Берлин 1961. Стена

На фото: строительство разделительной стены в Берлине 50 лет назад — в августе 1961 года. Photo by Corey Hatch / University of Utah

Президент Атлантического совета внешнеполитических исследований США, журналист Фредерик Кэмп выпустил недавно книгу «Берлин 1961: Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на планете Земля». В книге дается иная, не очень привычная оценка обеих личностей. В списке газеты «Нью-Йорк Таймс» эта книга является бестселлером. Интервью с Фредериком Кэмпом.

57-летний Ф.Кэмп, который просит называть его просто Фрэд, до того, как возглавил Атлантический совет, почти 30 лет работал в газете «Уолл-Стрит Джорнал». Им написаны также книги «Оте­чество: личные поиски в новой Германии» и «Сибирская Одиссея: путешествие в русскую душу».

В 2002 году он, американец, вошел в список 50 наиболее влиятельных европейцев, а также вошел в первую четверку журналистов в Европе. Он начинал корреспондентом «Уолл-Стрит Джорнал» в Лондоне, затем работал в Вене, открывал корпункт газеты в Берлине, освещал развитие движения «Солидарность» в Польше, реформы Горбачева в СССР и его встречи с Рональдом Рейганом, писал о войне в Афганистане, Ираке и Ливане, был, как журналист, свидетелем объединения его родной Германии и распада Советского Союза.

В название своей новой книги он ввел цитату из Хрущева, сказавшего, что Берлин 1961 года  — это «наиболее опасное место на Земле». Фрэд Кэмп анализирует единственную встречу Кеннеди и Хрущева в Вене в июне 1961 года. Разговор между двумя крупнейшими лидерами того времени был, по мнению Кэмпа, взрывоопасным. За встречей последовало возведение Берлинской стены и затем — противостояние американских и советских танков у контрольно-пропускного пункта «Чарли» на Фридрихштрассе в Берлине.

О Кубинском ракетном кризисе (в России его называют «Карибским кризисом» — прим. ред.) написано гораздо больше, но именно Берлинский кризис, по мнению Кэмпа, привел к Кубинскому и к обострению ситуации в Холодной войне. Тогда в Берлине одна малейшая ошибка какого-нибудь нервного солдата или офицера могла превратить Холодную войну в горячую и даже в ядерную.

— В моей книге я утверждаю, что Кубинского кризиса не было бы, если бы Кеннеди более решительно повел себя во время Берлинского кризиса. Кеннеди позволил Хрущеву построить Берлинскую стену и отгородить Восточную Германию от Западной в надежде на то, что Кремль правильно поймет миролюбивые намерения Вашингтона и согласится на двустороннее сотрудничество, отказавшись от гонки ядерных вооружений. А Хрущев воспринял это как слабость, нерешительность и даже трусость американского президента. И тогда Хрущев решил, что Кеннеди проглотит и следующую пилюлю: советские ракеты на Кубе.

— Поэтому вы считаете Берлин 61-го наиболее опасным моментом тогдашней истории?

— Большинство историков считает, что самым опасным моментом в Холодной войне был Кубинский кризис. Но близкое, в ста метрах друг от друга, противостояние советских и американских танков у контрольно-пропускного пункта «Чарли» было не менее опасным. И в том, и в другом случае мир стоял на грани ядерной войны.

Из моей книги становятся очевидными две вещи. Первая — американцы совершенно не учитывали роль внутренней политики в СССР. Хрущев был сначала, возможно, наилучшей фигурой для улучшения американо-советских отношений, а не ухудшения. Вспомним, что в СССР была впервые полностью опубликована инаугурационная речь Кеннеди, и глушение радиостанции «Голос Америки» было ослаблено. Но на Хрущева оказывали давление неосталинисты, которые не могли простить ему разоблачения культа личности Сталина.

