, мы работаем над боевыми возможностями этих сил, но точно могу сказать, что главной задачей ССО является сохранение территориальной целостности Украины. Они работают на украинский народ и Украину.

— Количественный состав — это тоже тайна?

— Нет, не секрет. Их столько, сколько нам нужно.

— Это для тех, кто мониторит, так сказать, из-за рубежа. Пусть как хотят, так и понимают. Кстати, еще о информационном сопровождении. Мы вспоминаем, как непросто выстраивался этот процесс взаимодействия между журналистами, обществом, военными, добровольцами в первые месяцы, даже в первые годы российской агрессии на востоке Украины. Иногда цена ошибок была слишком высокой. Можем ли мы сегодня говорить, что информационное сопровождение происходящего на востоке, на передовой, является грамотным, системным, и что оно уже отработано?

— Я бы не сказал, что сегодня нам все удалось сделать, потому что если взять, например, что мы говорили о Вооруженных силах, там у нас было понятие, как это делать, у нас были знания, но не было возможности, но мы сделали такие шаги. То, что касается информационного противодействия, то у нас и знаний не было, и мы не знали, каким путем двигаться, каким образом организовать эту работу.

Поэтому здесь проблем обычно много; но если сравнить то, что было, и то, что сейчас, то сдвиги серьезные есть, но, по моему мнению, они недостаточны. Нам надо садиться вместе и работать, в том числе мы должны работать не порознь — журналисты отдельно, военные отдельно. От этого толку не будет никакого, потому что взгляды разные, а цель должна быть одна — это правдивое освещение ситуации и так, чтобы не навредить никому. И здесь я считаю, что во время совместных встреч мы должны находить правильные пути для того, чтобы эту работу улучшить. Она сегодня нуждается в улучшении, хотя сделано очень много.

— По каким направлениям Вы определили наиболее слабое звено этого сотрудничества, где надо выработать общий регламент?

— В первую очередь, это касается освещения боевых действий на линии соприкосновения. Здесь есть серьезная проблема. Иногда мы сталкиваемся с такими вещами, которые являются недопустимыми. И здесь, кстати, есть ошибки как в работе военных, которые, к сожалению, иногда боятся журналиста, они видят в нем какую-то угрозу. Так же проблема и у людей, которые должны заниматься этой очень необходимой работой, доводить до общества правду.

И здесь эта проблема наиболее остра. Те журналисты, которые вместе с личным составом находились в опорных пунктах, были под обстрелами и принимали практически участие в боевых действиях — только с камерой, они совсем по-другому работают, и личный состав на этих журналистов по-другому смотрит. Я думаю, что это направление — направление для нашего сближения и нашей хорошей работы.

— Какой Вы видите украинскую армию после того, как покинете пост министра обороны? Вы, по сути, выполнили миссию стартапа украинской армии и, очевидно, имеете видение того, каким она должна остаться для потомков. Я здесь имею в виду украинских военных не количественно и не материально-технически, а именно то, что называется духом, то, что называется кодексом чести, то, что называется сознательностью. Какой должна остаться Украинская армия для будущих поколений?

— Я снова настаиваю на том, что украинская армия не должна быть особенно по духу, по силе похожа на какую-то другую армию. Украинцы имеют огромный потенциал, это особые люди, и я думаю, что мы способны построить армию, которая была бы с великим духом, силой, патриотической. Я очень хотел бы, чтобы мы убрали все проблемы, все недостатки, которые у нас были. Потому что когда мы пришли из Советского Союза и стали независимыми, к сожалению, так случилось, так бывает в жизни, все, что было хорошо, мы уничтожили, а то, что было плохое, оставили.

Я хотел бы, чтобы все-таки было наоборот, чтобы офицер в первую очередь видел в своем солдате человека и к нему так относился, чтобы человеческие качества были на первом плане, чтобы солдат гордился своим командиром и шел за ним в бой, чтобы он был готов отдать свою жизнь, защищая своего командира, но он должен это делать сознательно. А командир должен постоянно помнить, когда он принимает решение, что от того, что он может принять неверное решение, пострадают люди. И цена этих ошибок — человеческая жизнь. Вот тогда, когда нам удастся таким образом построить нашу армию, я убежден, она будет непобедимой.

—

Яна Конотоп, опубликовано на сайте телеканала «5 канал»

Перевод: Аргумент

В тему:

• Война. Ну что ж...
• Обретаем Армию заново
• «Наступать в лоб — неправильно. Надо делать по-украински — продвигаться тишком-нишком»
• Где взять для армии новых командиров?
• Гибридные войны: какой должна стать украинская армия
• Спасение Европы — в победе Украины