Инцидент с У-2 в мае 1960-го, когда был сбит американский разведывательный самолет, фактически нанес удар по Хрущеву, которого его соратники обвинили в наивности его надежд на улучшение отношений с США. Наиболее консервативное крыло тогдашнего Политбюро ЦК КПСС подталкивало его к более жестким мерам в отношении США.

Америка, повторяю, никогда не понимала внутренней ситуации в СССР. Если бы Кеннеди понимал это, он иначе бы строил отношения с Хрущевым. В свою очередь, советская сторона не понимала особенностей внутренней политики США, не понимала, что молодому президенту, только вступившему в должность, требуется время для самоутверждения, для того, чтобы определиться со своими союзниками и противниками на мировой арене.

— Вы часто обвиняете президента Кеннеди в недопонимании, в неопытности, даже в слабости. Напрашивается вывод, что Америка, как и вся планета, оказывалась в наибольшей опасности тогда, когда президентом США становился человек нерешительный и малоопытный в международных делах...

— Я бы сказал, слабый президент, а вернее, кажущийся слабым. Даже если он не является таковым, он гораздо чаще подвергается испытаниям со стороны противника. Противник спешит воспользоваться случаем. Так было и во времена существования Советского Союза, так происходит и сегодня. Посмотрите хотя бы на поведение Ирана.

Другое отрицательное качество президента, когда в речах он гораздо решительнее, чем в делах. Именно в этом можно упрекнуть Кеннеди. Такая непоследовательность, такое противоречие между словами и делами заставляет нервничать не только противников, но и союзников США. Это затрудняет объединение сил союзников, которые не знают, что на самом деле мы хотим предпринять по тому или иному вопросу...

— Сегодня Хрущев воспринимается многими больше как комический персонаж истории, тогда как Кеннеди — как героический. В США Кеннеди входит в число наиболее любимых и почитаемых президентов. Но в вашей книге они выглядят иначе.

— Мне интересно в этой истории, что оба человека совершенно не понимали друг друга. Один — 43-летний сын мультимиллионера, другой — 67-летний сын шахтера, сумевший пережить все сталинские чистки и Вторую мировую войну. Он совсем не такой уж комический персонаж. Хрущев изо всех сил боролся за выживание в самые трудные времена истории своей страны и выжил в этой борьбе. (Но не следует забывать, какой ценой он выжил... — ред.) И не будем забывать, что он все же был реформатором. Хотя и стихийным, в чем-то более подсознательным. Он был очень уязвимым, даже легко ранимым человеком и подозревал, что Запад его не принимает всерьез.

Поэтому Хрущев стремился доказать Америке, доказать сначала Эйзенхауэру, а потом и Кеннеди, что он — равный им по силе противник. А Кеннеди был по характеру ведомым, не инициировавшим действия, а отвечавшим на них, он был не импульсивным, как Хрущев, а рассудочным, и не был, я бы сказал, инстинктивным президентом, каким были, например, Трумэн или Рейган. В первый год правления нерешительность Кеннеди привела к многим ошибкам.

Сам он, когда журналист спросил, можно ли написать книгу о его первых 12 месяцах на посту президента, ответил, о какой книге может идти речь, когда весь первый год был полон провалов в политике его администрации. Он сам считал провалами и высадку в заливе Свиней, и венский саммит, на котором, по словам самого Кеннеди, Хрущев его переиграл, и Берлинский кризис. Все это было до Кубинского кризиса 1962 года, когда Кеннеди проявил, наконец, решимость, и сегодня мы оцениваем его деятельность именно по этому факту. А в 1961-м году, по оценке самого Кеннеди, он выполнял свои обязанности плохо...

На мой вопрос, будет ли его книга «Берлин 1961» переведена на русский язык, Фрэд Кэмп ответил, что заявки на перевод пока нет.

Александр Сиротин, Нью-Йорк, опубликовано в Seagull magazine №16 (195) 

В тему: «Оранжевое» лето 1953 года: «рабочее восстание» Германии